— А почему вы решили, что это на небесах? Сказок начитались?.. И потом, Меркин, там тоже не управляют. Это все придумки трехмерного мира. Никто никем не может управлять. Это абсолютно исключено, как выясняется, даже вредно… Там наблюдают и в крайнем случае, когда грозит опасность самим, корректируют.
— Не суть… это одно и тоже. — Советник слез пониже на полок, так как Фома прибавил еще пару. — А молодой человек, что был с вами, тоже изгнан?
— А вот молодой человек, как раз там! — сразу вспомнил все обиды Фома.
— Сразу видно, приличный молодой человек, — сказал Меркин.
— Да, радуйтесь! Он-то как раз и управляет вами и, как оказалось, мной!
Вся истома Фомы, нежно бродившая в нем, куда-то испарилась.
— Если он вам встретится раньше, чем мне, предупредите его, что я его убью! Как говорится, заранее благодарен!
— Это ваши дела, разбирайтесь с ними сами! — махнул рукой Меркин, и спустился ниже, потому что Фома сгоряча наподдал еще. — Мне, пожалуй, хватит…
— Что это с вами поутру, господин советник? — спросил Фома уже вслух. — Вы словно с цепи сорвались: небеса, приличное общество!.. Где вы видели приличное общество? Общество это уже неприлично! Человек должен быть один, да он по сути и так один. Когда вы будете умирать, Меркин, ваше общество будет жалеть только об одном, об утрате налогоплательщика. Правда, это если вы злостный плательщик, а если — нет, тогда и обществу жалеть будет не о чем!
— Я не об этом, — сказал советник. — Просто проходят иногда такие вот герои-одиночки через страну, меняют ход истории и либо снова уходят в никуда, либо погибают. Кстати, вторых больше.
— Спасибо, — хмыкнул Фома. — Можно я парку?..
Он шваркнул воды на камни и сразу ощутил блаженство горячего глотка воздуха.
— Странно, меня все хоронят!..
— А люди остаются жить со своими радостями и бедами, — продолжал Меркин, будто не слыша. — Я специально просмотрел некоторые летописи. Отдельные легенды и былины до смешного повторяют нынешнюю ситуацию. Странно, раньше я считал их выдумкой праздного народного ума, порождением извечной веры в чудеса, сказкой. Теперь мне странно и даже не по себе, что герой это вы. Не такими я представлял людей, изменяющих судьбы мира.
— А какими вы их? — поинтересовался Фома. — Ничего, что я без галстука? Он у меня сегодня ниже…
— Не такими, — покачал головой советник.
— Я, конечно, не Илья Муромец и не Парсифаль.
— Ну, мне хватит на сегодня, — повторил тайный советник.
— Мне тоже, — сказал Фома, но остался.
— Меркин! — окликнул он советника, когда тот уже собрался выходить. — Вы нашли мэтра Иелохима?
— Да.
— Он с мальчиком?
— Да. Мои люди наблюдают за ними и не выпустят из города.
— Лучше подключите к этому людей Блейка, гвардия все-таки надежнее!
— И почему я слушаюсь вас? — неожиданно спросил Меркин, пожав плечами.
Худой и голый старик был смешон и жалок в украшении из одной чалмы.
— Потому что слушаться Хруппа или Скарта будет еще унизительнее!.. Вы допустили разгром ордена Розовых кругов, вам казалось, что это не так плохо, чужими руками, ведь двумя орденами управлять труднее, чем одним. А потом вы уже не владели ситуацией… Ну так не мешайте хотя бы! Я все сделаю и уйду, как в ваших летописях, либо туда, либо сюда…
Фома показал пальцем вверх и вниз.
— А вы снова станете полноправным советником, действительно вторым лицом в королевстве и первой задницей у короля. Но это уже обратная сторона власти…
Меркин стоял у дверей из парной, держась за ручку двери, старый, усталый человек.
— И послушайте меня, Меркин! — уже мягче сказал Фома. — Мне этого ничего не надо было. Я ввязался во все это не по своей воле, а по милости любимого вами молодого человека. Хотя, конечно, и моя лепта в этом есть. И если бы не девочка, я бы не стал устраивать потехи королю, поверьте мне!
— А как вы узнали по поводу Мэи? — спросил Меркин.
— Какая-то женщина сообщила мне об этом здесь, в банях, вчера.
— Женщина? — удивился Меркин. — Наверное, хорошенькая, раз вы поверили?
— Вот этого я, как раз, не знаю, я ее не видел! Но с удовольствием бы посмотрел!
Меркин вышел. Вот старая задница! «Хорошенькая?» Откуда я знаю? Хотелось бы, конечно! Сзади она великолепна. Фома вышел из парилки и нырнул в бассейн в тайной надежде еще раз повстречать вчерашнюю русалку.
«Озеро надежды…», — напевал он себе под нос, но русалка больше не подплывала. Вместо этого мимо него проплывали творожные глыбы таких почтенных матрон, что он, устав бороться с волнами от них, вышел из бассейна разочарованный. В кои-то веки дерешься на поединке и не могут подбросить в бассейн что-нибудь приличное! Он даже не стал сушиться от огорчения, а просто набросил на себя несколько полотенец и ушел, попросив служителя принести ему его одежду в апартаменты и заказать завтрак на двоих.
Маркиз, к вящему удивлению Фомы, уже оклемался. Горный козел! Фома почти не удивился, когда тот выскочил боком из-за угла уже с обнаженным мечом и привычным криком: убью!..
