Став магистром, он приблизил ее к себе, много с ней занимался и, в конце концов, сделал ее чем-то вроде приемной дочери Ордена при себе; к тому времени он был уже почтенным старцем, но, несмотря на это, был полон замыслов и сил. Он много работал, особенно последние годы, пытаясь решить проблему розовых и голубых кругов и пришел к парадоксальному для тогдашней клерикальной мысли выводу, что противостояние между орденами приносит вред не только им самим, но и всей стране. Он понял, что розовые и голубые круги — фактор экологический, даже хтонический, угадав чутьем мистика и мыслителя наличие некой системы равновесия.
Последним его проектом было разделение влияний орденов на абсолютно паритетных началах, с общим церковным советом для координации и совместного управления страной. За этой работой его и застал Хрупп. Опасность идей князя для его целей была очевидна и между ними разгорелась жестокая борьба, результатами которой стали разгром Ордена Розовых, войны и повальный мор. Король был тоже на стороне Хруппа, поскольку идея совместного управления страной с двумя орденами, показалась ему не только крамольной, но и опасной.
В общем, история была довольно обычная, несмотря на то, что Мерил рассказывал ее многозначительно и торжественно. Все было, и это пройдет, вздыхал когда-то Соломон, поглаживая кольцо вечности. В хранилище же, кроме кругов, были обнаружены бумаги князя-магистра, его архив и завещание, в котором обе его дочери объявлялись наследницами в равных правах.
“Гея будет очень рада появлению сестрички! Как бы не задушила в объятьях,” — подумал Фома, вспоминая эти объятия. Кроме того, из бумаг, было не совсем ясно, существует ли еще один экземпляр завещания и если да, то где.
Утро вставало над Вечным Городом Ундзором.
— Сам? Его не занесло?
— Занесло? Хотя да, с ним возможно и такое. Нет, дорогой Сати, сам, по своей милости. А ты говоришь, Милорд, да пока он до него доберется, от него самого мало что останется! Если он вообще думает туда попасть.
— Да он не думает!
— Тем более!.. — Светлейший встал, подошел к прозрачной панели, за которой начинался восход. — Спрашивается, откуда такая уверенность, что он туда пойдет?..
— Ну, хорошо, — остановил он Сати, — пойдет. Но доживем ли мы сами до этого светлого часа?
— Это имеет какое-то значение? — удивился Сати.
— Сати, на мне еще немножко вся Ассоциация, ты не забыл? Я еще не могу позволить себе роскошь роли свободного художника, какую примериваешь ты. Впрочем, мы опять затеваем этот разговор. Да, я прекрасно понимаю, что должно, то должно, но законы организации, если она хочет существовать и быть жизнеспособной, тоже требуют уважения, более того, неукоснительного соблюдения! Потому что жизнь организации это её законы, она жива, пока живы они!
Светлейший сел напротив панели и развернулся в кресле к Сати.
— Его можно было бы направлять. Найти и направлять. А твой “свободный выпас” может привести, черт знает куда! Вон уже претензии лорда!.. Куда дальше? Когда это было? У нас вечный нейтралитет, мы уважаем законы своих организаций и не вмешиваемся в законы других.
— Бедный лорд испугался за девственность смерти? Какой нейтралитет, Коро? У меня есть сведения, что он имеет сношения с Томбром. У Кальвина этих сведений, наверняка, еще больше.
— Это еще надо проверить. А сейчас он взбешен. И его можно понять. Такой удар. Уже воют на всех перекрестках! «Со времен оных не было такого! Нарушил все договоры! Это же пример!» Прислали рекламацию.
— Боюсь, что его рекламации уже не действительны, — возразил Сати. — Ведомство Кальвина сообщает, что Плутон, кажется, просыпается от спячки и скорее всего поставит лорда на место — убивать, но не решать судьбу. Танатосом там многие недовольны. Так что это разговор отдельный. А вот как он это сделал, я имею в виду Томаса?
— Как ни странно, он все сделал правильно, как будто научили. Поэтому у лорда и претензии: мол, обучаете своих сайтеров! Готовитесь к вторжению?.. Листру пришлось извиняться, сказать, что сами ищем этого хулигана. Он настаивал на статусе преступника. Ты понимаешь? Это неспроста, что он везде преступник, твой любимчик. Синклит, я уверен, своих обвинений ни за что не снимет, даже если он оторвет Милорду голову и превратит Дно в Елисейские Поля. Они только дождутся, когда он даст промах и подведут под суд — объявят “импичмент” спасителю отечества. И будут по-своему правы! Он же сам создал эту ситуацию!
— Ну, хорошо, виноват! Отдай под суд прямо сейчас, и что? Ситуация-то не изменится! А на свободе он кое-что может, чего, кстати, не может никто. И ситуация с преисподней прекрасно это доказала! Понимаешь, помимо высочайшего профессионализма, ему еще и везет, везет так, словно он обречен на это везение. Какой-то пленник удачи, сам себе джокер!.. Правда, чего это ему стоит?..
Сати на секунду замолчал, словно действительно прикидывая себестоимость всех трюков Томаса, потом продолжал:
— Это меня настраивает на оптимистический лад в нашем деле с Милордом. У него все получается, Коро! Но получается потому, что он не боится использовать свою удачу и все то, чему его научили. Он использует себя на полную катушку. Многие ли бы рискнули, подобно ему? Что-то я не помню, чтобы кто-нибудь пробовал выйти из замка, используя его инерцию, а ведь это прямое развитие импульсной теории поля, которую проходят в академии. Вот это-то и бесит старых пеньков, которые боятся за свои кресла и статус жителя Вечного Города, вдруг окажется, что они совсем не так нужны, как надуваются!..
