— А мы и согласны, никакого сопротивления, — сказал Фома, снова усаживаясь на стул. — Только одеться вот не успели… — Он показал сапог. — И оружия нет… А в чем, собственно, дело?
— Капитан, ничего подозрительного!.. Они одни.
Похоже, капитан был озадачен. Бравый вояка, красивый особой солдатской красотой: седоватые аккуратные усы, мужественные продольные складки, выцветшие в походах голубые глаза, — подозрительно посмотрел на них…
— А где женщина? — спросил он.
— А! — обрадовался Фома. — Вы ищете женщину? Она выпрыгнула в окно, они тут пуганые!
— Я спрашиваю, где женщина?! — рявкнул капитан, посмотрев на закрытое окно; желваки на его скулах заходили, словно живые.
— Здесь нет никаких женщин, капитан, — сказал Доктор. — Позвольте узнать все-таки, на каком основании мы задержаны?
— Основание узнаете. Позже, — пообещал капитан и, окинув еще раз хмурым взглядом комнату, скомандовал:
— Вывести! — И вышел.
— Похоже, у него приказ только доставить нас, не более, — пробормотал Доктор под нос. — Кажется, он и сам не знает, почему берет нас под стражу. Это радует.
— Рад слышать, Док, что вас что-то еще радует, — откликнулся Фома.
— Выходить! — последовала команда, и их вывели во двор…
Стояла глубокая ночь. Во всех окнах постоялого двора торчали бледные от лунного света и испуга физиономии. Фома приветливо помахал им рукой. Лица исчезли.
— Твой бенефис, — кивнул Доктор. — Крикни еще: каросские не сдаются! — и их всех заберут с нами!
— Доктор, а вот ваша разговорчивость меня пугает. Вы не выспались?..
Их посадили в открытую повозку, для охраны четверо всадников ехали сзади скрипучей колымаги. Гвардейцы переругивались между собой из-за того, что приходится в такое время мотаться черте где, что вечно им выпадает выполнять обязанности полицейских, которые в это время спят, как сурки, в общем, все надеялись, недвусмысленно поглядывая на пленников, что это будет самый спокойный переход в мире. Фома же просто мечтал об этом, страшно хотелось спать. А раз Доктор спокоен, значит спать можно.
В воротах королевской резиденции их встретил человек в скромном, почти монашеском одеянии — длинная темная накидка с капюшоном. Лишь только кортеж прошел вовнутрь, капитан отдал команду закрыть ворота и поднять мост; высокая крепостная стена резиденции короля была защищена еще и глубоким рвом. Судя по всему, крепость относилась к разряду неприступных. Гвардейцы капитана разошлись только после того, как он спросил об этом человека в капюшоне, тот небрежно махнул рукой, и солдаты разошлись, поругиваясь. Остался лишь капитан, да и то для того лишь, чтобы неизвестный в его присутствии мог узнать, как обращались с гостями его королевского величества. Это была новость для всех, включая и капитана. Он был этим заметно уязвлен.
— У меня был приказ не о приглашении, а о задержании! — пробурчал он. — Что вы из меня шута делаете?
Старый вояка отвернулся и стал набивать трубку, бормоча, что это вообще не его дело — арестовывать и даже приглашать.
— Да ничего, все нормально, если не считать, что на дворе ночь, и мы как бы немножко спали, — ответил Фома на вопрос человека в капюшоне, воодушевленный тем, что они, оказывается, гости короля.
— Ты как, Док, не очень обиделся? — спросил он, оглянувшись на учтивца. — Нет, господа, не очень! Ради его величества, он готов…
— Мы польщены оказанной нам честью, — опередил его Доктор. — И готовы в любое удобное для его величества время предстать пред ним.
— Что я говорил! — закончил Фома. — Хотя можно было бы и помыться и поспать!
— Ну что ж, — ответил незнакомец. — Время пришло, и вас действительно ждут.
Потом он обратился к капитану:
— Блейк, вы можете идти, мы дойдем сами. Благодарю вас.
Капитан молча кивнул, раскуривая трубку.
— Господин Джулиус!.. Господин Томас!..
Человек в капюшоне сделал приглашающий жест, взял факел у ближайшего к нему часового и направился к той самой крепости или замку, который наблюдали Доктор и Фома вчера вечером на закате. Вблизи резиденция короля поражала еще больше; белые стены, выступая из темноты, были сложены в основании из огромных каменных глыб и подогнаны так, словно их тесали ювелиры-гиганты. Но Фому это сейчас не занимало, вернее, занимало совсем другое.
— Ты не даешь мне поесть нормально, так дай хоть поспать, — выговаривал он Доктору. — Что мы как заведенные?
Доктор пожал плечами.
— Бесполезно, не забывай, что это король.
— Да в гробу я видел! — возмутился Фома. — Как там его?.. Э!.. Послушайте… постойте!.. — обратился он к проводнику.
— Меня зовут Танер, — обернулся человек, — Сэр Тон Танер, если угодно. Помощник-секретарь его превосходительства господина советника.