Это становилось хорошей традицией: граф из бани, маркиз — несет яйца. Ничего другого не оставалось, как сорвать с себя мокрое полотенце и набросить его на голову горячего каросского парня. Потом дать по уже знакомым местам. Маркиз упал как подкошенный и завыл от обиды. Фома забрал у него меч, второй за утро
— Вы можете порезаться, маркиз, — объяснил он лежащему мстителю.
Ему уже стало казаться, что маркиз таскает оружие только за тем, чтобы вновь получить в пах: то ли волю тренирует, то ли ловит какой-то извращенный кайф. Что у него там с княжной? Тайна сия велика есть…
— Кстати, вы не напомните мне причину нашей вражды?.. — Приподнял граф полотенце с лица маркиза.
— Я убью тебя! — снова прохрипел тот.
— Вы поражаете меня, маркиз, своей непредсказуемостью, но это я уже слышал. А в чем причина?.. Княжна сказала мне, что вы необычайно благородны, не в этом ли because ваших бандитских налетов? Может быть, действительно, ваше воспитание и происхождение не дают вам спать спокойно, в кровати и поэтому вы ночуете под моими дверьми?.. Тогда вам надо чуть-чуть подкорректировать имя, не Вало, а Валокордин или КорВалол, и все будет более нейролептично, как говорил доктор Анохин. Ваши сны, маркиз, станут глубокими, как в детстве, вплоть до энуреза…
Маркиз молчал, закатывая глаза, потом стал вспоминать чью-то мать не самым светским образом.
— Передайте мой привет княжне!.. — Фома потрепал его по щеке, поднимаясь. — Кстати, вы никогда не думали, маркиз, что я, наконец, тоже могу убить?.. Просто так, от неожиданности. Не останется времени обезоружить вас, и убью!
— И попрыгайте на пятках, помогает таким футболистам как вы! — посоветовал он напоследок. — И хотя у вас на редкость крепкий организм, все-таки подумайте о детях!
Вместе с завтраком явился Мартин, бледный, как покойник.
— Доброе утро, ваше сиятельство! Завтрак на двоих заказывали?
— Марти, дружище, ты живой?.. Проходи! — обрадовался Фома. — Как хорошо, что ты живой!
Он действительно был рад видеть Мартина снова, одним трупом из-за него меньше.
— Вы не один! — разочарованно протянул Мартин, увидев не совсем прикрытую Мэю. — Вообще-то, девушкам давно пора на свою половину.
— Она давно уже на своей половине, Марти, если ты не в курсе.
— Да в курсе я! — вяло отмахнулся Мартин и потер грудь. — Завтрак вот только зря пер, вместо слуги.
— А ты закажи еще один, — посоветовал Фома.
— А можно? — обрадовался Мартин. — А то я, честно говоря, рассчитывал на это.
Через пять минут он снова был в комнате.
— Что это, сэр Томас? — спросил он, показывая на щеку Фомы.
Там была кровь. Видимо, чертов маркиз все-таки успел зацепить его.
— У вас тут в замке бегают всякие идиоты с оружием, — сказал Фома.
— Опять! — ахнул Мартин. — Вы выяснили, кто это?
— Это ты мне скажи, кто такой этот сумасшедший маркиз, что нападает на меня при всяком удобном для него случае! Что ему от меня надо?
— А! — рассмеялся Мартин. — Так это кавалер и ухажер княжны Малокаросской — маркиз Вало! Тогда все понятно, он ко всем ее ревнует! Вы, видимо, дали повод.
— Ревнует? Мне это как-то в голову не пришло! Это при вашем-то придворном перекрестном опылении он еще и ревнует?
— При чем? — не понял Мартин.
— Ладно, ты мне лучше скажи, как твоя грудь? — поинтересовался Фома. — Я бы после такого удара точно не выжил!
— Практика! — сказал Мартин, усаживаясь на стул и разглядывая Мэю.
У него сделалось такое лицо, словно он видел ее впервые. Значит, не я один такой, подумал Фома, ревниво загораживая Мэю и в то же время смеясь над собой: «О тело!»
— Я как чувствовал, — продолжал Мартин. — Нагрудник одел из чертовой кожи с пластинами.
— И часто ты так чувствуешь?
— Вообще-то я его никогда не снимаю!.. — Мартин распахнул камзол.
Фома захохотал: на младшем церемониймейстере был тяжелый кожаный панцирь.
— Ну, ты даешь! Это же тяжело!
— Жить захочешь, станешь жить тяжело! — вздохнул Мартин. — Лишь бы жить ее, проклятую!
— О, Мартин, за тобой записывать надо! На-ка, выпей вина! Не могу видеть тебя в таком настроении. Такое прекрасное утро!..
— А как старый Мартин? — вспомнил он еще одну жертву своего разгильдяйства.
— Он вообще в полном порядке, даже синяка нет. Вот что значит школа! У него особая техника, мне кажется, что он самортизирует грудью даже пущенное копье — вот какой мастер! Сейчас таких нет… Но три дня проваляется, порядок такой: считается, что у его величества рука тяжелая…
Фома от души веселился, слушая тайны каросского двора. В результате, Мэя зашевелилась, подняла голову и поспешно укрылась. Фома увлек Мартина в другую комнату вместе с завтраком.
— Доброе утро, граф, — прошептала она с хрипотцой, устремляясь к нему навстречу. — Я так крепко спала! Ничего не слышала! Со мной такого не бывало!..