– И что ответил проигравший?
– С лица спал да сквозь зубы процедил: «Я подумаю».
– А не помните, как звали того барина?
Женщина покачала головой:
– Откуда? Дед никогда его по имени не называл.
Увидев мое огорченное лицо, она задумчиво сказала:
– Может, Митрофановна знает. Ее мать старшей горничной у баронессы служила, все разговоры слышала.
– А поговорить с ней можно? – с надеждой спросила я.
– Идемте. Сведу вас.
Кинув ведра прямо посреди лужайки, старушка споро засеменила по тропинке к дальней избе, а я, радостно пританцовывая в предвкушении интересного знакомства, припустила следом. Уже поднимаясь на крыльцо, краем глаза заметила, что машин на поляне прибавилось. Теперь возле церкви стояла новенькая «десятка» золотистого цвета, а чуть поодаль красовался роскошный черный «опель» последней модели.
«Надо же! Не одна я, выходит, интересуюсь стариной. День только начинается, а тут уже наплыв посетителей», – подумала я и торопливо нырнула в темные сени.
– Митрофановна, ты дома? – громко крикнула моя провожатая.
– А где ж еще мне быть? – сердито отозвался голос из горницы.
– Заходите! – жизнерадостно пригласила меня новая знакомая и первая шагнула через порог.
– Вот, гостью к тебе привела. Из города приехала, интересуется барским житием, – объявила она, едва мы вошли в мрачноватую, с низким потолком, горницу.
– А чего им интересоваться? Давно это было, все уже быльем поросло… – вышла к нам хозяйка и с ходу одарила меня неприветливым взглядом…
Была она значительно старше моей провожатой, очень худая и вся какая-то… темная. Рядом с ней мне было неуютно, хотелось повернуться и выйти из сумрака избы на яркий солнечный свет. Что касается моей спутницы, то она на слова соседки внимания не обратила:
– Зря ты так. Раз расспрашивает человек, значит, нужда в том есть. Ты лучше скажи, как того барина звали, что каждый вечер тут бывал?
– Много их тут бывало, – проворчала Митрофановна.
– Ну что за характер! – всплеснула руками моя новая знакомая. – Знаешь же, про кого спрашиваю, а упрямишься. Я про того красавца говорю, из-за которого промеж господ ссора вышла. Ну, помнишь, перед отъездом барыни в Малороссию? Мамаша твоя, царствие ей небесное, сто раз нам про него рассказывала.
– Что за ссора? – не выдержала и вмешалась я.
Ответила мне Митрофановна:
– Бог их знает! Господа ж не так, как мы ссорились. У них все тихо было, и говорили они все больше по-французски. А имя того красавца точно часто поминали, и барон при этом сильно гневался. А вскоре барыня собралась и вместе с компаньонкой и любимой горничной из имения уехала. Дворовым объявили, что она поправлять здоровье на юг отправилась.
– Чем болела баронесса?
– Кто ж теперь скажет? С виду она цветущая была, а доктора утверждали, что здоровье слабое, – уклончиво ответила Митрофановна и отвела взгляд в сторону.
– А я от бабки слышала, что это барон отослал ее с глаз долой. Беременна она была, да не от него, – вмешалась в разговор моя провожатая.
– Люди и не такое наплетут! Верь им больше! – презрительно фыркнула Митрофановна.
– А не скажи! Недаром старый барон на ребенка даже и не глянул, когда барыня через полгода назад с младенцем воротилась. Сказывали, так до самой своей лютой смерти и не оттаял душой.
– Он погиб насильственной смертью? – поинтересовалась я.
– Погиб, погиб! А страшно-то как! Жуть!
– Что с ним случилось?
– Поехал на прогулку, а через час всего лошадь уже назад вернулась, да без седока. Кинулись искать хозяина и нашли в кустах на дальнем краю парка. С прострелянной грудью. Во как!
– Кто ж его?
– А неизвестно! Убийцу так и не нашли. Люди судачили, должник обобранный рассчитался…
– Хватит! – гневно прервала рассказ хозяйка. – Ни барона, ни баронессы уже в живых давно нет, чего ж имя их попусту трепать?!
Чувствуя, что скоро нас выставят за дверь, я рискнула спросить:
– А как звали того барина, что к хозяевам ездил?
– Озерковский был барин. Батурин его фамилия, – неохотно процедила старуха.
Глава 13
Судя по тому, что очереди к стоматологическому кабинету не было, у всех жителей этого района были отличные зубы. Однако красная лампочка над дверью все же горела, и я терпеливо застыла у стены, дожидаясь, когда врач освободится и можно будет войти. Задержка меня не огорчила, ведь пройдет всего несколько минут, и я узнаю, сколько времени провела Нина в этом кабинете в день убийства ее патрона. Накануне вечером я проделала неплохую работу и теперь собиралась пожинать плоды.
