Хлопнула дверь, и такси, сразу набрав страшную скорость, понеслось по улице, с визгом объезжая шарахающихся людей и машины.
— В чем дело?! — Фомин было рванулся, но ощутил себя словно замурованным по самые глаза.
— Ты пойдешь с нами! — сказал водитель, поворачиваясь к нему.
Фомин не успел ни ответить, ни испугаться толком, потому что из-за поворота, на такой же дикой скорости, выскочил грузовик и словно стена встал у них на пути.
— Смотри-иии!!! — закричал он водителю, закрывая глаза, так как больше ничего не мог сделать, его мертво держали, не давая шелохнуться. Водитель попытался вывернуть, бешенно крутанув баранку, но тщетно, машину несло прямо под грузовик.
Страшный удар Фомин ощутил, как сильный порыв ветра в грудь…
Сначала было темно и холодно, словно ночью в проруби. Потом вверху появился проблеск света. Фомин как будто поднимался к нему. Достиг. И его понесло по невыносимо сияющим и прозрачным ячеистым тоннелям. Навстречу ему, из далекого далека, неслись легкие светящиеся плошки (он не мог подобрать более точного слова) и он знал, что они летят к нему. «Вспомнил, что ты должен вспомнить?» — спрашивали они. Потом появилась еще одна группа светящихся плошек и тоже направилась к нему. Обе группы сошлись прямо перед ним, оплетя все пространство искрящимися нитями. Взрывом его выбросило из прозрачного тоннеля и он снова все забыл. Только жуткая, пронзительная боль была его существованием.
3. Мистер безупречность из Ассоциации (годом раньше).
Сообщение от Доктора застало Фомина на переговорах. Переговоры были душные, как противогаз, — расселение коммунальной квартиры. Прожив на одной жилплощади тридцать лет, клиенты знали друг друга, как мстительная ненависть врага, и так же мстительно не доверяли друг другу и все вместе — Фомину и фирме, которую он представлял. В переговорной явственно ощущался запах скандала, не хватало самой малости — одного неосторожного слова, чтобы все взорвалось.
Вообще вести переговоры о заключении эксклюзивного договора по расселению с таким сырым и горючим «материалом», конечно, нельзя, и Фомин обычно добивался предварительного согласия по основным пунктам, а уже потом собирал клиентов на подписание. Но в данном случае подготовку вела Ирина; она, поулыбавшись клиентам и посулив им в окнах Воробьевы горы и небо в кремлевских звездах, посчитала, что дело сделано, и пригласила их в агентство.
В агентстве же выяснилось, что все друг друга не так поняли, точнее, каждый понял так, как ему выгодно, и началась обычная коммунальная свара соседей, но с явным подтекстом, что Ирина их обманывает. Она выскочила из переговорной вся красная и стала умолять Фомина помочь ей.
— Да отпусти ты их, пускай между собой хотя бы договорятся, а не договорятся, так и черт с ними! Их, таких, по Москве сейчас как собак нерезаных, — сказал Фомин.
Москва еще переживала бум расселения, и он знал, как трудно вести переговоры с уже «заведенными» клиентами.
— Я месяц потратила, чтобы уговорить их прийти сюда. Андрон, миленький, ну сделай что-нибудь!..
Вместо того чтобы просто и четко проговорить все условия сделки, она «уговаривала прийти». И этот человек третий год в недвижимости! Фомин чертыхнулся еще раз и нехотя поплелся в переговорную. Что за жизнь я себе выбрал, думал он, ведь мог бы нырять за жемчугом по шестнадцать часов в сутки где-нибудь в Малайзии и горя не знать. Нет, захотел Москву. Теперь вот улаживай эту коммунальную склоку.
— Если вы хотите, чтобы мы согласились продавать нашу квартиру, то лично мне надо двухкомнатную!..
Навстречу Фомину поднялся грузный отставник в лампасах, с испитой красной физиономией и палкой. Последовал перечень условий: тихий район, метро — два шага, средний этаж, окна во двор, во дворе сад, в саду груши. Клиент уже вошел во вкус от нового времяпрепровождения и сам верил, что это возможно: рядом с метро, но в деревне. В контексте это звучало так: вы нам спляшите, а мы еще посмотрим!
Отставник был одним из тех типов, что вечно за что-то борются и чьи жизненные интересы обычно простираются от мусоропровода до Гондураса, как у газеты, которая торчала у него из кармана. Было заметно, что он выпил для куража: в переговорной стоял густой запах его испарений, сдобренный чесноком и желанием скандала.
Идя сюда, Фомин хотел просто отбыть время, подписать договор на любых условиях или не подписать, все равно. Его давно уже не интересовали результаты сделок, вообще все надоело: движимость, недвижимость, согласование цен; но, услышав такое заявление, он вдруг завелся, как в первые дни риелторской деятельности.
