А как он объяснит нападения, хмурился Доктор. Зачем они? Почему сначала нападают на княжну, потом на него? Фома отмахивался, княжна слишком соблазнительна и кто-то, подумав, что война все спишет, решил осуществить давнюю мечту, это совпадение. Не слишком ли много совпадений? Уверен ли он, что княжна блуждала по дворцу только от пережитого?
— А что ты у меня спрашиваешь? — пожал плечами Фома. — Вот сейчас пойду и все узнаю.
— Ты уже узнавал. Завуалировано. И что тебе сказали?.. Обознатушки? Что-то со зрением и ухом?.. Пойдем вместе! — решительно сказал Доктор.
— Док, ты спятил, давай еще Мэю возьмем! Что она подумает? К женщине — под охраной! Скажет: милый, как же тебя, всё-таки, покусали-то сильно, может, бешенство?
— А мы сделаем все по-умному, — успокоил его Доктор. — Не ссы!
— Что-о?!
— Так, кажется, ты говоришь, когда хочешь успокоить?
Если бы это сказала его первая учительница, Фома удивился бы меньше; он замер, как памятник погибающей чистой литературной речи.
— Нет, Док, ты уж, пожалуйста, говори языком Пушкина, а не Пукина! Приятно, когда хоть один человек рядом с тобой владеет классической орфоэпией.
— Так, Пушкин в письмах…
— Писем не трогай, это святое!.. Так как там по-умному то?..
По-умному, оказалось так: Фома разговаривает, а Доктор курит за углом, страхует.
— Очень умно, — ворчал Фома, — еще выпить захвати, страховщик!..
Он три раза тихонько стукнул в дверь, почему именно три, он и сам не знал, нервничал, наверное. Дверь долго не открывали, потом послышались легкие шаги.
— Кто там?
— Я! — довольно самоуверенно сказал Фома.
— Граф?..
Он увидел удивленные глаза княжны. Удивленные и заспанные. Это ему сразу не понравилось.
— Неужели я так долго? — спросил он, внутренне холодея.
— Что долго? — не поняла княжна, и начала хмуриться.
«Начинается! — заныло все в Фоме. — Ночь быстрых перемен!»
— Я — долго! — довольно нервно пояснил он.
Удивление княжны становилось шире ею же распахнутой двери, собственно, это уже было не удивление, это было… Чтобы его сразу не послали по известному адресу, Фома перешел в наступление сам.
— Княжна, хватит ломать комедию, это не менуэт!.. — Решительно вошел он в её комнату, но дверь не закрыл, для Доктора.
— Что вы себе позволяете?.. — Княжна от неожиданности отступила.
— Что значит позволяю? — возмутился Фома. — И не надо так на меня смотреть! Вы меня приглашали, я пришел!
— Вы с ума сошли, граф! — княжна побледнела от гнева. — Вас никто не приглашал, идите проспитесь!
Такой наглости Фома не ожидал, даже в такой ночи.
— Да вы сами передали лакею записку! — вскричал он.
— Какую записку? Вы бредите?.. — Она уже с некоторой опаской смотрела на графа.
— Щас-щас!.. — Фома с остервенением рылся в карманах и бормотал:
— Брежу… я вам покажу этот бред!.. Где же эта идиотская бумажка?..
Но записка куда-то пропала из-за манжеты, пока он бегал по коридорам. Ну, естественно, как же без дураков? У лакея? Он тихо, но с большим чувством выругался.
— Да и без записки, княжна! Разве вы не приглашали меня?
— Граф, вы как-то все превратно понимаете, всего лишь танец и больше ничего!
Вот этого Фома и боялся больше всего. С ним говорят языком абсурда, он — одно, ему — другое. Причем здесь танцы? Какие танцы?.. Но сдаваться он не собирался. Сколько можно морочить ему голову?
— Что значит превратно? Вы чуть ли не тащили меня к себе, извините за подробности, после этого дурацкого нападения на вас и на меня, которое, я теперь уверен, вы сами и инсценировали!..
Выпалив все это, он сразу почувствовал облегчение. Да, с ними только так, в лоб, как гестапо: «мы знаем все, у вас еще есть возможность подтвердить это!»
— Я — вас!? Тащила?! Да вы!.. — Голос княжны зазвенел и в нем больше не было испуга за здоровье Фомы, было ледяное бешенство, она как бы даже не услышала, в возмущении, слов о нападении.
— Граф, я прошу вас немедленно покинуть мою комнату и больше никогда, слышите, никогда не появляться передо мной в таком виде! Вы ведете себя отвратительно!
— Стоп! — сказал Фома, и поднял руки в знак перемирия.
Яснее, после его атаки в лоб, не стало. Он еще больше ничего не понимал, но это уже не столько возмущало его, сколько интриговало. Стоп-стоп-стоп, говорил он себе. Княжна вела себя, как попало и он никак не мог уловить, в чем тут дело. Какой смысл ей так запираться?..
Гея в это время, хоть и замолчала послушно, но по её выражению было видно, что она больше не даст морочить себе голову. «И прекрасно! Я тоже!»
— Итак, княжна, записки вы не писали? — вкрадчивым голосом спросил Фома.
— Что за фантазии, граф? С какой стати? И… прошу вас, уходите! Обещаю, что…
— Значит, не писали, — повторил Фома. — И не приглашали?..
Княжна даже не ответила, глядя на него, как на вновь открытый микроб бессонницы.
Фома понял, что если его и приглашали когда-то, то теперь — всё.
— И на нас не нападали? — уже совсем весело спросил он.