Сати остановился прямо перед сидящим в кресле Светлейшим, потом подошел к оконной панораме и спрятав руки в глубоких складках одежды, стал смотреть, как начинается день. Благодаря купольной системе восьми башен, рассвет над городом вставал одновременно со всех сторон, словно огонь, обнимающий священный сосуд государственности вселенной. Сам Дворец Синклита был еще в тени, а башни уже розовели и мягко бликовали, когда лучи попадали на серебро граней куполов.
— Забыл тебе сказать, — повернулся он к Светлейшему, — Ави кажется, сумел алгоритмизировать его выходы за Последнюю Черту. Я только что от него. Еще чуть-чуть и возможно нам удастся действительно направлять его, помогать ему. Ну не может же он быть все время один?
Коро успокаивающе поднял руки.
— Это очень хорошо, но и я забыл тебе сказать, что если мы не утвердим указ о его статусе, импичмент будет объявлен всему Совету Координации и мне!
— Вот интересно! А разве такое возможно?
— А вот — попробуют!
— Черте что — дети! — хмыкнул Сати. — И что инкриминируют?
— То, что мы его сразу не посадил на трон Пифии.
— Ну, а посадили бы, обвинили в издевательствах, им же надо изображать деятельность! Дума!..
Сати пожал плечами.
— На границу бы их всех, поближе к горящему мясу!..
Оба невесело рассмеялись.
— Знаешь, — сказал Коро, — я тут копался в архивах Ави и нашел интересную информацию, такую древнюю, что чуть ли не от Манна, вторая или третья эпоха. Систему тогда еще только обкатывали и вели одного индивида, тоже со Спирали — почему я и вспомнил. Великолепный экземпляр, судя по остаткам голограмм! И вот его прозевали. То ли Систему переоценили, то ли его недооценили…
— Так вот, — продолжал Коро, приглашая Сати присесть рядом с ним, — отчет “ведущего” Системы очень похож на твой отзыв о Томасе, прямо трактат! Он клянется, что лучшего экземпляра не видел и умоляет руководство присмотреться к нему внимательнее. Что-то вроде укорительной записки наверх. Так вот, его подвиги тоже, каким-то образом, были связаны с Дном и царством теней. Томбр тогда был еще болотцем, а вот лорду Смерти он сильно утер нос, правда, эта информация практически утеряна, слишком древняя. То ли он был все-таки обучен, но “ведом” без посвящения, то ли так же сорвался, как Томас или это вообще произошло у него спонтанно, как при свидании с Говорящим и он потом уже был “поднят” в Ассоциацию. Темны дела сии, но там, на Спирали, он стал богом.
— Томасу это не грозит, не то время, в лучшем случае упрячут в какой-нибудь бункер… — Сати хмыкнул. — Похоже, мы все увлечены Спиралью.
— Там необыкновенная материальность, но они за нее расплачиваются, быть там тяжело. Они и называют свою реальность Землей, как будто чувствуют, что уходят в прах.
— Они уходят?
— Во всяком случае, Ави так думает. Система там почти не работает, только режим слежения. Она «считает», что это бесперспективно. Может быть, поэтому все так увлечены Спиралью — всегда интересно наблюдать исчезновение больших объектов, своего рода некрофилия.
— Жаль, — сказал Сати, с улыбкой вспоминая что-то. — Впрочем, старуха, это еще не оракул. А что случилось с этим… как звали этого героя?
— Ираклий. Поцелуй смерти. Лорд послал свой знак через женщину, он был взбешен. Ираклий протаранил его захолустье, как астероид, украл какое-то чудовище — не то пса, не то змея, которое охраняло преисподнюю, вытащил своего друга и чуть не ранил его самого.
— Деянира, — пробормотал Сати. — Ничего не ведающая Деянира.
— Что?
— На Спирали это одна из любимых легенд. Женщина хочет вернуть мужчину и убивает его этим.
Фома лежал под деревом и блаженно жмурился на первые лучи солнца. Доктор что-то говорил, он кивал, но воспринимал это, как капли дождя по крыше, фоном. Озера лежали тремя глубокими, темно-синими чашами, которые держала, неколебимо, суровая стража гор в занимающемся пламени неба — утреннее чаепитие титанов. А далеко внизу, в долине, окутанной туманом и тенями, где не было этого будоражащего гимна светила, все еще спало.
Нет, все-таки утра в Кароссе замечательные!..
— Ты меня слышишь? Эй, ты что? — тряс его Доктор. — Что с тобой, тебе плохо?
Фома открыл глаза и укоризненно посмотрел на своего мучителя, потом вздохнул мечтательно:
— Мне хорошо-ооо…
— Так хорошо, что встать не можешь второй день! Что это у тебя?
Но Фома не слышал. Вместо этого он не мигая смотрел на поднимающееся из-за гор солнце. Все будет хорошо! Утро говорило об этом в полный голос, несмотря на то, что Мэя была, как говорят медики, в критическом состоянии и не транспортабельна: бред, жар, и вдруг едва заметный, нитяной пульс и даже кома, и все это по три раза в час. Все-таки лорд окунул ее в Лету, затанцевал. Ждали кризиса.