Теперь, когда он в свете факела взглянул прямо на них, удалось рассмотреть его лицо. Это был крепкий старик лет шестидесяти пяти. Сухая бледная кожа сложилась в неровные валики между морщинами, и поэтому лицо помощника-секретаря было больше похоже на кору старого дерева, которая к тому же вот-вот отвалится. Сидящие где-то очень глубоко маленькие глаза неопределимого в темноте цвета лишь усиливали впечатление — сухарь, педант, каши не сваришь.
— Господин секретарь! — попробовал растопить лед Фома. — Нам бы все-таки хотелось привести себя в порядок, выпить чашечку кофе… ну, вы понимаете?..
Помощник-секретарь ничем не показал, что понимает, о чем говорит Фома.
— Чтобы предстать, так сказать, пред светлы очи и не удручать их своим видом, — вынужден был объяснять Фома. — А это, как вы понимаете, займет немного времени. Боюсь, сэр, мы заставим его величество ждать и, не дай круги, задержим его в более важных утренних делах!
— Его величество ничто не может заставить ждать или задержать, — заявил помощник советника сухо. — Его величество сейчас как раз работает, впрочем, как и всегда. Он ждет вас. Там, кстати, вас будет ждать и чашечка кофе, если вы так хотите.
Это значило, что привести себя в порядок, то есть поспать хоть немного, им не дадут. Фома обречено пожал плечами. Слава опять же кругам, что переодеться им все равно не во что, а то было бы жалко, подумал он. Зато мы, может быть, получим возможность действовать легально в этом королевстве, подумал он еще, и понял, что это не его мысль
— Док, не лезь в личную жизнь! Моя голова это святое!
— Никто и не лез, — негромко ответил Доктор. — Ты бормотал это себе под нос. Возьми себя в руки.
— Вот видишь, я устал, мне надо отдохнуть.
— Поверь, мне горько это слышать, — усмехнулся Доктор.
— Кстати! — сказал Фома. — Ты не заметил, что наш секретарь советника действительно как-то очень горько говорит о своем его величестве?
— Интересно, — вяло обронил Доктор.
— Очень интересно! — подтвердил Фома. — Грустный секретарь советника это грустный советник. Правильно?
— Не факт, но допустим, и что?
— А то, что грустный королевский советник это гвоздь в заднице короля, уж поверь мне!
— Как заднице или как гвоздю?
— Как гвоздю в заднице! Док, ты меня удивляешь!.. О, смотри какая дверь!..
Они подошли вплотную к какому-то незаметному входу в резиденцию короля.
— Словно в застенок! Не удивлюсь, если мы здесь встретим преждевременную смерть. Не помывшись. Хороши будут гостины!
Тяжелая кованая дверь была под стать массивным стенам и узким окнам-бойницам дворца. Парадного входа не было видно. Не удостаивают?
— Хочу предупредить вас, — сказал им секретарь все тем же ничего не выражающим голосом, когда они подошли к двери. — Что вы ни в коем случае не должны в присутствии его величества упоминать о смерти и даже говорить само это слово…
Фома с Доктором переглянулись: ну и слух! Сообщение прозвучало так же неожиданно, как неожиданно легко поддалась руке секретаря советника массивная с виду дверь. За ней оказались два вооруженных алебардами человека.
— …это запрещено указом под страхом смерти, — услышали они еще.
Что я говорил, посмотрел Фома на Доктора. Доктор, как обычно, промолчал, а Фома решил подождать с комментариями и вопросами. Они прошли огромный зал при входе и оказались в узком и длинном коридоре, ведущем неизвестно куда в темноту, от факела к факелу. Никто не встретился им на пути на всем протяжении коридора.
Показался еще один зал, такой же огромный, как и первый, и такой же пустынный, ни души! Только зажженные факелы потрескивали, нехотя освещая пространство вокруг себя. Зловещие картины стали сами собой рисоваться в воспаленном от недосыпа воображении Фомы. Но они не стали останавливаться и в этом зале, и снова шагали за проворным не по годам стариком по длинному коридору, от факела к факелу.
Снова зал и снова коридор. И хотя было устойчивое впечатление, что они все время то поднимаются, то спускаются куда-то, Фома подумал, что может быть их просто водят по кругу, чтобы создать впечатление еще большей грандиозности королевского дворца. Ни коридоры, ни залы, на его взгляд, ничем не отличались друг от друга, кроме того, что идти по ним становилось все неприятнее, с ощущением чего-то обязательно ужасного впереди. «Теперь я понимаю, как трудно подданным его величества, постоянно находящимся здесь и вынужденным ходить этими страшными коридорами! Предупреждение секретаря справедливо: как тут не вспомнить о смерти? — думал Фома, плетясь за Доктором. — Да она тут за каждым углом!»
— А скажите, господин секретарь, — вежливо спросил Фома, когда они прошли, все так же не останавливаясь еще несколько пустых залов, один страшнее другого, — долго ли еще идти? Я в принципе уже понял, что о смерти с его величеством говорить нельзя… и думать тоже, поэтому, может быть, мы как-то сократим путь к нему?
— Вы также не должны удивляться тому, что его величество бессмертен, — услышал он в ответ; голос старика секретаря и без того невеселый, звучал в этом подземелье, как загробный.
— А чему тут удивляться? — Фома оглядывал темные сырые стены коридора. — Здесь жить да жить! Прекрасный образчик потусторонней архитектуры!