— Что значит на нас? Что вы несете? Я сначала не поняла, думала, вы оговорились, но… на меня никто не нападал! Вам нужно хорошенько выспаться, граф, тогда и на вас нападать не будут!
Нет, она его не собьет, Фома собрал свою волю в кулак. Он будет сдержанным.
— Четверть часа назад недалеко от зала с фонтаном на вас напали, сударыня. Вернее, сначала на вас, потом на меня. И мне пришлось… не скажу, конечно, что драться, но!..
Еще немного мужественной скромности, что так рельефна на фоне сдержанности.
— Но применить оружие, княжна!
— Послушайте, граф!..
Княжна тоже решила быть терпеливой и сдержанной, поскольку безумие графа было для нее очевидно, и теперь их разговор напоминал беседу двух притворяющихся здоровыми сумасшедших.
— Я не знаю, что с вами произошло за это время, в каких фонтанах вы плескались, но по-моему вы сильно перенапряглись с вашими подвигами. Вам уже мерещиться черте что! Какие-то длительные галлюцинации! То я вас кусаю в бане, не подозревая об этом, то вы меня спасаете у фонтана, пока я сплю у себя в комнате!.. Может, у вас водобоязнь и вам черте что приходит в голову рядом с ней?
— Не делайте из меня сумасшедшего, княжна!
— Боже упаси! Но как еще прикажете вас понимать? Вам надо отдохнуть, граф…
Она мягко, но решительно указала ему на дверь.
— Мне очень жаль. Пригласить лакея?.. Нет? Тогда желаю вам спокойной ночи.
«Она меня уделала, я выгляжу как идиот. Но в чем дело?..» Он повернулся в дверях:
— А если я найду записку, княжна?..
Но это был слабый ход.
— Вы меня сильно удивите, граф.
— Доктор, у нее регулы! Иначе, я никак не могу объяснить её поведение. Может, здесь в Кароссе, это происходит с подвижкой сознания, с шизофренией памяти? То она бросается ко мне: «надо поговорить!» — и прижимается стервой, то выставляет, как… как…
Фома мучительно боролся с собственным достоинством. Достоинство победило.
— Еще как! — признал он. — Ты видел? Я давно не чувствовал себя таким идиотом. Пришел, блин, на свидание!.. Княжна, неужели я так долго?.. — Фома нервно хохотнул.
— Что наука говорит по этому поводу, Доктор? Объясни! Только не говори, что регулы у меня!
Объяснение Доктора ему не понравилось. Княжна, на докторский взгляд, вела себя совершенно естественно, ни одной фальшивой ноты, даже беспокоилась о здоровье графа. Выходило, что…
— Ты двинулся на этой почве, после свидания с Лилгвой, о чем я, кстати, не раз предупреждал, — не преминул отметить Доктор.
— Очень хорошо! Я его, как брата!.. — Фома отбросил стул. — И нападение на меня тоже на почве Лилгвы? Двое с дубинами, очень эротично! У меня, конечно, есть фантазии, как у всех, но в них не бывает мужиков и лакеев! Я не вижу себя жертвой, Док, это не мой стиль! Так что брось ты о Лилгве!.
— И потом, записка? Что ты скажешь об этом извращении? Куда она делась, блин?! — в сердцах бросил Фома. — Или я ее тоже использовал особо извращенным способом?!
Вызвали Блейка (Фома решил, что в такую ночь спать — грех), нашли гвардейцев и те таращились на Фому, рявкая испуганно на все его вопросы: что, мол, никак нет, ваш сясьво, службу знам, хрен муха пролетит беспачпортная! происшествий нет!.. И вином от них не пахло, как Фома ни водил носом, — только луком, но это для бодрости, пояснил капитан.
Фома был в бешенстве. Выгнав, в сердцах, ни в чем не повинных гвардейцев, он агрессивно извинился перед Блейком за Доктора (не за себя же!). Капитан, немало смущенный, только приглаживал торчащий со сна ус и сочувственно кивал: понимаю, понимаю, граф, ничего да я и не спал!..В конце концов, Фома заявил, что ему все это надоело и раз его считают сумасшедшим, он пойдет спать.
— Черт, у меня же там лакей! — вспомнил он.
— Я вам его пришлю! — пригрозил он. — И он все подтвердит. Пока!
Лакей спал, но рука его сжимала звонок, будучи на весу. Это надо уметь, чтобы так каменно расслабляться нужны годы и годы жизни ради других. Он разбудил горе-стражника, но не стал посылать его к Доктору, поскольку тот вообще ничего не помнил, словно заспал.
Мама, у меня глюки, похолодел Фома, потому что представить сговор Доктора, княжны, гвардейцев и лакея было еще большим безумием. Но вариантов не было, либо мир сошел с ума, либо Фома. Он выбрал первое, потому что второе мог выбрать только сумасшедший. В доказательство своей нормальности, он приказал лакею быть у дверей княжны до утра, а утром справиться о её здоровье от его сиятельства. Это была совсем небольшая месть за ночь в алмазах, которую он поимел. Или она — его?
Самая быстрая вещь на свете, после эрекции, конечно, сплетни. Они распространяются с неимоверной скоростью. Сравниться со скоростью сплетен может только скорость света, но скорость света безадресна и поэтому никого не интересует, кроме чокнутых физиков, в то время как сплетни интересуют всех, поскольку касаются каждого, даже просто академически. Живучесть сплетен (еще одна характеристика этого феномена) в их фактической основе, они основаны на реальных фактах. Но как интерпретированы! Естественно, у каждого по-своему. Интерпретация и адресность — вот залог их живучести, а также — неистребимая вера в то, что все гораздо гнуснее, чем есть на самом деле.