— Вовсе нет, но и я, в свою очередь, могу удивиться оценке аббата. Он был очень сердит на меня.
— Конечно, он сердился, но в какой-то мере и на себя. Нимми, он очень переживал, что заставил тебя делать тот дурацкий перевод Дюрена. Он думал, что это пойдет на пользу.
— Я говорил ему обратное.
— Знаю. Он думал, что ты с головой уйдешь в эту работу. Теперь он проклинает себя, что работа вызвала у тебя такое сопротивление. Он хороший человек и искренно сокрушается, что орден потерял тебя. Я знаю, как ты был унижен в конце своего пребывания, но прости его, если можешь.
— Я могу, но он-то меня не простит. Я не был даже допущен к исповеди.
— Кем не допущен? Преосвященным Джарадом?
— Настоятель сказал, что спросит у аббата. Наверное, он так и сделал.
— И значит, никто так и не принял у тебя исповеди? Если ты не в силах дождаться, пока мы доберемся до Валаны, отец и-Лейден может исповедать тебя. Могу себе представить, как ты сейчас в этом нуждаешься.
Чернозуб покраснел, предположив, что последняя реплика имела в виду Эдрию. Конечно же, имела!
В конце этого же дня он подошел к старому белобородому священнику, но тот покачал головой.
— Его светлость кое-что забыл. Я не имею права даже читать мессу. Ты видел меня за этим занятием, но я не причащал и не принимал исповеди. Я могу читать мессу про себя, но если я больше никого не привлекаю к ней, это мой единственный грех.
На старческом лице появилось напряженное и грустное выражение, словно он вел войну с самим собой. Чернозуб и раньше видел такое выражение и поежился. Отец и-Лейден просто слегка тронулся.
«Странные спутники для путешествия», — подумал он. Священник, отлученный от церкви, моряк-палач-воин, дикий Кочевник аристократического происхождения, изгнанный монах и кардинал, у которого всего лишь сан дьякона. Коричневый Пони, Чернозуб, Хонган — в жилах у всех текла кровь Кочевников, а и-Лейден, конечно же, жил среди них. Святой Сумасшедший, чья семья со стороны матери носило имя Маленького Медведя, и и-Лейден явно были старыми друзьями и часто говорили о семьях Кочевников, которые оба знали. Только палач не имел никакого отношения к людям равнин. Чернозуб был удивлен куда больше, чем когда узнал о намерениях Красного Дьякона. Кардинал, как он понял, был главой Секретариата необычных духовных явлений, непонятного маленького отделения курии, которую, как он сам слышал, кто-то называл «бюро обычных интриг».
После двух дней не особенно обильного снегопада небо прояснилось. Появилось яркое солнце, и с юга подул бриз. Через три дня оттепель вступила в свои права. Чиир Хонган исчез на полдня и вернулся с сообщением, что дорога стала вполне проходимой, хотя в нескольких местах им еще придется преодолевать снежные заносы. Коричневый Пони выдал Шарду приличный набор монет из папских сумм, и путешественники двинулись из деревушки. Только дети, Шард и Темпус смотрели им вслед. Монах тщетно искал глазами Эдрию. Он не сомневался, она злилась из-за его растрепанных чувств и из-за того, что он избегал ее. Он же хотел дать ей знать, что осуждает только самого себя, но не получалось. Она исчезла с концами.
Когда они расстались с Пустой Аркадой, то все еще были ближе к аббатству Лейбовица, чем к Валане, но по мере того как улучшалось состояние дороги, они все быстрее продвигались вперед. Через несколько дней, поднимаясь к высокому перевалу, все почувствовали, что стало труднее дышать. После трагической гибели Magna Civitas что-то случилось с атмосферой Земли. Глядя снизу вверх и не пытаясь подняться, они видели на горных склонах, значительно выше линии растительности, руины древних зданий. В свое время дышать тут было куда легче. И конечно, изменилась и сама Земля, изуродованная войнами, которые давным-давно положили конец существовавшему миру. Рос новый мир, но далеко не так быстро, как это умел старый. Богатые запасы ископаемых были разработаны и исчерпаны. Старые города были перекопаны в поисках железа. Горючего всегда было в самый обрез. Ханнегану пришлось ограбить свой народ ради меди. Живые создания были уничтожены или изменились. Волки пустыни и волки равнин стали двумя разными породами, даже для тех Кочевников, которые носили «волчьи шкуры», но называли себя «орда Диких Собак». В мире теперь было куда меньше лесов и куда больше травы, но даже в архивах аббатства Лейбовица трудно было найти записи о состоянии биологии до Огненного Потопа и наступившего затем великого обледенения. Проклятие, произнесенное Богом в Книге Бытия, снова обрело свою силу: и да погибнет Земля и Человек!
На двадцатый вечер их путешествия Святой Сумасшедший увидел Ночную Ведьму. Они разбили лагерь пораньше, и в конце дня Хонган выехал вперед, чтобы разведать состояние перевалов; вернулся он после заката, весь пепельного цвета и бормоча что-то невнятное.
— Я посмотрел наверх и увидел, как она стоит на скале, на фоне первых звезд. До чего уродлива! Никогда не видел такой огромной и такой уродливой женщины. Вокруг нее была какая-то пелена черного света, и я видел, как сквозь нее пробивался свет звезд. Солнце уже опустилось за гору, но небо было еще ясным. Она что-то завопила в мою сторону, издав то ли вопль, то ли рыдание. Как кугуар.
