Полина Виардо
Мануэль Гарсиа-младший, изобретатель ларингоскопа
Очень важно заметить, что испанцами они были только по крови. Возможно, точнее было бы сказать, что все Гарсиа были по национальности европейцами, ведь они исколесили многие уголки континента. И не только Францию и Италию. Почти полвека Гарсиа-младший преподавал в Англии — там, где погибла и сначала была похоронена Малибран. О триумфальных выступлениях Полины Виардо в России написано очень много. Но самое главное, что по всей Европе (а потом и дальше) распространилась их школа пения. В том числе и в Россию: Фёдор Иванович Шаляпин по «вокальной линии» — правнук Мануэля Гарсиа-младшего, Вирджиния Дзеани и Евгений Нестеренко — праправнуки.
Свой опыт младший Гарсиа изложил в книгах, которые актуальны и до сих пор — «Записках о человеческом голосе» и «Полном руководстве по искусству пения». Сохранились его дневники, где он фиксировал те задания — упражнения на разные гласные, вокализы, старинные и белькантовые арии, которые давал начинающим певцам. Но самый главный его подарок человечеству — ларингоскоп, прибор для исследования гортани. За это Гарсиа был удостоен звания доктора медицины, и не без основания сегодняшние врачи считают его одним из основоположников современной отоларингологии.
Мария Малибран
Он точно объяснял, какие мышцы включаются и работают при исполнении произведения на французском языке, какие — при итальянском, какие — при немецком. Иными словами, на объективной, чисто физиологической основе рассказывал, что, куда, зачем и почему. То есть давал те фундаментальные знания, которые сегодня, к сожалению, почти совсем изгнаны из наших музыкальных училищ и консерваторий, суть обучения во многих из которых вполне можно свести к нехитрой формуле: «Разевай варежку и ори…»
«Дубил ей кожу сатана…»
Как океан меняет цвет,
Когда в нагромождённой туче
Вдруг полыхнёт мигнувший свет, —
Так сердце под грозой певучей
Меняет строй, боясь вздохнуть,
И кровь бросается в ланиты,
И слезы счастья душат грудь
Перед явленьем Карменситы.
Моя Кармен родилась при очень интересных обстоятельствах. После того как я в 1989 году спела Марину Мнишек в сопрановой редакции, Темирканов мне сказал: «Люба, а известно ли вам, что „Кармен“ в оригинале написана Бизе для сопрано?» Говорю: «Нет, Юрий Хатуевич, я этого не знала». А он: «Я собираюсь ставить „Кармен“ и считаю, что вам, собственно, ничего не надо играть, просто спеть, как говорится, свои слова — вы ведь прирождённая Кармен». Я тогда усомнилась: «Вы действительно так считаете?»
Двор табачной фабрики в Севилье
К сожалению, после того как он унаследовал оркестр Евгения Мравинского, все его проекты с Мариинским театром закончились. Жаль. Потому, что его «Кармен», которые он делал в своё время в Малом оперном и потом в Мариинском театре, с точки зрения музыки были, как говорят, очень хороши. Так говорят очевидцы…
После того как в сезоне 1991/92 года я спела в «Ковент-Гарден» Дездемону с Карлосом Клайбером, я получила от него открытку, которую храню до сих пор: «Дорогая госпожа Казарновская, я собираюсь записывать „Кармен“, и я считаю, что лучшего варианта на роль главной героини для меня на сегодняшний день нет. Если вас это смущает, послушайте записи Терезы Стратас, Леонтины Прайс, Анны Моффо и других».
Конечно, я, в частности и увлекаясь творчеством Полины Виардо, слушала много очень разных записей «Кармен». Разумеется, я знала запись, которая была сделана летом 1959 года напрямую из Большого театра, с Ириной Константиновной Архиповой и Марио дель Монако. Мне была очень по душе запись 1963 года под управлением Караяна с Леонтин Прайс, Франко Корелли и Миреллой Френи. Видела фильм 1977 года «Моя Кармен» — с Владимиром Атлантовым и Еленой Образцовой.
Жорж Бизе
Значительно позже я услышала Ширли Веретт, которую считаю одной из лучших Кармен всех времён. У неё было такое voce sfogato. Что это такое? Это голос большого диапазона с очень чувственным тембром и очень красивыми, элегантными нижними нотами — именно такими, каких хотел Бизе. В ней была настоящая, стихийная женская мощь, полностью подавлявшая всё вокруг, и в первую очередь мужчин, которые были просто одурманены ею…
Дом Бизе в Буживале
Потом я видела и Грейс Бамбри с Джоном Виккерсом и той же Миреллой Френи в знаменитом фильме с Караяном. И немного напоминающую россиниевскую Розину хитрюгу, этакую девочку-зверёныша Джулии Мигенес-Джонсон в фильме Франческо Рози… Меня вообще эта тема постоянно влекла к себе, потому что у меня по жизни бывало так, что мой темперамент всегда тащил меня в более драматический репертуар…
Но тогда я ответила Карлосу Клайберу: «Маэстро, у меня в ближайшее время чисто сопрановые контракты, ну просто совсем сопрано-сопрано! И Мими, и Дездемона, там и Леонора в „Трубадуре“, и Маргарита в „Фаусте“… И я боюсь, что у меня будет просто занижение тесситуры, и прочее». Клайбер ответил: «Что ж, я буду ждать».
