— Ты вспомнишь! — сказал Доктор. — Хороший удар, кстати!
— А-а! — отмахнулся Фома. — Так ты поэтому не сдаешь меня Синклиту, ждешь, когда я вспомню?
— Ты вспомнишь, как вспомнил все, что забыл на Спирали. Там тебе потребовался я, здесь, возможно, пригодится медиум, мастер Фэй, а возможно, дыра, не знаю.
Опять надо что-то вспоминать! Увидев перед собой еще одно чучело, Фома снова выхватил меч. Ирокез радостно блеснул на солнце, это неожиданно успокоило его хозяина. Старый, надежный друг, единственный, кто всегда говорит ему правду, потому что молчит.
— Зачем тебе это? — уже спокойно спросил он, снова принимая размеренный шаг и убирая Ирокез. — Я не могу понять, кто ты? Что за игру ведешь?
— Именно это я и хочу узнать с твоей помощью.
— Про свою игру?
— Я хочу знать, кто я и откуда.
— А ты что не знаешь? — удивился Фома.
— Нет…
Фома, как и все школяры, мог только гадать о происхождении Акра Тхе, но он не думал, что тот сам этого не знает. Поговаривали, что Доктор — оборотень с Туманности Странников, но сам «странник» этого не подтверждал, так же как и не отрицал, тем более, что Туманность исчезла с карты Ассоциации еще до появления Фомы в числе адептов Белого Меча. Для Фомы происхождение никогда не было вопросом, из-за которого стоило волноваться. Зачем?
— Я чувствую, что я не такой, как все вы… — Доктор как будто услышал его вопрос. — Собственно, ты это знаешь
— Ну, так думает каждый, после появления вторичных половых признаков: я, мол, единственный!
— Я не об этом. Я совсем другой. По природе, как ты сказал. И мне не надо поллюций, чтобы понять это.
— А для кого это секрет, Док? Я давно говорил, что ты оборотень! И неизвестно, на кого работаешь, кстати! В чем вопрос-то?
— Это я слышал и не только от тебя, — снова усмехнулся Доктор. — А вот кто мне точно скажет, кто я? Откуда? Кто, вообще, это знает? Я иногда так устаю от всех вас!
Сказано это было так, что Фома почувствовал за обыденным, ровным тоном, страшную тоску и разрушительную силу.
— Ну хорошо! — сказал он бодро. — Ты узнал. Всё. Ты не нашей природы, хотя прекрасно понимаешь это и сейчас, так же, как и я. И что?.. Ты как-то круто изменишься? Что тебе это даст?
— Возможно, я буду знать, зачем я.
— Док, ты хочешь меня напугать или насмешить?.. — Слишком серьезный вид Доктора озадачивал. — Зачем… кто это может знать?! Мне, например, тоже неизвестно, хотя я далеко не в том нежном возрасте, когда это неважно. И ничего, живу!..
Гулко раздался гонг, недвусмысленное приглашение отобедать.
— Знание, откуда ты, не даст тебе ответа, куда ты, — сказал Фома, подождав, когда стихнет гул. — Прямого ответа, во всяком случае.
— Но, зная исток, легче прийти к устью!
— Сделай истоком любое событие в жизни и топай, если тебе так не терпится!.. Док, ей-богу, почему все становятся беспомощными, когда решают свои личные проблемы? Что это, трусость?.. Интересная мысль, кстати. Чтобы стать героем, нужно отбросить биографию и делать историю. Не решать личные проблемы, а забыть о них! Они сами о себе позаботятся, а ты — станешь героем. Народ, в благодарность, сам напишет сказки о твоем происхождении. Вот уж где наврут!
Доктор сделал движение возразить, но Фома не дал.
— Обед! — сказал он, поднимая палец с торжественной физиономией. — Нельзя опаздывать. Ты знаешь, здесь гуманный обычай убивать опоздавшего. Очень правильно, кстати, это же измена родине! Замах на государственные устои! Я тоже, когда хочу есть, могу запросто убить. Поэтому, если не хочешь получить посохом в грудь, нужно поспешить.
Было видно, как по анфиладам забегали, засуетились люди, готовясь к конституционной трапезе, которая, при нерасторопности, могла оказаться для каждого из них последней.
Но времена меняются. Обед прошел без изуверских выходок Иезибальда. Он оставался грозным самодержцем для своих подданных, но на этот раз обошелся без обязательного членовредительства. Все было чинно, добропорядочно и даже скучно, если не считать его нескольких резких высказываний в самом начале обеда, по поводу тех, кому опять не досталось места. Но это уже жизнь, опоздавших просто выставили за дверь, хотя бог весть, что с ними сталось за этими дверьми, может, прищемили в следующих. Король был болен, малейший шум вызывал у него гневливо-страдальческую гримасу, поэтому с самого начала над столами повисла жуткая тишина, никто не хотел оказаться жертвой его гнева и провести обеденное время на дыбе.
— Он похож на смерть, — пробормотал Фома. — Я его таким еще не видел.
— Выздоравливает, — усмехнулся Доктор, копируя интонацию Фарона.
— А мне его жаль, за одни обеды его можно почтить бессмертием, которого он так чаял.
Странно получается, думал Фома, король, о чьем бессмертии они услышали, едва ступив в Белый город, был близок к смерти, как никогда. Что это — знак судьбы, её насмешка? Человек уверовал, пусть и под чужим влиянием, в свою счастливую и непреходящую звезду, а вместо этого не прожил даже половины положенного здесь срока, какая едкая гримаса!..