Вернувшись из Павловки, я оставила машину на стоянке, а сама отправилась к офису Фризена. Приехала немного рановато, и потому больше часа пришлось слоняться по улице, дожидаясь, когда же закончится рабочий день. Как только из здания начали выходить люди, я предусмотрительно отступила под прикрытие ближайшего ларька. Нина вышла в начале восьмого, и я тут же пристроилась за ее спиной. Опасений, что она заметит слежку, у меня не было, в направлении метро из всех ближайших учреждений валом валили служащие. Без всяких осложнений я проводила Нину до самой квартиры, потому спустилась вниз и очень плодотворно побеседовала с местной собачницей. Женщина выгуливала перед подъездом еле двигающуюся от старости болонку и очень скучала. Наше с ней общение началось с общих фраз о любви к животным, а в результате я узнала все, что хотела.
Фамилия Нины была Титаренко, жила она в этом доме с детства и лечилась в районной поликлинике за углом. Женщина производила впечатление очень осведомленной особы, и потому всему сказанному ею можно было верить.
Вот только относительно поликлиники я высказала робкое сомнение. Как-никак Нина не один год трудилась в коммерческой фирме и могла, наверное, позволить себе обслуживаться у платных врачей. Соседка мои сомнения пресекла в корне, назвав смешными, и твердо заявила, что больших денег у Нины никогда не было. Это она знала абсолютно точно. И платными врачами девушка пренебрегала, отдавая предпочтение родной поликлинике. Женщина за свои сведения ручалась, потому как совсем недавно столкнулась с Ниной в том самом заведении. К сожалению, дату встречи вспомнить она не смогла.
Утром следующего дня я прибыла в поликлинику и, переждав наплыв людей, душевно поговорила с дежурившей в регистратуре девушкой. Медицинской карты Титаренко на месте не оказалось, и тогда я высказала предположение, что Нина посещала стоматологический кабинет. Девушка не поленилась, позвонила наверх и после непродолжительной консультации выяснила, что карта Титаренко действительно находится там.
– К хирургу идите, – напутствовала меня регистраторша, аккуратно пряча в карман презентованную мной купюру.
Дверь в стоматологический кабинет отворилась, и из нее стремглав выскочил гражданин с бледным лицом. Нежно прикрывая ладонью щеку, он скользнул по мне сочувствующим взглядом и засеменил прочь. Решив, что ждать больше нечего, я без стука вошла в кабинет. Врач стоял у раковины и мыл руки.
– Давайте вашу карту и садитесь в кресло. Я сейчас, – сказал он, даже не взглянув на меня.
– Доктор, я не пациент, – стараясь не вспугнуть его, деликатно произнесла я.
– Вот как? – удивился хирург и наконец повернулся ко мне.
Я разглядывала его с любопытством. До того момента мне не приходилось сталкиваться с такими молодыми хирургами. А этот был совсем юный, ну просто мальчишка. «Наверное, студент, практику здесь проходит», – подумала я, и от этой мысли по спине пробежал неприятный холодок.
– Доктор, я по другому вопросу.
– Да? И по какому же? – В его голосе неожиданно завибрировали игривые нотки.
«О господи! И это дитя туда же!» – мысленно охнула я.
– Меня интересует Нина Титаренко.
Доктор дернулся, выронил полотенце, которым все еще вытирал руки, и слегка изменившимся голосом переспросил:
– Кто? Титаренко?
– Именно. Она ведь ваша пациентка?
Какое-то время он смотрел сквозь меня остекленевшим взглядом, но потом все же вышел из оцепенения:
– Ах, ну да, конечно! Титаренко! Как же! Да, она лечится у нас.
– Отлично. В таком случае мне бы хотелось побеседовать с вами.
– Побеседовать? На какой предмет?
– Меня интересуют даты ее визитов и, главное, их продолжительность.
При этих словах доктор окинул меня неприязненным взглядом.
– А вы, собственно, кто? – поинтересовался он.
– Я из отдела кадров фирмы, в которой работает Титаренко. Провожу служебное расследование. Мы подозреваем ее в прогулах.
– Частное лицо, – с облегчением выдохнул он.
– В некотором роде да. Я служащая и выполняю свою работу, – осторожно подбирая слова, пояснила я.
Зря старалась. Ответ последовал незамедлительно:
– Посторонним мы не даем никакой информации.
– Почему? Что в этом секретного? Я же не историей болезни интересуюсь, – удивилась я.
– Это вмешательство в личную жизнь, – твердо заявил юный эскулап, всем своим видом показывая, что говорить нам с ним больше не о чем.
«Козел», – подумала я и обаятельно улыбнулась.
– Помилуйте, доктор! Какое вмешательство? Это нужно для дела. Наша сотрудница получает высокий оклад, и нам, конечно, хочется быть уверенными, что она действительно лечится. Мы категорически возражаем против прогулов.
– Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, – ответил доктор.
Я бы, конечно, так легко от него не отстала, но тут из-за ширмы вышла женщина в синем халате санитарки. Проходя за спиной доктора к двери, она многозначительно посмотрела на меня и подмигнула.
– Ну что ж! Нет, значит, нет, – легко согласилась я.
Оставив его стоять в растерянности, я торопливо простилась и бодрым шагом направилась к выходу. Уборщица ждала меня в коридоре.
– Пойдем отсюда, а то еще увидит, – опасливо шепнула она и, не оглядываясь, иду ли я следом, заторопилась прочь.
Пройдя по коридору, мы оказались на лестничной площадке, где не было ни души, и где мы смогли, наконец, поговорить.