Мари снова холодно улыбнулась.
— Ну почему же? Ничего подобного не замечала!
— Но я угадал?
— Угадали!
— О! — застонал Ефим. — Познакомьте нас! Я хочу видеть этого человека! Проведите его ко мне этого счастливца!..
Мари вопросительно посмотрела на Ефима, как бы переспрашивая, надо ли?
— Все на пользу! — успокоил ее Ефим.
Англичанин оказался довольно симпатичным, несмотря на явную примесь Альбиона: рыжеватый и с обычным несколько лошадиным выражением продолговатого умного лица. Только мосласт не в русскую меру, что впрочем в вину ему вменять никто не собирался, даже Ефим.
— Да, после Черчилля овсянку на островах забросили, сэ-эр! — заметил он при приближении нового лица.
Жених Мари был помощником посла по ля-ля-ля, Фомин не понял каким, делам. Вероятно, очень деликатным, потому что англичанин был невероятно учтив, при этом естественен и даже угловато обаятелен, к тому же он хотел понравиться сразу всем, тем более, друзьям своей невесты.
Наверное, шпион, они все шпионы, подумал Фомин неприязненно, и выпил с ближайшего стола. Оттуда прилетела оплеуха. Оказалось, это опять был Гриша со своей кинематографической дамой и Гриша подумал, что Фомин нарочно. Завязалась дурацкая вялая потасовка. Порядок навел Ефим, громко послав всех нах… Все стихло, а дама с Гришей еще раз поменяли стол.
У англичанина при этом сделались замечательные глаза: больничная карта всех русских, некий анамнез. И знакомиться он теперь не очень спешил, порываясь что-то показать Мари в самом дальнем от этой гоп-компании углу зала. И было от чего: он оказался, вдобавок ко всему, не просто Эшли Аддиган, а сэр пэр старший лорд норд форд хранитель какой-то печати подвязки замазки и прочая Эшли Аддиган.
Фоме захотелось уйти и он снова выпил, уже с другого стола, не такого буйного.
Беседа, наконец, завязалась.
— А вы чем занимаетесь, Эфим? — спросил сэр Эшли, старательно выговаривая эти странные славянские имена.
— Я доктор, — скромно сказал Ефим. — Ну, еще менеджер и импресарио вот этого вот типа… — Он дернул Фомина за рукав, чтобы тот не так явно сваливал в разговоре. Фомин чуть не упал от неожиданности.
— Жалобы есть? А то сразу вылечу, как его! — кивнул он на ищущего равновесие Фомина.
Англичанин лечиться не хотел, зато заинтересовался самим Фоминым.
— А вы, Андрон, коллега Эфима? Вместе сотрудничаете?
Он хорошо говорил по-русски, почти правильно, только со звуком «е» у него были какие-то проблемы, он все время делал его оборотным.
— Он поэт, и как все поэты — эбанутый! — немедленно отреагировал на это Ефим.
— Как интересно! — обрадовался англичанин, благоразумно пропустив эпитет мимо ушей. — И какой, хороший, возможное?
— Ну, если эбанутый, значит, хороший, — опять ответил за Фомина Ефим.
— Эбанутый, это слэнг такой? Я правильно понял? — Сэр Эшли не выдержал и продемонстрировал широту как образования, так и восприятия. — Это значит немножко странный, да? Правильно?
— Правильно, правильно! — подтвердил Ефим. — Только не немножко, к сожалению, а очень прилично.
— Но для поэтов, каким существует мистер Фомин, это, наверное, ближе к норме, не правда ли? Никто не вправе судить поэта, — улыбнулся сэр Эшли.
Он хотел, чтобы в компании все было хорошо или хотя бы без драки. Но Ефиму было на это плевать. Он вел себя все более как попало.
— Не-е! — покачал он головой. — Я б их не то что судил, расстреливал бы! Особенно эбанутых и обнутых. С ними вообще никакого сладу нет. Заказываешь про Родину, пишет про помойку! Вот сейчас бы расстрелял, да деньги вложены!
Сэр Эшли покрутил головой, утрясая информацию, потом принужденно рассмеялся:
— А, понимаю: менеджер, агент!..
Он опасливо похлопал Ефима по плечу: мол, понимаю, шутка!
— Ну все, я пошел! — сказал Фомин, которому надоело стоять болваном.
— Почему? — удивился Ефим. — Сейчас стихи прочтешь, докажешь. Вот!..
Он достал откуда-то лист бумаги…
— Это из его последних опусов. Правда, черте что и без размера, но что возьмешь с них, с поэтов?.. Я вам лучше из его ранних прочту, про избы серые ее… родины.
И Ефим с чувством прочел ошеломленным слушателям Блока о том, каквязнут спицы расписные в расхлябанные колеи, и невозможное возможно…
— Вот это я понимаю про родину! — сказал он, закончив.
Вокруг них собралась уже небольшая, слегка обалдевшая толпа, раздались жидкие аплодисменты. Ефим скромно поклонился.
— А еще он пишет сочинения Пушкина, Шекспира, Данте, Гете и Бодлера на языке оригиналов, причем, именно те, что проходят в самой средней английской школе, — кивнул Ефим сэру Эшли. — Европейски пишущий человек! Или вот!..
Не давая опомниться слушателям, он прочел и Маяковского. Ефим читал с таким пафосом, что англичанин засомневался в том, что он шутит и уже вопросительно посматривал на Мари. Толпа, поняв, что это не перфоманс, а разборки, стала плотнее.
— Ну, а что-нибудь посвежее у вас есть? — спросила Мари. — Последнее?