Проспер Мериме
Сегодня я, конечно, безумно жалею, что эта запись, этот опыт работы с Клайбером в студии так и не состоялся. Он становился за пульт — и я понимала, что надо только не «испортить блюдо». Больше ничего делать не надо было!
Я терпеть не могу громких слов, но это был абсолютно гениальный человек, перед которым я просто преклоняюсь. Клайбер — это воплощённая Музыка. Он весь, как и подобает настоящему Дирижёру, был соткан из каких-то совершенно невероятных музыкальных нюансов и смыслов. Он к каждому голосу всегда находил свой, чисто индивидуальный подход. Мы пели «Отелло» в очередь с Катей Риччарелли, и для неё он дирижировал с другими акцентами, другими оттенками, другой подачей…
Дездемону я пела и в 1994-м, в «Метрополитен» — с Доминго и Атлантовым. За пультом был Валерий Гергиев, который однажды рассказал мне о своём разговоре с Доминго. На вопрос, что бы он хотел спеть в Мариинском театре, Доминго ответил: «Пожалуй, „Кармен“. И мне кажется, что Люба была бы чудесной Карменситой». Удивительно, но Доминго был третьим человеком, услышавшим и почувствовавшим в моём голосе и нутре черты Карменситы. Это что-нибудь да значит, правда?
Тогда в Севилье…
Тогда мечты так и остались мечтами. Но хабанеру, сегидилью и цыганскую песню я с удовольствием до сих пор пою в концертах. А кроме того, скоро должен появиться фильм «Однажды в Севилье», который снял австриец Титус Лебер — очень интересный режиссёр, у него есть замечательные фильмы по «Фантастической симфонии» Берлиоза, по «Парсифалю» — он снимался в Камбодже, на фоне тропических джунглей и поглощённых ими древних храмов. И во фрагментах из «Кармен», снятых именно там, где и происходит действие оперы, я снималась и пела сама.
Потом в Австрии выпустили даже специальную марку — она и запечатлела меня в той роли, которую я считаю самой прекрасной во всей оперной литературе. В ней есть место всему — и безумной страсти, и сжирающей до дна души ревности, и чувственности, и безразличию, и ненависти, и насмешке. В тембре же голоса Кармен должна быть прежде всего невероятная сексуальность, эротика — без них просто никуда!
Любовь Александровна Андреева-Дельмас
Я уже писала, что обожаю Севилью. Не город, а сплошная театральная декорация. «Дон Жуан», «Свадьба Фигаро», «Фиделио», «Сила судьбы», «Севильский цирюльник», «Кармен»… Заходишь во дворик, и тебе говорят, что под этим балконом Дон Жуан распевал серенады донне Эльвире. Вот тюрьма, где сидел Фиделио.
Мы с Робертом как-то были в Севилье на Semana Santa — святой неделе, когда шествие с Божьей Матерью проходит по всему городу. Её в это время торжественно выносят из кафедрального собора фантастической красоты — он называется Санта-Мария-де-ла-Седе и стоит посреди громадной площади. И именно там я вспомнила свою Леонору из «Силы судьбы», её проклятие, её трагедию — ведь во время Semana Santa был убит её отец.
Бизе, как известно, никогда не был в Испании. И зрители чаще всего составляют себе представление о ней именно по «Кармен», что бы ни твердили им высоколобые музыковеды о том, что никакого подлинного фламенко, никакой подлинной Испании в опере Бизе нет. Лишь намёки.
Генриетта Ниссен-Саломан
А по-моему, там есть всё! Там есть цыганские попевки, там есть Испания, там есть фламенковость. И там есть французский шарм, от него никуда не уйти.
И Севилья Бизе, на мой взгляд, очень сочетается с тем, что я в ней видела. Потому что в ней есть и театральность, и сила, и темперамент. Есть мечети, есть минареты, масса загадочных, чисто арабских двориков, в которых с разрешения властей останавливаются цыгане и прекрасно в них себя чувствуют.
Помню двор бывшей табачной фабрики — там сейчас университет, но фонтан, который упоминает Мериме и возле которого Кармен, закинув ногу за ногу, поёт хабанеру, остался. Там нет никакого памятника — есть доска, на которой написано, что тут происходит действие «Кармен». Без фонтана — никуда, ведь летом в Севилье жара достигает почти пятидесяти градусов, и только возле него работницы могли найти немного прохлады. И везде свисающие красные магнолии…
Вообще-то в опере Кармен всегда бросает в Хозе гвоздику. Ведь гвоздика — это чисто цыганская атрибутика. Хитана всегда носит гвоздику…. Но местные жители говорят, что Кармен сорвала именно такую свисающую магнолию и бросила Хозе, который её засушил и хранил на груди как талисман…
Я видела, где останавливаются в Севилье цыгане. Они разбивают палатки, шатры, поют, танцуют, жгут костры, и в числе прочей музыки, исполняемой на гитарах, на аккордеонах и ещё на чём-то, звучит и музыка Бизе! Они её полностью признали, и приезжающие цыгане, даже очень высоких сословий, говорят, что Бизе их воспел. Воспел, прославил, пропиарил — называйте как хотите — цыганскую любовь. Этот темперамент, эту страсть, но, между прочим, и эти знания.