Клиенты уже год безрезультатно дают объявление сами — раз. Ирина полгода выставляет квартиру в «Руках» и каталогах, и это тоже не дает никакой реакции — два. Расселенцы — люди в основном вялые и нерешительные, кроме этого пьяницы, с которого он собьет спесь двумя-тремя цифрами, — три!.. Значит, тема быстрая, бодрая, но трагическая…
— Я лично совсем не хочу продавать вашу квартиру, тем более на таких условиях! — успокоил Фомин отставника, а заодно и всех остальных. — Если вы хотите квартиры в сталинском доме, а во дворе — метро и при этом тихо, тогда я желаю вам долгих лет жизни! — сказал он и широко улыбнулся, давая понять, что это шутка, но в ней изрядная доля правды.
Потом он оглушил клиентов длинными, как автоматные очереди, статистическими выкладками и прогнозами, которые прочно сидели у него в голове и выскакивали в зависимости от ситуации в мажорном или минорном тоне.
Через десять минут перед ним сидели совсем другие люди, доверчиво внимающие его аргументам и живо, а главное, адекватно реагирующие на шутки. Фомин удивлялся способности обычных цифр склеивать разнообразные факты быстротекущей жизни в одну убедительную тираду, подобную той, которая прозвучала сейчас. Тут и политика, и экономика, и быт, и анекдот — как ни странно, люди ему верили и, как ни странно, это было для его коллег, он клиентов никогда не обманывал, просто с самого начала жестко проговаривал условия.
Охладив пыл клиентов, Фомин долго, но бодро, с журналами и сводной статистикой объяснял им трагизм ситуации: на что в самом деле они могут рассчитывать в этой сделке. Сделке, которую агентство будет проводить как акт милосердия и благотворительности, как бы в шутку подчеркивал он, то есть в целях дальнейшего повышения-снижения-расширения-приходимости-уходимости квартиро-клиенто-рублей в неделю…
Это был стиль ревущих девяностых, в корчах смеха рождающийся из совместной фени бандита, коммерсанта и чиновника. Непревзойденные образцы этого стиля демонстрировал его бывший коллега Гильштейн — виртуоз деловой переписки, предваряющей коммерческие отношения. Илья умел начать письмо как предложение о сотрудничестве, продолжить его как сомнение в этом сотрудничестве, а закончить так, что не понятно было, зачем он это письмо писал.
«В целях наиболее полного удовлетворения Вас как нашего постоянного клиента сообщаем Вам, что дальнейшее сотрудничество между нами невозможно…» — примерно так выражался и действовал этот мастер-дизайнер новояза.
Так поступил сейчас и Фомин, проговорив скороговоркой нечто немыслимое, но удивительно убедительное. Пойдите поищите милосердия еще где-нибудь, звучало в его голосе. И клиенты его услышали, пытать где-либо милосердия отказались, попросив сразу показать, как выглядит договор на расселение. Переговоры вошли в нормальное русло. Правда, Ирина пихала его под столом коленкой, ей казалось, что цена занижена, никаких комиссионных, но у него были две горящие квартиры — срочная продажа, и если грамотно внести задаток, комиссионные они получат с лихвой.
В это время и пришло сообщение, оно было коротким: «Жду на Главпочтамте, сего дня». И дата. Кто это такой шутник, да еще столь терпеливый, удивился Фомин и вдруг догадался: кто-то из Ассоциации. Только этого не хватало!
— Извините… — Он вышел из кабинета.
— Мне надо уйти, — сказал он поспешившей за ним Ирине. — Заканчивай без меня.
— Да ты что? Они меня съедят!
— Не съедят, если будешь твердо придерживаться нашей позиции, а комиссионные обговаривать до подписания договора, а не во время продажи.
Это было болезнью многих маклеров — агентов по недвижимости: снимать маржу и с покупателя, и с продавца, делая вид, что они работают в интересах только одного из них, и когда во время оформления сделки у нотариуса или в департаменте открывалась истинная картина, случались дикие скандалы, вплоть до расторжения договора, не говоря уже о мордобитии. К Ирине это относилось в меньшей степени, но она стеснялась обговаривать комиссионные до самого последнего момента, момента продажи, из-за чего происходили самые неприятные недоразумения, финансовые. Получив деньги или документы, клиент становился совершенно глух к любым разумным доводам.
Ирина надула губки:
— Что-то срочное?
— Да.
— Что сказать, если позвонят?
— Что буду… позже.
— У тебя все в порядке? — встревожилась она.
— Конечно!.. Как освобожусь, позвоню!
«Вот только когда я освобожусь? Все зависит от того, кто на меня вышел и с чем…»
— Меня нет и не будет! — крикнул он на ходу всем присутствующим в конторе и выскочил на улицу.
Заехав домой, Фомин отключил телефон, потом закрыл и зашторил все окна. Покружившись по комнатам, он плюхнулся в кресло и задумался. В последнее время он ощущал нечто похожее на чьи-то настойчивые попытки выйти с ним на контакт, но относил это на остаточные симптомы сотрясения от перехода в плотное и плоское пространство. Теперь он боялся, что это подтвердится.
Он не сразу смог успокоиться и сосредоточиться, чтобы настроится на сообщение. Затем, словно сквозняк по позвоночнику, и возникло спокойное, чуть аскетичное лицо: то ли боец, то ли мудрец. Фомин вздохнул: худшие опасения сбылись — Ассоциация! — хотя у него была надежда, что все ему только показалось, и кто-то просто пошутил. Нет, здесь шутками и не пахло, хотя и очень странно.