— Милочка, я должна вам сделать подарок!.. Андрон!.. Ефим, ну одень же ему брюки, что он стоит, как Микки Рурк? Здесь же дамы!
— Вы замужем?.. — Заглянула Вера в глаза продавщице.
Подарок, от этой сучки в дорогущей коже и еще хищно дышащей, свежей чернобурке… он должен быть… — прикинула Нина Павловна, и быстро перестроилась.
— Мне повезло не так, как вам, — уклончиво сказала она, потому что не могла решить, что лучше: замужество, вдовство, девичество? — что больше тронет эту суку?
Вера впервые внимательно посмотрела на нее и все поняла.
— Не говорите, вижу. У вас все будет хорошо! — сказала она, понижая голос. — И с мужем, который обретет твердый заработок, и с вами, и с двумя любовниками…
— Ну что вы, какие любовники? — разочарованно выдохнула продавщица (она вообще-то расчитывала на деньги, а фразой «все будет хорошо» она наелась до оскомины, муж дарил это обещание на каждый праздник, вместо подарка и праздник превращался в будень). — Нет у меня никаких…
— Будут! — коротко бросила Вера, и вдруг придвинулась к продавщице вплотную.
— Я вам говорю, будут! — с ведьмаческим блеском в глазах повторила она снова, дотрагиваясь до живота Нины Павловны и проводя рукой над самым лоном.
Нина Павловна вздрогнула от неожиданности и хотела было возмутиться, как вдруг почувствовала, что в её остывшем и черством лоне, возникла сладкая и горячая струя, которая распустилась запретным цветком, тем, что стыдишься, таишь, но лелеешь и на горячей подушке, и в толпе.
Секунды не прошло, а обещание Веры уже не казалось ей злой насмешкой. Нежный и порочный цветок распускался в ней твердой уверенностью будущих любовных утех.
Такой многообещающей ласки она не получала ни от одного мужчины, даже в молодости, когда… ах, добрый старый ГУМ, когда лучшие мужчины страны, приезжали сюда откупаться от жен и любая продавщица казалась им московской штучкой. Ах, Альберт, Альбертик, где ты?..
Только теперь она осознала, что вообще сказала эта странная дамочка в чернобурке. Откуда она узнала, что у мужа нет твердого заработка (по совести, вообще, ничего твердого!) и они живут, вчетвером, на ее нищенский оклад?.. И что она стыдится его, даже на этой проклятой работе?.. Правда, любовников, действительно не было, давным-давно, но… теперь она твердо знала, что будут, слишком вольно распустился этот странный, хищный цветок в ней. Во всех смыслах распустился.
— Оделись уже?.. — Бросила Вера Ефиму и Фоме, которые копошились в примерочной, и снова повернулась к продавщице…
Когда Нина Павловна пришла в себя, она с удивлением обнаружила, что ни дамы, ни ее мужа с любовником в магазине уже нет. И вообще никого в отделе!.. Только она, с банкнотой в тысячу дойчмарок в руках. «Это вам на разгон, милочка!» — еще звучали в ее ушах слова странной незнакомки.
Мысль о салоне для новобрачных, подсказанная Верой, вдохновила Ефима. Туда! Только там, по его словам, могут отбить всякое желание жениться.
— А ты? — спросил он у Веры. — Карден, Миота, Лагерфельд или Унгаро твой экстремальный? Только умоляю, это свадьба, хотя бы трусики оставь подвенечные!.. Возможно, будут люди.
— Трусики и фату до пола! — плотоядно улыбнулась Вера. — Разберусь!.. — И исчезла, запечатлев на них несмываемые поцелуи «ревлона» и благоухающие слова:
— Я вас люблю!..
Салон проката “Золушка французская” гостеприимно распахнул свои двери. Собственно, он их никогда и не закрывал, так и стоял настежь, день напролет. «Любые брачные приспособления напрокат!» — гласило объявление при входе. И действительно, приспособления были любые, вплоть до хлыста «семихвоста» с вольфрамовыми спиральками вставок для подключения к автомобильному аккумулятору, если отключат свет в комнате переговоров, где обычно встречаются садо-мазо.
Фома зачарованно шагнул в этот каньон стимуляции.
Резиновые Зины, универсальные и на заказ, как указывалось «под размер», все как одна, с кругло удивленными ртами, уставились на него с бесстыдством малолетних проституток. А на них и на витринах!.. Трусики самоудовлетворения «вечный кайф» и панталоны бескорыстные, с мохнатыми «кольцами любви». Наручники а ля «я твоя, прикроватная» и презервативы с пупырышками, канавками, кольцами, ребрами, с ежами «дорожный патруль» и «оборона Москвы»…
Ефим восхищенно цокал: постмодернизм добрался до самых потаенных мест и тут уже расцвел пышным цветом. Гибель империи!..
— Да! — сокрушался он. — Святую Русь ждет судьба Рима! Первое, что откопали в Помпеях, фаллические указатели на кварталы развлечений и вагинообразные плошки для солдат, pocket…
А вернисаж только разворачивался, демонстрируя уровень проникновения человечества, этакое эротическое предчувствие появления нового человека, свободного, раскованного…
— Теперь мне понятно это странное выражение: Москва — Третий Рим и четвертому не бывать!.. Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе, Фома! Смотри! Выставка достижений народного оргазма! Все-таки любит народ достигать!..
