— Ааааааа! — ревел, казалось, весь Ушур, весь Томбр, весь Мир. — Герой!.. Полубог!.. Бог!.. Да сам Дьявол!
Одним словом, наш любимый, непобедимый Милорд! Наш родной Ужас! Наш единственный Палач!
Доктор вздохнул: «Фома, ты опять не довел до конца наше дело», — и закрыл глаза, видеть пустые доспехи рыжего было невыносимо.
34. Последнее слово о Фоме, страннике
Заседание Совета продолжалось недолго, хотя впервые за длительный период им удалось собраться всем вместе. Были и загадочный ухмыляющийся Сати, и вечно занятый Светлейший, и даже опаленный порохом Зетро вернулся с периметра — неожиданное и долгожданное перемирие, затишье.
Текущие вопросы решили быстро, консенсус был удивительным, под стать кворуму — и перешли к последнему вопросу, ради которого, собственно и собрались: отчет Акра Тхе.
— Может быть, послушаем его самого, чем читать его анабазис? — предложил Геро.
Его поддержал Зетро, не любивший длинных текстов и предпочитавший им устные донесения, так сказать личные впечатления.
— Стоит ли? — уронил осторожный Листр.
— Но Лоро-то мы приглашали! — усмехнулся Геро.
— Нет, боюсь, что Листр прав, — поддержал дипломатическое ведомство Кальвин. — Акра достойный молодой человек, прекрасно себя зарекомендовал, но…
— Что — но?.. — Зетро, как всегда, мгновенно разгорячился, когда ему противоречили. — Не достаточно хорош для Совета, низкий статус? У нас не часто бывают гости из Томбра!
Фрилл одобрительно кивал головой, но кому — непонятно. Ави тоже качал головой, но уже отрицательно и тоже безотносительно. Сати, усмехаясь, поигрывал ногой в сандалии.
— Кальвин, наверное, имеет в виду, что Акра нас расшифрует, несмотря на локальное искривление пространства, — заметил Светлейший.
— А что, это возможно? — удивился Зетро. — Здесь?
— Именно, дорогой генерал, Акра это не перепуганный Лоро, это невероятная аналитическая система, что может подтвердить Ави.
— Подтверждаю, — улыбнулся Ави. — И еще у него зубы.
— Ну, зубы должны быть у всех, чтобы нормально функционировать в искажениях Открытого мира, — заметил Фрилл.
— И что, мы все испугаемся одного сайтера? — не сдавался бравый генерал.
— Не знаю, как все, а я боюсь, — засмеялся Сати. — Тем более, что Кальвин и Ави работали с ним под контролем Системы и знают всё, что знает он и смогут ответить на любые наши вопросы.
— Ставим на голосование! — подвел черту под прениями Фрилл.
Но голосование не получилось, все члены Совета, смеясь — Брестский мир, Амьенский договор, Кэмп-Девид! — подтвердили свою боязнь перед молодым человеком, а заодно и солидарность.
— Я бы вообще запретил сюда входить вундеркиндам, пожизненно! — трясся своим огромным телом Кальвин. — Я с ними себя чувствую тупой колодой!
Генералу пришлось согласиться бояться далеко от передовой.
— Дожили! — только вздыхал он с напускным возмущением, настроение у него, как и у всех было праздничным.
— Итак, — заключил Фрилл, когда все ознакомились с отчетом Акра-Тхе, — Милорда, на что рассчитывали некоторые, сидящие здесь, он не убил. И сам исчез, как отмечено в отчете. Кстати, что означает сей эвфемизм: пропал, сбежал, погиб или?..
— Сгорел, — буднично сказал Сати в наступившей тишине, и посмотрел на Ави.
Пауза была красноречивой.
— При нарушении необходимости, жестко заложенной в каждом пространственно-временном континууме, — пояснил в наступившей тишине Ави, — против возбудителя (в данном случае, Томаса) действует так называемая репрессивная составляющая этой необходимости. На каждую акцию должна быть реакция. Действие этой составляющей мы можем наблюдать при неподготовленных выходах за Черту, случайном вываливании в Томбр, при потере замков переходов, а так же в указанной ситуации с Милордом, то есть когда миссионер не выполняет миссии, возложенной на него…
Ави посмотрел, все ли внимательно следят за его мыслью. Все.
— Томас нарушил необходимость сразу двух континуумов, а возможно, и больше — Сю, Го и так далее. Информационное поле накапливает «грехи» соискателя и в один прекрасный момент (в кавычках, конечно!) происходит вспышка, то есть суммарная реакция репрессивных составляющих на возбудителя. Внешне это может выглядеть как удар того же Верховного, молния, дыра и прочая, прочая, прочая.
— А можно и без кавычек! — заметил генерал, имея в виду наступивший «прекрасный момент». — По нему стул Пифии плакал!
— Не все так просто, генерал! — продолжал Ави. — Мы наблюдаем непривычное затишье на периметре, вот уже полгода по томбрианскому календарю. Невиданный доселе срок! Благодаря чему, кстати, мы имеем счастье видеть вас здесь. С чего бы это?
— Как с чего? — задиристо удивился Зетро. — Воевать надо!
Шутку оценили, но только, как шутку.
