«Нас слушают, а я хочу отсюда уйти».
«Уйти? Зачем?.. Ты считаешь, что ты здесь… неправильно?»
«Ты правильно поняла. Неправильно. Спрашивай. Десять минут. Осталось шесть.»
— Ты меня помнишь? — спросила она, снова вслух.
Весь этот странный диалог пронесся у нее в голове со скоростью телетайпной очереди и она, потрясенная, позволила ему течь автоматически, почти не думая. Точнее, то что она думала и являлось составной частью диалога. Последний вопрос для нее был слишком важным и она не могла его просто думать, его нужно было произнести вслух. Она пришла в себя.
«Не надо говорить. Тратишь время. Могут услышать. Я тебя помню. Кино, театр, казино.»
«И все?.. — Марии это показалось очень обидным. — Это все, что ты помнишь?»
«Мне всегда казалось, что я тебя знаю, но у меня нет данных».
«Данных?.. Каких данных, ты что машина: кино, вино и домино?! — Она нашла в себе силы на усмешку. — Что за протокольный разговор? Скажи еще, оперативных данных!»
«Сейчас не могу».
«Ну хорошо, а я — перед тобой, что — не данные? Ты же знал меня! Ты же смылся, подлец, куда-то! Куда ты исчез?.. О, нет, Господи, этого не может быть! Я разговариваю сама с собой!»
Мария схватилась за виски. А в ней продолжало стучать: «спрашивай, спрашивай, спрашивай…»
«Спрашивай ты!»
«Я могу только отвечать. У меня нет вопросов».
«Даже ко мне?»
«Ты единственная, из-за кого я здесь».
«Здесь из-за меня?!»
«Ошибка. С тобой».
«Единственной, на которую у тебя еще нет данных?»
«Да».
— Господи, ты даже шуток не понимаешь! — вырвалось у нее.
«Понимаю. Нет времени. Две минуты. Не говори. Спрашивай.»
«Нет, я разговариваю сама с собой. — Мария попыталась взять себя в руки. — Ничего нового я не услышала. Весь этот бред я знаю вдоль и поперек. Надо уйти немедленно… зачем ты меня мучаешь?»
«Хорошо. Сзади тебя тумбочка, в ней твои мандарины. Этого ты знать не могла.»
Мария открыла тумбочку. Её пакет лежал в самом низу.
«Я могла догадаться!»
«Смешно. А ты не можешь догадаться, что лежит под твоим пакетом?»
Мария посмотрела на него. Да он издевается надо мной! Или я сама…
«Нет, — все-таки ответила она, глядя на него с вызовом. — Я не могу знать, что лежит под пакетом».
«Там лежит моя книга».
«Так он не шутил? Я думала…»
Мария вынула черный томик.
«Он никогда не шутит, этот выверт, неужели ты еще не поняла это красивое животное?.. Возьми себе. Все»
Неожиданно перед ней возник Ефим. Неужели прошло десять минут?
— О! — воскликнул он. — Он уже подарил вам книгу? Он с вами говорил?
— Я обнаружила ее в тумбочке, когда доставала ему мандарины.
И она сама в это верила сейчас. Наваждение, если это было наваждение, исчезло так же внезапно, как звон в ушах, как тишина из комнаты с приходом Ефима. Теперь она не знала, как ко всему этому относиться и верила в то, что сказала Ефиму. «В конце концов, я могла знать об этом, догадываться, ведь он же говорил о книге в аллее!.. Да нет, хватит дурить, я просто хотела дать ему что-нибудь из принесенного!»
— Н-да, — протянул Ефим, улыбаясь. — Знакомо. В каком-то смысле, мы знаем все, но не позволяем себе в этом увериться. Все герметические учения основаны на этом постулате.
— Мне пора, — сказала Мария.
«Я сошла с ума, — думала она, идя по коридору вслед за Ефимом. — Я разговариваю с собой».
Последний взгляд на Андрона уверил ее в этом. Из угла рта его тянулась тоненькая, словно стеклянная ниточка слюны, раскачиваясь в такт движению тела, и вовсе это была не улыбка, а какая-то дурацкая разъезжающаяся ухмылка или просто… недержание губ. Теперь, на трезвый взгляд, все это выглядело убого, даже неприятно. «Как может человек в таком состоянии что-то сказать? Неужели я не видела? Я так хотела, чтобы он узнал меня, что мой мозг сработал, испугавшись за психику. Истеричка! Маткой вспомнила!.. Все, хватит!»
Они прошли в кабинет Ефима. Он распорядился насчет кофе.
— Или вам чай? — спросил он, внимательно посмотрев на нее.
— Все равно, — отмахнулась она, продолжая пребывать в каком-то странном состоянии. — Кофе хорошо.
«Как я могла?.. Нет, я должна была это увидеть. Сама. Хотела увидеть?..»
— Увидела, — прошептала она.
— Что?..
Ефим повернулся от стола, на котором колдовал с сервировкой, к её креслу и внимательно посмотрел на нее.
— Я же вам говорил, — укоряюще произнес он, не дождавшись ответа и продолжая её расматривать. — Мне все-таки интересно: вы сами нашли книгу?
— Он мне сказал, возьми книгу в тумбочке… Нет, что я говорю? — очнулась Мария. — Он ничего не говорил, но… я взяла пакет, кажется, чтобы выложить мандарины… мне показалось, что он… что ему…
Она мучительно подбирала слова. Ефим тихонечко, едва ли не на цыпочках, подал ей кофе, пепельницу, поставил перед ней молочник.