Перемена блюд вызвала некоторое оживление, люди заговорили, зазвенели приборы, вскоре зал снова гудел, но ровно, ненавязчивым фоном. Сайтеры сидели в “своем” окружении, рядом был Мартин-младший, Блейк, Торк, их дамы и Мэя, но никто не мешал им перебрасываться словами. Общая беседа о предстоящем патриотическом бал-маскараде занимала сидящих больше, чем метафизическая тарабарщина странствующих рыцарей.
— Инвольтация Хруппа заканчивается, — говорил Доктор. — Тем более, что он фактически перешел на сторону врагов его величества.
— Это все безнадежно?
— Нужны розовые круги, много… но если король находится на прямой подпитке Хруппа, тот может запросто прекратить его жизнь в любую минуту.
— Если он этого не сделал до сих пор, значит прямого подключения нет, — предположил Фома.
— Или ему это не нужно.
Фома посмотрел на Доктора, потом догадался:
— Слабый король лучше, чем новый, здоровый?
— Слабый и все еще управляемый.
— Ты все-таки думаешь, что есть прямая связь? На таком расстоянии?
— Почти уверен! Ему помогает фон, который мешает нам. По своему состоянию Иезибальд должен лежать пластом, а он еще сохраняет грозный вид и резкость. Что-то его держит. Я не исключаю, что его решение принять участие в завтрашнем походе это желание Хруппа. Находясь рядом, за линией фронта, Хрупп сможет внушить ему самые нелепые приказы, например, об отступлении, и решить исход сражения. А вообще этот поход может стать для нашего короля последним, крестовым…
Сэр Томас, бывший странствующий рыцарь, граф Иеломойский и прочая, прочая, прочая, получил, наконец, официальное подтверждение своего нынешнего статуса и самое главное, благодаря стараниям Меркина и Фарона, деньги — пятьдесят золотых. Это, конечно, не пятьсот, но казна и так трещала по швам, кроме того графу было обещано участие в доле военных трофеев, буде они появятся.
Коммерческое предложение вдохновило Фому, он чувствовал себя ландскнехтом на службе у самого себя, Иеломойского.
— Я богат, я при работе и я участвую в прибыли, как учредитель — един в трех лицах! — гунндосил он Доктору на ухо. — А трофеи, при таком триединстве, будут!..
Он показал руками, сколько; его зримо понесло.
— И к тому же я — граф! А?.. На хрена мне, скажи пожалуйста, твои дыры, когда у меня есть такая дыра, как Иеломойя?
— И такая графиня, — согласился Доктор. — Кстати, пользуясь твоей лексикой, хочу спросить, на хрена тебе было обязательно жениться на ней? Ты повторяешься. Можно же было просто объявить ее дамой своего сердца: цветы, понты, победы…
— Ты не понимаешь, сэр! — разочарованно протянул Фома. — Во-первых, я так и хотел сначала сделать, но потом решил сохранить деньги, поэтому и заявил о желании жениться во всеуслышание.
— Но денег-то ты не получил! Мог бы и отказаться!
— Представь, что было бы с девочкой, дубина! Придворная жизнь тяжела и опасна!
— Когда ты успел это узнать? — усмехнулся Доктор.
— Мы теперь знать, должны все знать! Кстати, хочу заметить, что тяжелая графская жизнь мне по плечу.
— Жалко девочку.
— Доктор и жалость к женщине! — хохотнул Фома. — Непрофессионально. Тема для диссертации.
— Для десерта, — уточнил Доктор, кивая на лакеев, снующих с розеточками мороженного.
— Ты становишься равноправным собеседником! — поразился Фома. — Отрадно! Но… во-вторых, должен же я оставить свое родовое гнездо, Иеломойщину, на кого-то, кто будет управлять им в мое отсутствие?
— Управляющая, — понимающе кивнул Доктор. — Мудро. Экономно.
— Отвали, умник! Ты должен быть деликатным, судя по твоим рукам и шее, а ты хамишь!.. Девочке некуда податься: родных нет, в монастырь обратно не возьмут, так как она почти два года при дворе, известном своими нравами. Ну а здесь, при дворе, сам понимаешь… да я тебе говорил!
— Ну ты выстроил, прямо оправдание добра! А где же главная причина?
Фома удивленно посмотрел на Доктора.
— Док, такое спрашивают только самые близкие друзья и то не очень надеясь получить ответ. А ты — провокатор, подлец и манипулятор! Какого черта?!
— Извини, забылся… — Доктор внимательно рассматривал розетку с мороженным, пытаясь понять контент. — Но почему бы тебе не признаться, что ты по уши влюблен, коль скоро это видно за версту? Мэя, кстати, знает, что ты подвержен этим припадкам раз в неделю? Ты ей сообщил об этом, как честный матрос? Неделя кончается…
— Сэр Хулиус, вам повезло, что у меня праздник, инаугурация. Считайте, что я ничего не слышал. Тем более, что я не сказал самого главного, наследник! Где-то же у меня должна быть нормальная графская жизнь: с женой, балами, охотой? Мне охота, понимаешь?
— А мне — рыбалка.
— Ну, это ваше, плебейское! Я пожалуй выделю тебе в имении пруд, чтобы ты с ума не сошел от зависти и безделья.
— Не сойду, у меня еще столько твоих дыр впереди. Ты не сойди.