— Именно там я её и видел первый раз, а второй — здесь.
— Ну, это уже опять фантазии начались, — произнесла княжна уставшим голосом, словно уже не надеясь избавиться от графа. — Я же вам говорю, мне нет смысла запираться! Вы не хотите уйти по-хорошему?
Она протянула руку к шнуру вызова над креслом.
— Княжна, я видел еще одну родинку, которую не увидишь и в бане. В форме капли!..
Гея побледнела, рука ее безвольно упала, так и не найдя сонетки.
Фома даже испугался, это не было игрой! Может быть, распущенность двора сильно преувеличена Мартином? Он убьет этого паршивца!
В дверь громко постучали.
— Если нет, княжна, я готов…
Фома в растерянности развел руками, извиняясь; теперь он видел, как оседает в обмороке первая красавица Кароссы. «Чего сказал? — бормотал он. — Подумаешь, еще одна родинка».
В дверь уже барабанили. Это был маркиз. Фома даже не удивился, хлопоча возле княжны, как же без него?
— Гея, ответьте мне или я выломаю дверь!..
И выломает! Отношения у них с княжной явно не тантрические, совместными медитациями не пахнет. Дверь распахнулась, на пороге возник полуодетый маркиз де Вало. В руках у него был клинок. Похоже больше ничего в этих руках никогда и не бывало, даже Геи.
Первое, что он увидел — извращенец граф, не жалея себя, лупит по щекам его княжну! Княжну, которая… которой… Маркиз оцепенел.
— А, Вало! — поприветствовал Фома обалдевшего маркиза. — Входите-входите! Княжна как раз в обмороке.
— Что ты с ней сделал, мерзавец?! — заревел маркиз, и бросился на него.
Слава кругам, княжна пришла в себя от звонких оплеух, коими он щедро рассчитался с ней за игру в «несознанку», и потребовала прекратить безобразие. Давняя неприязнь, таким образом, не закончилась знаменитой уже первой русской позицией в фехтовании.
Маркиз немного успокоился, видя её живой, а постель не смятой. Он был даже готов слушать, не размахивая клинком. Прежде, чем что-либо наврать ему, Фома обратился к княжне.
— Так… есть? — спросил он.
— Подите прочь! — бросила она устало. — Оба!
— Благодарю вас, княжна! — с чувством произнес Фома, и раскланялся с ней и де Вало.
Ему записываться на прием к Фарону не надо!..
— Маркиз! — остановила княжна де Вало, бросившегося было вслед за графом. — Дайте мне воды!
— Граф, — добавила она, — но это ничего не меняет!
— Конечно, княжна, у сэра Джулиуса есть чудесное средство от склероза!
Чертова кукла! Красивая и корыстная. Ей нужно все или ничего. «Это ничего не меняет!» Конечно, теперь это ничего не меняет, кроме того, что Мэю нужно срочно увозить подальше от этого осиного гнезда, здесь все время что-нибудь делят: власть, деньги, круги, монаршее благоволение. Такое впечатление, что княжна была невменяема какое-то время. Не может человек беззастенчиво врать, а потом грохнуться в обморок! Хотя…
Мэя не спала. Она сидела на кровати в той же позе, что и ночью, в глазах ни ветерка сна — испуг.
— Где ты был?
— У короля, — не мигая соврал он. — Ему опять не спится. Передает тебе привет.
— Привет?! — расширила глаза Мэя.
— Ну, в смысле справлялся о тебе, — опомнился он.
Мэя вздохнула.
— Что, опять?.. — спросил он.
Она выздоровела, но её мучил кошмар, все время один и тот же: они убегают, смерть настигает, она зовет графа, граф остается, но остается, на самом деле, почему-то всегда она, а он уходит.
— Ты все время уходишь!
— С чего ты взяла, что я ухожу? Я все время с тобой.
Мэя пожала плечами.
— Ни с чего. Просто знаю.
— Ничего, разберемся и с этим.
Он поцеловал ее. От нее пахло парным молоком. Она с надеждой и недоверием посмотрела на него. Да?
— Обязательно! А еще мы едем в замок и будем там жить!
— Правда? — обрадовалась Мэя.
— Правда!..
Да, пока не вернулся Доктор с кругами из этого чертова хранилища, думал он, у нас, может, будет пара дней. Сделать что ли пазуху во времени?.. Он не подумал о последствиях такого желания.
14. Прощание с Мэей
— А кто такой Орфей?..
Фома пребывал в прекрасном расположении духа. Целый день, а может и два, в полном их распоряжении! Придорожный трактир гудел от множества голосов…
Их небольшая кавалькада во главе с гвардейцами Блейка двигалась по родной Иеломойщине в сторону замка. «Моего замка, хохотал он внутри себя, я — безумец!..» Мэя была рядом. Она настолько окрепла, что могла ехать верхом. Всю дорогу граф показывал ей фокусы и рассказывал забавные истории, но так и не развеселил её; в предчувствии расставания она была рассеяна и молчалива.
— Дождь, — вдруг загрустила она.
— Что это он, действительно? Сейчас уберем! — бодро сказал Фома. — Ты что хочешь, солнце?
Мэя не выдержала, улыбнулась.
— Да! — с вызовом ответила она.
Через пять минут дождь прекратился, стыдливо пустив несколько прощальных косых струй, небо стало стремительно расчищаться.