— Вам показалось, что он с вами разговаривает? — спросил он, и успокаивающе улыбнулся. — Обычное чувство вины здорового человека перед больным. Это вам показалось, да?
— Да… — Мария испытала огромное облегчение от одного этого выдоха, каким тяжелым грузом, оказывается, лежало это на ней!
— Не волнуйтесь, это кажется многим. Вы принесли его экзерсисы?.. Это мило, — переменил тему Ефим, показав на листок, который она продолжала держать в руках с того момента, как вынула его из сумочки, и снова заглянул ей в глаза. — А что вам показалось он сказал?
— Вы собираетесь пользовать меня?
— Да нет! — рассмеялся Ефим. — Просто иногда…
Он встал и прошелся по кабинету, поправляя на ходу книги, статуэтку.
— Начистоту? — вдруг резко повернулся он к ней. — Мне кажется вы чего-то не договариваете.
— Нет! — теперь уже рассмеялась она, с горьковатым привкусом отлично приготовленного кофе. — Просто — все, с этим покончено. Я больше не приду.
Ефим сделал протестующее движение навстречу.
— И не пытайтесь меня сейчас уговаривать. Вы же сами были против. Не хочу балагана.
Мария ясно увидела Андрона в том виде, в каком она его оставила: с мокрым ртом и безумной ухмылкой. И это звериное раскачивание!.. Да, это единственно правильное решение. Нужно иметь силы признаться себе, что тут все слишком безнадежно. И не нужно страдать, нужно избавляться от этого дурацкого комплекса вины. Он ничего не чувствует. Тут Ефим прав. Так будет лучше. Всем. А этот разговор…
— И любой разговор поэтому становится бессмысленным, — закончила она.
— Нда, ну что ж? — пожал плечами Ефим. — Мне казалось, что мы…
— Перестаньте! — оборвала его Мария. — Я позволила этому зайти слишком далеко. Все. Даже слышать об этом не хочу.
Она с сожалением посмотрела на него и встала.
— Прощайте.
— Я все-таки позвоню вам, — сказал ей вслед Ефим. — Когда-а… если это будет ему необходимо.
— Как хотите, но… лучше не надо.
Я не декабристка, думала Мария, возвращаясь анфиладой лип. Какой затасканный образ!.. Но другого-то нет. Или есть?.. Вера Слоним? Леди Гамильтон? Надежда Мандельштам?.. Все не то. Что-то было… Электра? Антигона?.. И ей действительно казалось, что она его похоронила.
Весело пели птицы, солнце уже не было таким безжалостным на исходе дневной эклиптики, хрустел гравий. «Я хочу просто…» Она оборвала себя, как только что Ефима. Как глупо было бы сейчас перечислять то немногое, что сделало бы ее счастливой, и как невозможно, кощунственно это перечислять!.. Окно еще было видно. Видит он ее? Вряд ли.
«Прощай», сказала она, и ей почудилось, что она услышала эхо беспечальных дриад в сводах аллеи: прощай-прощай-прощай… и если навсегда, то навсегда прощай… Но это казалось издержками филологического образования.
ЧАСТЬ 3. Двойники
26. Тара-Кан. Первый день турнира — «Поле»
Переступив какой-то барьер внутри себя или наоборот дав захватить себя неведомой силе извне, Фома с легкостью необыкновенной переходил теперь из одного состояния в другое, на что собственно и указывал Ефим и Марии, и Ирине, и ему самому. Книга ли, которую он читал, записки ли Доктора, чей-то визит — все погружало его в пучину невероятных приключений и он скакал навстречу им, оседлав свою кровать, весь в пене боя.
Но Ефим твердо заявлял, что не теряет надежды. Метод погружения из одной реальности в другую и есть сущность его лечения, объяснял он Ирине, в её очередной визит. Прогулки по реальной Москве и фантазии Фомы скоро и неизбежно столкнутся и, конечно, не в пользу фантазий.
— Напора реалий не выдерживает ничто, даже мечта и вы, Ирина, это прекрасно знаете! — говорил он. — Я вывожу его в знакомые места: его бар, его дом, его работа, его молодость, наконец — это же все рядом, на одном клочке Москвы!.. Скоро его фантазии разлетятся в прах!
— А свадьба с Верой это тоже встреча с реалиями? — спросила Ирина.
Ефим на какое-то мгновение замер.
— Понимаете, Ирина, — трудно начал он. — Вера — психиатр высшей квалификации. Свадьба, конечно, игра, но игра в реальность. И Андрей этого не знает. Для него это будет настоящая жизнь, полноценная. Ему не нужны будут фантазмы. А Вера… она сможет наблюдать его во всех ситуациях, включая и нестандартные, и помочь.
У Ирины заполыхали глаза.
— Вы знаете, в нестандартных ситуациях ему помогать как раз не надо, он в них прекрасно справляется сам! Уж я-то знаю, поверьте!
Ефим поднял руки.
— Я совсем не это имел в виду!
Но Ирина его не слушала.
— Хорошо устроилась психиатр высшей квалификации — два мужа, два дома, один из которых дурдом! Плохо ли, целая психушка женихов, наблюдай себе в нестандартных ситуациях, да еще платят, как за терапию! Тем более что половина из них совершенно здоровые мужики, как не заработать высшую квалификацию, блядь монастырская?!
Она возмущенно оттолкнула от себя блюдечко, вместе с чашкой кофе так, что ложка жалобно задребезжала по столу.
— Постойте! — сказал Ефим, видя, что она бог знает, куда может пойти в таком состоянии. — Пойдемте, я вам кое-что покажу…