— Может, это и был кугуар, — сказал Коричневый Пони. — Тут от разреженного воздуха кружится голова.
— Кугуар? Нет-нет, лошадь. Ведьма стояла там. И вдруг превратилась в черную лошадь и умчалась галопом. Прямо в небо!
Коричневый Пони молчал, занявшись своей тарелкой с бобами. Чернозуб, рассматривая Хонгана, пришел к выводу, что при всем его возбужденном состоянии он искренен. Он уже знал, что пусть даже Кочевник считает себя христианином, но крещение не освободило его от власти древних мифов.
Наконец заговорил отец и-Лейден:
— Если ты видел Ночную Ведьму, о чьей же кончине она возвещает?
— О кончине папы, — не без юмора произнес Красный Дьякон.
— Или моего отца, — тихо сказал Кочевник.
— Боже упаси, — бросил кардинал. — Двоюродный дед Сломанная Нога должен быть избран владыкой трех орд и станет наследником славы рода Хонгана Оса, — он бросил быстрый взгляд на Чернозуба. — И это ты обязан забыть, Нимми.
— Повинуюсь, милорд.
Для Чернозуба все встало на свои места. После войны, в которой семьдесят лет назад военачальник Хонган Ос вел свой народ в бой против Ханнегана Завоевателя и в конечном итоге был принесен в жертву своими же шаманами, титула владыки трех орд больше не существовало. Орда Зайцев полностью покорилась, так же, как и несколько других племен (включая и племя Чернозуба) из орды Кузнечиков, и их потомки осели мелкими фермерами в пределах империи, или на землях Свободного Государства Денвер. Без участия выборщиков из орды Зайцев нечего было и говорить о создании военных и церковных институций королевства. Династия Ханнеганов противостояла таким намерениям. Чернозуб вспомнил о своих бредовых снах, как он в роли Пилата распинает королей Кочевников. Наследственность, доставшаяся ему от Кочевников, заставляла верить в вещий смысл этих снов.
Теперь завоеванные народы, среди которых во времена детства Чернозуба свободные Кочевники вызывали лишь презрение, готовились восстать. Чиир Осле Хонган был родственником Хонгана Оса и по материнской линии мог претендовать на корону. Коричневый Пони был связан с политикой Кочевников (или вмешался в нее) в той же мере, как и с их религией, ибо выборщиками могли быть только те, кто имел отношение к шаманам. И теперь ему пришла в голову мысль, что кардинал, священнослужитель высшего ранга и представители королевской семьи Кочевников, связанные с ордой Диких Собак, должно быть, на пути в аббатство Лейбовица останавливались для совещания с шаманами Зайцев. Обрывки подслушанных во время путешествия разговоров подтверждали эту идею.
Ему было приказано молчать, и он подчинится. Но он не мог считать, что это дело не имеет к нему никакого отношения — это значило повернуться спиной и к покойным родителям, и к своему происхождению. Он был благодарен, что Чиир Хонган по-доброму относился к нему. Придет день, когда он сможет гордиться своим происхождением, если только гордость — не один из смертных грехов, запрещенный верой. Если только две северные орды, Дикие Собаки и несколько непокоренных племен Кузнечиков, перестанут с презрением относиться к завоеванным племенам — к Кузнечикам и Зайцам, он сможет высоко держать голову. Но он понимал, что, прежде чем все это случится, и орде Зайцев, и изгнанникам его крови еще придется отстаивать свои права. Он знал, что будет счастлив помочь им.
Ее Чернозуб увидел на следующее утро — юную девочку, напоминавшую Эдрию, но заметно уступавшую ей в красоте. Обнаженная, она стояла под скальным выступом, танцуя в струях небольшого водопадика из-под тающего ледника. Находясь на расстоянии броска камня, она глянула на Чернозуба, который остановился как вкопанный. По коже головы у него побежали мурашки. Взгляд ее переместился на Святого Сумасшедшего, который, не видя ее, ехал на жеребце кардинала. Она следила за ним, пока с уступа не свалился ком подтаявшего снега, который заставил ее отпрянуть и скрыться из виду. Через несколько секунд из-за уступа галопом вылетела небольшая белая кобылка и скрылась за густой стеной заснеженных елей.
Потом, когда Кочевник остановился, чтобы оглядеться, Чернозуб подошел к нему.
— Сегодня утром я сам видел ее. Дневную Деву.
— Она была молодой? — спросил Чиир Хонган.
— Очень молодой и красивой.
— Кем бы он ни был вчера, сегодня он мертв, — сказал воин. — Ей нужен новый муж.
— Она смотрела на тебя. Или же на лошадь кардинала.
Хонган нахмурился, покачал головой и засмеялся.
— На лошадь. Говорят, что в отсутствие владыки орд ей приходится совокупляться с жеребцами. Дело в разреженном воздухе, Нимми. Он действует на всех нас.
Чернозуб продолжал брести себе, пока его и стоящего в ожидании Кочевника не нагнала карета. В нем была какая-то умиротворенность, и та же самая лошадь вернулась с другим всадником.