— Но это же было давно и я все вспомнил!
— Ой ли? — прищурился Леша. — А если не все? И эти твои сны с толстяками, разве они не говорят, что у тебя не все в порядке с головой?.. Ну — было, было! Раньше. Я же не говорю, что — сейчас!.. Так вот, соображает она у тебя нормально, но вот апофегмы с ней всякие случаются!
— Че-во?
— Фигня всякая, вот чего! То у тебя калотерапия, то задолбанность обо что-то кармическая!
— Зацепленность!
— Во-во… вспомни, как голову лечил средней порцией, как по докторам шлялся!..
— Кстати! — вспомнил Леша. — А где твой Доктор? Что-то давно ты про него ничего не рассказывал. Как он поживает? Может, он тебе объяснит, что ты забыл чуть-чуть чего-нибудь — как раз на нее?
— Чего на неё чуть-чуть? — обалдело тряхнул головой Фома.
— На Марию!
— Ты считаешь, я ее чуть-чуть забыл?
И Фома погрузился, как ему казалось, в воспоминания. На самом деле это была очередная порция коньяка — был тот самый счастливый случай, когда Леша обогнал его в “формуле А” и количество “А” уже не контролировал.
“А ведь точно, она же знает адрес родителей, как я на это внимание не обратил?» Он хотел поделиться этим открытием с Лешей, но потом вспомнил, что еще раньше Леша поделился этим открытием с ним. «Какая голова! — чуть не задохнулся он, от восхищения. — И — в баре?! Где никто и никогда не оценит!»
— Слушай, а почему у тебя сегодня никого нет? — спросил он.
— «Спартак» играет.
— А-а!.. — Фома удовлетворенно кивнул, но потом недоуменно посмотрел на Лешу. — Ну и что? Не вижу, кстати, в этом никакой связи.
— Я тоже не вижу, но почему-то — с «Локомотивом»…
Доктор плавал в Открытом мире, до тех пор, пока в голове ясно и векторно не прозвучало: пора!
«Давно пора, — пробормотал он, вытягиваясь в струну и мчась навстречу зову. Кто? Или что?.. Он отслоил из тысячи направленностей одну, нужную, и слился с ней. — Варфоломей, — четко оформилось в голове. — А, пустынник объявился!..»
Доктор нашел в векторе нужную ниточку-струнку, вошел в резонанс, нырнул сквозь быстро сменяющиеся, как в руках ловкой кастелянши, простыни-реальности… еще глубже… Возникла какая-то коричневая муть с бедной растительностью. «Черте что!» Он сделал еще рывок, и перед ним оказалось такое же черте что, только еще и со снегом. «Ну и?..» — огляделся он.
Где-то совсем рядом тоскливо выли собаки, подпевая вьюге, а снежные заряды укладывали огромные белые волны — настоящие валы, с гребнями и пеной. Буря. Мглою, хмыкнул он, вспоминая завалы книг у почтамта, превратившиеся в его мозгу в книжные полки. Несмотря на шквал, он сделал несколько шагов все в том же направлении. Прямо перед ним в свистяще белых разводах снежной пурги нарисовался чум. “Яранга, вигвам, потхем, ovb25 — ненужное зачеркнуть… Живут же люди!”
Он узнал это место. Это была глухая реальность Открытого мира. Над чумом в клочки рвался густой дым. Вход был полузасыпан, несмотря на то, что находился с подветренной стороны. Перед пылающим очагом с полным котелком сидел совершенно седой, но румяный старик с благообразно круглым лицом мошенника и ел тюлений жир. Запивал он его горячей водкой из котелка. То, что это водка, слышно было по запаху, физически ощущаемому в распаренной атмосфере.
Варфоломей. Ярко синие глаза.
Доктор задержал дыхание. Нормальный субъект был бы пьян, сделав только вдох, а этот сидел, пил, ел и радушно ухмылялся навстречу. Спиртовые пары ели глаза, возможно еще и из-за дыма, но не закрывать же их! Акра осмотрелся. По стенам висели шкуры, на шкурах — шитое грубое полотно, на полотне — костяные амулеты. Нудно и продолжительно звенел, никак не желая успокаиваться, колокольчик, задетый при входе.
— Постишься? — хмыкнул Доктор.
— Таска аднака! — махнул Варфоломей рукой, и показал сначала, куда сесть, потом — на булькающий водкой котелок. — Будис?
— Да ты что? — удивился Доктор, усаживаясь. — Какой нормальный будет есть и пить в таком чаду?
Варфоломей совсем ополоумел, войдя в роль буревестника тундры, даже говорил, характерно посасывая зубы и сюсюкая. Рожа его лоснилась, как из ведра, глаза были масленые, маленькие, все остальное — хитрое, как и полагается самоеду — пирату вечной мерзлоты, повелителю моржей и победителю пика холода. Но обижать его безальтернативным отказом было нельзя.
— Вина бы выпил, холодного, у тебя тут, как у тропических болот… — Доктор слишком глубоко вздохнул и поперхнулся от жирного и сивушного воздуха, сглотнул, преодолев отвращение, словно проглотил кусок топленого жира с водкой. Стоило забираться в тундру, чтобы задыхаться от жары?
— Водку не люблю, — объяснил он.
— Прынс! — громко и раскатисто рыгнул Варфоломей. — Погода ему наса не нрависа! Водку не любит, воздух не тот!..
Он выразительно повертел куском жира возле виска.
— А сто тада тибе нрависа, а, прохозый?..
Другой рукой он достал прямо из очага зеленую бутылку. Она, узкая и элегантная, смотрелась здесь, как фарфоровые вазоны в конюшне.