— Да говорю вам, последнее время стал грешить размером, на прозу сваливать! Вернее, не поймешь, то ли стихи, то ли проза. Ну вот, к примеру… — Ефим заглянул в листок бумаги. — Я еще правда и сам не читал… а, ну вот!..
И он начал читать, заунывно, нараспев, копируя аденоидную манеру Бродского:
— Четвертая Точка в самом Центре Миров, Где нет никакого Дыхания, Но Оно так сильно с обеих Сторон, Что только Четырежды Семь Замков Спасут тебя от испепеляющего Огня Истины! Тогда все. Почти…
Ефим сделал паузу — каково?.. И продолжал с еще большим вдохновением:
— Алмаз всезнания в твоих руках, Но это пока ты там. Но кто там? Только Ману и Двое никому Неизвестных. Кто ты, чтобы попасть туда?..
— Это ты мне? — спросил он, все тем же бродским голосом, закончив читать.
— Кому же?.. Ты же просил про выходы.
— Можно? — протянула руку Мари.
Ефим механически, не глядя, отдал листок, продолжая буравить глазами Фомина.
— Гениально! — сказал он. — И после этого ты хочешь уйти?
— Потому что, если я не уйду, я кому-то сильно настроение испорчу! — пообещал Фомин.
Люди вокруг них стали расходиться по добру по здорову.
— И физиономию! — добавил он, недвусмысленно чиркнув взглядом сначала по Ефиму, а потом по сэру Эшли. Драка разбудила в нем воинствующий инстинкт.
— Наверное, мне? — сказала неожиданно Мари и с улыбкой посмотрела на Фомина.
В руках у нее был исписанный его каллиграфическим почерком лист бумаги. Фомин смешался. Сэр Эшли недоуменно смотрел на Мари: эти странные русские, даже невесты… Напрашивается получить по физиономии?..
Ситуацию круто переменила Вера. Она появилась неожиданно и сразу набросилась на сэра Эшли, прервав светскую беседу напрочь.
— Ой, кто это у нас? — удивленно закричала она. — Вы обязательно должны мне танец!.. Ну и что, что кино, Фима, а в антракте?.. Какой галстук!.. Вы курите?.. Вы, наверное, да нет, точно лорд какой-нибудь, кипанидзе, правда?..
— Что это у вас? — увидела она высокий стакан в руке англичанина.
— Дай-ка попробовать! — уже совсем безапелляционно потребовала она.
Англичанин, несмотря на то, что был помощником посла по всяким деликатным вопросам, несколько растерялся. Это было уже не какое-то абстрактное попрание прав человека на заводе «Серп и молот» или на перекрестке Триумфальной, а конкретный собственный дорогой костюм. Вообще-то, озадачены были все, даже Ефим слегка присвистнул, но сэр Эшли особенно и, главное, непоправимо! Мало того, что у него отняли (силой!) какой-то сложный коктейль с зонтиком и ананасом, так еще и измазали какой-то дрянью! Потому что в отличие от аккуратного Ефима, Вера была вся в крови: рот, руки, — видимо, доедала и разошлась не в меру.
— Это моя жена Вера! — хмыкнул Ефим. — Вы уж извините, критические дни. У нее вечная проблема с вашими тампонами. Раньше вата была наша, так мы и горя не знали!..
Теперь уже всеобщая озадаченность сменилась обалделостью, поражены ею были все, даже Мари, которая изо всех сил, словно по какому-то уговору с Ефимом, старалась не удивляться его выходкам. А сэр Эшли понял только одно: дела у Веры, конечно, плохи, но почему она тогда лезет к нему, а не в туалет, что было бы естественно. И вообще в такие годы можно было бы уже и научиться гигиене?! Вера же, в продолжение этого внутреннего монолога, висела на совершенно растерянном англичанине, как груша на сухой британской сосне и размахивала коктейлем.
— Миллионы женщин объединяет один секрет! — громко поведала она присутствующим и подняла палец. — Это тампоны Obi!.. Только один, все остальное на виду!..
Она подмигнула Мари: мол, правда, ведь?
— Извините, господа!.. — Сэр Эшли наконец пришел в себя и был, если не в бешенстве, то во всяком случае в чем-то таком же горячем.
Он с большим трудом оторвался от Веры, церемонно поклонился всем и пробормотал что-то вроде: было приятно, никогда не забуду!.. При этом он брезгливо оттолкнул возвращаемый Верой заляпанный стакан. Забыть такое было действительно невозможно, тут англичанин был совершенно искренен, несмотря на то, что дипломат.
— Нам тоже, нам тоже!.. — Широко улыбался Ефим, имея в виду приятность времяпрепровождения. — Вот Верочка выздоровеет, бог даст, можно будет приятно поговорить в безопасной, я бы сказал, бескровной, обстановке. Вы уж извините!
— Мари?.. — Сэр Эшли Аддиган всем своим видом показал, что уходит.
Мари кивнула. Было видно, что ее таким же странным образом, как и все предыдущие, нисколько не задела последняя выходка Ефима и Веры, и прощалась она с видимым сожалением.
— Вы мне прочтете свои стихи… когда-нибудь? — спросила она у Фомина. — Сам?
— Так мы на ты или на вы? — уточнил он, стараясь отыскать в ее глазах хоть что-то.
Ничего. Нет, жалость. Хуже, чем ничего! Он открыл рот…
— Прочтет, прочтет! — заявил Ефим. — Вы приходите к нам почаще, давненько вас не было. А то уедете и не повидаемся!