И Фома смотрел…
Органопластика мужская, типа «град» и «томагавк», или в виде кольта сорок пятого колибра, с девизом «давай, сдавайся!», и — женская, типа «киса-катюша» и «сотовый телефон», который призывно откликался: «перезвони еще раз!», в то время как «катюша» мяукала: «засади фашистке!»… Далее, вожжи с шипами и седлом унисекс для мужчины и женщины, еще дальше сбруя для измученных разлукой, кухонные и ванные передники с бюстом для крупы и мыла, маски, мази возбуждающие и тормозящие, глушилки и затычки всех калибров, и многое-многое другое, от чего разбегались глаза, но останавливалось сердце.
В общем, заметил Ефим удовлетворенно, здесь было все для того, чтобы новобрачные, если они не «найдут» друг друга в первую брачную ночь (что вполне возможно, если у вас не будет фаллоимитатора с фонариком и вагиномаячка, напоминали аннотации к этим приборам), так хотя бы обретут себя в новых аспектах. Отдельной услугой шла подгонка. И это был уже постмодернизм чистейшей воды. Какая скромность потуг! какой ненавязчивый сервис в закромах!..
Конфекцион был скромнее. Четыре не сильно ношенных костюма сиротливо висели за ненадобностью где-то в самом углу, под потолком, но зато в них не было никакой сексуальной подоплеки, с них просто сыпался нафталин и перхоть времен.
— То, что надо!.. — У Ефима загорелись глаза, он повернулся к Фоме, приглашая насладиться. — Вижу в твоих глазах вопрос.
— Не то чтобы вопрос, — отвечал Фома, разговорчивый от вериной дозы: «за хорошие новости!» — Но некоторое недоумение, если ты эти портянки имеешь в виду?
Чтобы взять напрокат подобный костюм, нужно было иметь справку о сердечной достаточности невесты, если конечно, цель свадьба, а не, опять же, похороны. Создавалось впечатление, что они висели здесь еще при самом большом друге советских лекал, товарище Сталине.
— В этом весь смысл, Фома, друг!.. — Ефим задушевно смотрел на большие желтые пуговицы, какими совсем недавно застегивали матрасы и наволочки. — В том и смысл, — повторил он, — что все должно быть напрокат! Понимаешь?.. Мы странники в этом мире! Какая символика, я дрожу! Как там у поэта?.. Все мы в этом мире трали-вали… в общем, голыми пришли, голыми уйдем!
— Лучше, голыми, — сказал Фома.
— Ты не поэт!.. Сударыня! — воскликнул Ефим, оглядываясь в поисках мелькавшей где-то продавщицы. — Наконец-то, мы нашли друг друга!.. Где вы? Кто хозяин этого гнусного чертога, последнего приюта опиздоленных!
— Я все время здесь!..
Юное, жизнерадостное существо в очках выскочило из-за стойки со свадебными платьями, желтоватыми от измен и стирки, и посмотрело на них сквозь стекла со всем преимуществом молодости. И вездесущности.
— Что вы ищете?
Ефим лишь только увидел ее, сразу понял, что — ничего.
— Я уже нашел, вы замужем?.. Меня бросила жена, вот с этим подонком, поэтому можете не сомневаться в чистоте моих намерений, второй раз от меня никто не уйдет!
Молоденькая продавщица растерянно хихикнула, пытаясь определить долю правды в этой жутке.
— Рада за вас, но все-таки?.. — Она посмотрела теперь на внегалактического Фому, которому в руки — только бластер, штурвал звездолета и соску, но не жен Земли.
— А он ищет свадебный костюм, подлец на моем несчастье! — пояснил Ефим. — Скажите, вот эти не из морга? Вечностью так и прет!
Девчонка прыснула, нисколько не обидевшись: красота и элегантность Ефима, на фоне дикого, нездешнего обаяния заплетеного Фомы, предполагали, по крайней мере, настоящее развлечение среди половых симулякров и синтетических извращений.
— Не-а! Я пришла, они висели.
— То есть, может?! — обрадовался Ефим. — Считай, повезло! — толкнул он Фому. — Из морга!.. А вы не узнаете у вашей заведующей, для верности?
— Вы серьезно?.. — Продавщица сняла очки, протерла их и снова водрузила на короткий симпатичный носик. — А зачем вам? Я, в смысле… заведующая все равно не скажет, даже если и так…
— Она снова засмеялась…
— Вы что некрофили?
Ефим всплеснул руками.
— Именно! А также мизантроши и меланхулики! Такое событие… краше в гроб кладут! Лучший друг и бывшая жена!.. Вы не могли бы их снять с покойника? То есть, оттуда… А мы вас за это пригласим на нашу свадьбу! Помянете!..
Девчонка чуть не упала со стремянки, на которую уже забралась. Её опасно скрутило на последней ступеньке и Ефим бережно, но не менее опасно поддержал её. Впрочем, золушка французская…
— Да я и так, спасибо! — махнула она рукой, поправляя юбочку, и покраснела.
— Ой, мне нравится! — запел Ефим, любуясь ею. — А я нечаянно! Я не хотел! Извините, сударыня!.. Вас как, кстати, зовут? Меня Ефим, а вот его Фом… Андрон.
— Фомандрон?.. — Она снова хотела прыснуть, но сдержалась, все-таки имя. — Итальянец?
— Древнегрек израильский, вы угадали: Фома человеческий on-line, — евангелист, эсхатолог, все время в розетке. Не знает, где кончит. Так как?..
Фома только чихал, увертываясь от передвигаемых костюмов, реакция на коку.