— Это? — словно удивился Варфоломей. — Ох и молодой ты исо, глупый! На, пей вино-ооо!..
Доктор с опаской взял бутылку (Варфоломей любил фокусы), она была холодна, как из погреба, взглянул на этикетку. Сотерн 88-го года. Ничего себе!.. Акра забыл об удушливой атмосфере чума. Давно он не пробовал этого напитка…
— Ну, хорошо, а штопор у тебя есть?..
Варфоломей чуть не подавился, и в глазах его появилась укоризна; за укоризной появился и официант с глумливой физиономией маленького Варфоломейчика, представление разворачивалось вовсю.
— Чего изволите? — спросил маленький Варфоломей у большого.
— Стопор они воззелали, — ответил большой.
— Стопор?! — вскричал маленький, тоже переходя на чумовой прононс.
— Стопор! — закричал и большой.
— А больсе нисево иму ни нада?!
Они гневно вперились друг в друга, испепеляя. Казалось, еще секунда и все взорвется, к сёртовой матери! — странно было, что до сих пор не взорвалось от паров спирта и стреляющих искр очага.
— Сто исё придумаит?!
Они повернулись с этим вопросом к Доктору. Рожи красные, глаза синие навылет. Доктор пожал плечами. Тогда они молча сунули руки в костер, достали штопор, удивленно посмотрели на него: «эта сто ли?» — и передали Доктору. Оттуда-то появился и бокал тонкого стекла, почти невидимый.
— Всё? — хором спросили Варфоломеи.
— Закусить бы чего-нибудь! — сказал Доктор не очень уверенно.
— Закусить! — приказал Варфоломей.
— Закуси-ить? — удивленно и угрожающе протянул маленький.
— Да, закусить!
— А это что, по-вашему?! — Маленький, забыв сюсюкать, обвел глазами самоедскую роскошь стола: жир тюлений, жир китовый, оленьи рога, вымоченные в моче гренландского кашалота. — Хрен моржовый?
— Нет, холестериновый! — взвился Варфоломей. — Мы это не кусаем! Нам зырно!
— Да?! А кто это будет кушать, я что ли?! Сначала подай, потом убери… нашли мальчика!.. Во!.. — Показал маленький маленькую фигу.
— Это тебе — во!.. — Ответный кукиш навстречу.
Они убили бы друг друга этими взаимными кольтами, но забыли снять их с предохранителей и напрасно таращились, смертным боем, друг на друга. Не желая нагнетать обстановку более, Доктор сказал, что может и без закуски.
— Хрен тебе — без закуски! Развезет! — вскричали Варфоломеи. — Вот!..
Рядом с ним оказалась тарелка с нарезанным тюленьим жиром. Куски его плавились от жары и плавали от этого по тарелке, как глиссеры — быстро, по кругу. Доктор сдержанно поблагодарил.
— А не за сто!.. — Варфоломей выпил водки, потом со смаком отсосал полтарелки жира.
Доктор закрыл глаза.
— Харасо-аа!.. — Услышал он глубинную отрыжку, которая сотрясла чум, вырвавшись дублем из самых недр варфоломеевского чрева. — Эт-та-а-а!..
Доктор открыл глаза. Варфоломей промокал лицо и загривок огромным расписным полотенцем. Он сиял, как блин на масленице. И был один.
— Все скучаешь? — весело продолжал он уже нормальным говором. — Совсем озверел от скуки, даже злой какой-то! Раньше таким не был.
— Возможно… — Доктор осторожно лениво катал сладкое вино под языком и старался не дышать.
Вино вернуло ему ощущение Спирали — тяжеловатое, но словно бурлящее. Отменный вкус. Откуда у старика?..
Варфоломей широким жестом махнул рукавом перед его лицом, будто утирая его, и Доктор увидел, что они в каком-то ресторане. Дорогом. Вокруг сновали официанты, невнятный говор, приглушенный звон приборов, запах сигары с соседнего стола. Впрочем, на их столе тоже были сигары, кофе, коньяк. Но главное — было прохладно. Молодой человек в униформе разжигал сигару Варфоломею и был подозрительно похож на старика; такой же крутился возле Доктора. Джаз. Нет, не совсем джаз, а что-то новое в нем, еще не названное, на стыке. «Откуда он знает мои пристрастия?..»
— Как ты это делаешь?
— А я ничего не делаю, я слушаю, — хохотнул Варфоломей.
— Я к тебе пришел или ты меня поз… — Не договорив, Доктор рассмеялся:
— Ясно. Значит, это надо мне, а я веду себя невнимательно. Что там вселенная про меня поет?
— Уж больно ты важен, Акра-джан! Фигура ты, конечно, заметная, но чтоб вселенная про тебя пела? Она равнодушна, как… — Варфоломей покрутил пухлой «Дольче Габаной» перед своим носом, подыскивая сравнение, не нашел и махнул рукой. — Ну, в общем, ты сам знаешь!
— Как безличный глагол, — сказал Доктор.
— Точно! — радостно удивился Варфоломей. — Вот ведь… — Он повертел головой. — Да-а… а мы Оксфордов не кончали.
— И что?
— Ничего. Бесконечность ткнула пальцем во множественность, на карте оказался ты, значит, так тому и быть! Я здесь ни при чем.
— Знаю. Бесконечность в лице Ассоциации?
— А какая разница? Иерофанты лишь расшифровывают намерения вселенной и поддерживают равновесие, в той мере, какую считают необходимой, и средствами, которые сочтут возможными. Ты — средство…
— Они не расшифровывают, они интерпретируют.