— Нам удалось расшифровать запись, сделанную Акра во время поединка Томаса с Милордом, — продолжил Ави. — Основная и главная часть которого была не видна обычным способом, поскольку происходила на другом уровне, зрители видели только пыль, тени… это же зафиксировала и запись. Но обработка материала Системой, дала интересный результат. Есть большая вероятность того, что в той схватке Томас победил и, что самое интересное, не поменялся местами с Милордом, как это происходило обычно, когда пришелец убивал Милорда, а только лишил силы Верховного Князя. За что, собственно и был наказан!.. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что это значит для нашей Организации?
Объяснять было не надо. Ассоциация получала передышку, по крайней мере, до следующего турнира Тара-кан, то есть еще полгода. К тому же Милорд может довольно долго не принимать вызов, у него такой кредит доверия и страха, что сомневающихся в его силе бунтовщиков разорвут на части еще до того, как они сумеют осознать свой бунт. Это была долгожданная передышка и если совместными действиями ведомств Ави, Кальвина и Зетро поддерживать и сохранять статус-кво Томбра передышка может затянуться на все время жизни Милорда.
— И хотим мы этого, дорогой генерал или не хотим, произошло все это не без помощи Томаса. И по нему действительно плачет Пифия, так же как и все Информационное ведомство во главе со мной, — заключил Ави.
Невольно возникшую новую паузу, можно было считать поминальной или траурной. Потом перешли к более актуальным проблемам, хотя вопиющий вопрос: переход некоторых иерархов в Томбр, вместо сияющих высот Последней Черты, — обсуждать пока не решились, пропустили. Как бы нужен тщательный анализ…
В ворота замка Фома ворвался тем же ветром, что унес его с ристалища. Его перестало волновать вселенское равновесие, которого все равно не обрести. Есть Томбр и есть Ассоциация, хаос и организация, и что-то всегда будет превалировать в этом мире. Человек же должен искать равновесия в другом, был уверен граф Иеломойский. На этот раз, из-за спешки, он пренебрег и чистотой и безопасностью перехода из одной реальности в другую, у него теперь одна реальность!
Огромный белый жеребец (которого он приобрел у цыган, выменяв на собственное благословение, поскольку появился перед ошарашенными бродяжками, как архангел с небес, в грозном сиянии нимба энергии перехода) протаранил едва прикрытые створки ворот замка, из-под копыт бросились врассыпную куры, поросята, еще какая-то полезная столовая живность — деревня!
— Граф!.. — рухнул Ольгерд на садовую скамью, перед которой стояли, распекаемые им, садовник и печник. — Как вы здесь очу… какими судьбами, ваше сиятельство?
Граф все еще как будто сиял славой небес в победе над вечным врагом, на него было больно смотреть.
— Попутными и благоприятными! — бросил Фома на ходу, направляя коня к главному крыльцу. — Готовь обед по полной программе, Ольги, будем — только никому не говори! — жрать!
— Господи, дождался, хоть один человек не на диете! Думал, уже никогда!.. — Ольгерд истово перекружил несколько раз свой необъятный живот.
— Я соскучился по твоей диете, Ольги! — крикнул Фома уже с крыльца, и спросил еще, показывая вверх, на башню. — Где? Там?..
Управляющий кивнул и, опомнившись, закричал зверским шепотом:
— Да куда же вы, ваше сиятельство? С ней же удар будет!
Но Фома уже не слышал, взбегая по лестницам наверх, туда, где оставил её.
— Мэя! — кричал он…
— Ты все понял? — повернулся управляющий к печнику.
— Понял, ваш родие, економить эта… и щепу счательно, значит, пригребать, чтобы искра… если, — завел нудную шарманку все видавший печник.
Вид у него был, как у лешего: корявые руки — сучья, крепкий приземистый зад с кривыми ногами и шишковатая физиономия простоватого плута, который сам и остается в дураках от своих затей.
— Э, э, запел! — остановил его Ольгерд. — Раньше надо было економить, економ хренов! А сейчас давай, чтоб гудело! Слышал, что граф сказал?.. Чтобы, значит, в Белом городе было видно дым из нашей трубы! И быстро мне!..
И Ольгерд двинул на кухню, как горный обвал.
— То економь, то чтоба гундело у них, — проворчал печник. — А все равно ведь близко к столу не подпустят, как думаешь, Санти? — повернулся он хитрой рожей к садовнику, высокому тощему мужику со странно большой, круглой и белой, как одуванчик, головой.
— Ну, ты еще в дубуар, попросись, дубина стоеросовая, со своей рожей! — ответил тот.
И они пошли, то ли смеясь, то ли кряхтя.
— А что? Скажу, накось, леденца принес!
— Тихо ты, бабы услышат! Настрекочешь, офеня леденцовая!
— Так можа теперь, хучь пожрать от пуза дадут, раз барин-то? Другой год, помню…
— Можа оно и так, а можа… и сам знашь! — перебил его мудрый садовник, покачивая седой копной волос.
Мэя, слава кругам, его услышала и с ней ничего не случилось. Она просто стояла посреди зала, где ее застал его голос, бледная, не в силах ни двинуться, ни слова сказать.
Увидев ее, Фома тоже застыл.
— Мама небесная! — наконец, вымолвил он, пораженный. — Что с тобой произошло, девочка моя? Муж