— Как это? — удивленно посмотрела на него Мэя; она переняла у него эту манеру спрашивать: как это? — Вы знали, что он сейчас закончится, граф… поэтому! — недоверчиво сияла она, осматривая посветлевшее небо.
Сизые, тяжелые тучи, только-только раскорячившиеся, чтобы разрешиться от своего бремени здесь, над ними, теперь с недовольным рокотом несостоявшейся грозы расползались в стороны и отплывали назад, откуда, собственно и пришли.
— Нет, это невозможно! — сказала Мэя. — Что вы сделали?
— Разогнал тучи! — беспечно сказал Фома. — Что-нибудь еще, мадам? Радугу, землетрясение?
— Но это же несправедливо!.. — Несмотря на это, она, наконец, рассмеялась.
— Почему же несправедливо?
— Кому-то дождя хочется, а вы солнце насильно сделали!
— Все справедливо в этом справедливейшем из миров! — не согласился Фома. — Кому нужнее, тому и дается! Чье желание сильнее, тот и торжествует!.. Пока, — добавил он с клоунской улыбкой.
— То есть, насколько в это веришь?
— Можно сказать и так. Вера — очень сильное и страшное оружие! Что может против нее устоять?
— А я так смогу? — спросила вдруг Мэя. — Ну… что-нибудь такое же сделать?..
— Это может каждый. Хочешь попробовать?.. Что?
— Гром!.. — Глаза у нее горели.
— Страшный?
— Ага!
— Ну, давай!..
Мэя зажмурилась и сжала кулачки. Фома уловил ее желание, маленькое, пугливое, называлось оно: а вдруг получится?.. Пришлось помочь… Последняя отползающая туча недовольно натужившись и расклубившись, выпустила еще одну искру, вместо молнии. Потом раздался маленький гром, как падает спичечный коробок.
— Вы слышали?.. — Мэя распахнула глаза. — У меня получилось, а я думала, что не получится!..
— Ну, сейчас! — пообещала она, и снова зажмурилась…
Фома помог еще, не вдаваясь в суть её желания, думая, что она хочет повторить гром. Тучи вдруг поползли обратно, и «взоры» их были полны гнева, грозы и мести — молниеносны. Обиделись, подумал Фома, но тут уловил смысл желания Мэи. Оно было в дожде!.. Мэя восстанавливала статус кво.
— Тогда поскакали быстрее, раз ты такая справедливая! — рассмеялся он.
Молния, огромная и разветвленная, как Амазонка, если смотреть на нее сверху, ударила рядом с ними и ужасающий раскат грома возвестил начало мщения. Пока они добрались до ближайшего трактира, гроза настигла их и изрядно наказала за баловство.
Мэя была в восторге, напрочь забыв обо всем остальном. В харчевне она, конечно, попыталась сделать всех счастливыми. Сначала в масштабах всего королевства, но не могла себе этого представить, в лицах, как она объяснила. Тогда она решила осчастливить присутствующих. Но и это почему-то не получалось. Лица выпивох не светлели, наоборот — свеклевели от выпитого.
— Почему? — огорчалась она.
— Все по тому же, для тебя это игра. Прекрати, — попросил ее Фома, подливая две капли жега ей в чай, чтобы она не простыла, после дождя. — У каждого, даже у пьяницы, свое собственное представление о счастье, а твое безалкогольное счастье для них вообще смерть.
Трактир шумел, действительно не желая быть счастливым без вина. Вино это счастье! — можно было расшифровать этот гул с отдельными вскриками и песнями. Много вина это большое человеческое счастье! А море вина это когда ничего, кроме счастья, нет!.. На приезжих никто не обращал внимания, приближающееся большое человеческое счастье билось мощными волнами об утлый пьяный корабль корчмы, главного подспорья казначейства. Мэе же хотелось счастья совсем не такого грозного. Это же так немного — счастье. Он же…
Фома себя странно чувствовал, словно кто-то другой, не он, открывал вещие уста и говорил:
— Счастье, Мэечка есть близость любовная, но не та. Соединись с богом в этом чувстве — обретешь бессмертие. Соединись с собой — всепроникнешь и не будет тайны для тебя.
— Ой, это уже опять что-то сложное! — вздохнула Мэя. — Ничего у меня не получится!
Она отрезвила его. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение: «пьяный жег!»
Мэя снова загрустила, вспомнив зачем, собственно, они едут. Вот тогда-то она и спросила:
— А кто такой Орфей?
— Самый известный в мире бард, песен которого никто не знает. А почему ты об этом спрашиваешь? Снилось?
— Да. Он все время меня спрашивает, не видела ли я там Вере…
— Эвридику?
— Да. А ты откуда знаешь? — удивилась она. — Это тоже твоя знакомая?
— Нет, Мэечка, это было бы слишком! Но я знаю, что каждая женщина — Эвридика, если ты поворачиваешься к ней, она отворачивается от тебя, — попробовал Фома отвлечь ее.
— Неправда!..
Воздух в трактире колебался, как над костром, плавился слоями, становилось слишком жарко, поскольку окна были закрыты от дождя.
— Мне интересно, что ты ему отвечаешь в своих снах?
— Не видела ли я?.. — Она посмотрела на него, словно раздумывая, говорить, не говорить?.. — Я ему говорю, что она идет.
— Мэечка, солнце мое, да это, наверное, единственное, что еще может поддержать его!