– На чем ты сюда прибыл?
– На машине, конечно.
– Отлично. Значит, у тебя есть транспорт, и мы можем уехать отсюда на нем.
Он с сожалением качнул головой:
– Исключено. Моя машина находится на той же стороне, что и твоя.
Он сделал ко мне шаг и осторожно взял за руку:
– Послушай, Анна. Сейчас нам не смысла куда-то идти. Только силы попусту потратим да нарвемся на неприятности. Давай переждем. Сядем где-нибудь под кустом и отдохнем. Утром все встанет на свои места. Мы будем знать, где находимся. И в городе днем не так страшно появляться. На людях нас не посмеют тронуть.
В его словах все было правдой, и отрицать это не могла даже я с моим ослиным упрямством. Почувствовав мои колебания, Бардин схватил меня за руку и повлек в сторону неясного пятна впереди. Пятно на поверку оказалось небольшим стожком сена, который после наших ночных мытарств выглядел настолько уютно, что усталое тело немедленно отказалось двигаться, требуя заслуженного отдыха. Пока я в нерешительности топталась на месте, Бардин шустро разгреб сено и соорудил нечто вроде лежанки.
– Прошу, – шутливо пропел он, широким жестом предлагая сесть. Не в силах устоять, я упала навзничь и блаженно закрыла глаза. Бардин аккуратно примостился рядом, нежно обнял меня за плечи и осторожно привлек к себе. Я не сопротивлялась.
Умостившись поудобнее, с интересом спросила:
– Как ты решил затеять драку? Все-таки их было трое… трое против одного…
Он тихо засмеялся:
– Это не я. Мне бы и в голову не пришло связываться с этими головорезами.
Я отстранилась и с интересом посмотрела на него:
– Но драка же была! Кто ее начал? Я думала, ты. Хотел дать мне возможность уйти.
Бардин закрутил головой:
– Мордобой – не моя стихия. А свалку затеял какой-то псих. Ты этого не видела, но он выскочил из темноты и, не говоря ни слова, принялся молотить всех подряд. Мне тоже досталось. Еле вырвался.
– А тот драчун… как он выглядел?
– Понятия не имею. Я его не разглядывал. Могу только сказать, что драться ему нравилось. Он получал от процесса настоящее удовольствие.
Это было последнее, что я слышала. На душе вдруг стало так спокойно, что глаза сами собой закрылись, и я заснула.
Проснулась от жары и еще оттого, что страшно хотелось пить. День был в разгаре, солнце стояло высоко над головой, тумана не было и в помине. Как, впрочем, не было и Бардина с картиной.
Город лежал на взгорке, и было до него рукой подать. Оказывается, накануне ночью мы с Бардиным убежали не так далеко, как тогда казалось. Выдрав из земли пук травы, я обтерла грязь со своих кожаных штанов, кое-как привела в порядок остальные детали туалета и не спеша побрела в сторону города.
Он сидел на лавке у въезда на автостоянку и спокойно потягивал из бутылки пиво. Меня заметил издали, не мог не заметить, потому что я шла через пустырь, и вокруг не было ни души, но даже не пошевелился. Как сидел, лениво развалившись, так и продолжал сидеть. Я примостилась рядом и тихо сказала:
– Привет.
– Привет. Пива хочешь? – криво улыбнулся он.
– Я не пью пиво.
– Я помню.
– Зачем же предлагаешь?
– Ну, надо же с чего-то разговор начинать.
Ухмылка и него вышла недобрая, потому что шевелить он мог только одной стороной рта. Другая была разбита и уже успела покрыться некрасивой коричневой коркой. Впрочем, разбитые губы были не единственным его украшением на тот день. Не менее впечатляющая ссадина алела на скуле, а бровь была просто рассечена надвое.
– Здорово они тебя…
– Им тоже хорошо досталось, – равнодушно отозвался Голубкин.
– Не сомневаюсь, – рассмеялась я.
– Хорошая была потасовка. Ребята не скромничали, дрались от души и…
– …и ты получил удовольствие, – закончила я.
– Откуда знаешь? Тебя же там не было. Я видел, как ты мимо меня рванула.
– Один товарищ сказал. Сам он человек мирный, и его удивило, что тот, кто затеял драку, дрался с таким наслаждением.
– Это тот фраер, что с тобой был? Он быстро слинял…
– Торопился очень. Боялся, что картина из рук уплывает.
Я старалась говорить как можно беззаботнее, но голос все-таки дрогнул, и Голубкин это заметил. Не донеся бутылку до рта, он замер и с интересом уставился на меня:
– Неужели он ее у тебя спер?
Я молча кивнула.
– Хорошая картина была?
Я неопределенно пожала плечами:
– Как посмотреть.
Ответ его успокоил, и он снова занялся пивом.
– Что теперь делать собираешься? – равнодушно поинтересовался он между двумя глотками пива.
– Заеду тут в одно место – и домой.
Голубкин одобрительно кивнул:
– Лады. Мне этот городишко уже поперек горла. Тоска смертная. Только и развлечения, что за тобой и теми придурками таскаться.
– А вчерашняя драка? – напомнила я.
– Если б не это, так вообще можно было бы удавиться, – сердито огрызнулся он.
– Не злись. Может, еще что хорошее случится. Те трое, я думаю, в долгу не останутся.
Голубкин горестно скривился:
– Пустые надежды. Они еще ночью в Москву укатили.
– Проверял?
– Естественно. Но сначала с их шофером переговорил. Убедительно просил ребят отозвать и прекратить всякую возню вокруг тебя.
Голос Голубкина был полон отвращения и недовольства собой. В другое время я обязательно пристала бы к нему с расспросами, что это его так расстроило, но не в то утро.
– Ты знаешь их шефа? – уточнила я, не веря собственным ушам.
– Он меня знает, и этого ему за глаза достаточно, – сердито пробурчал Голубкин, пристально разглядывая точку на горизонте.
– Постой, постой… Это что ж получается? Ты знаком с хозяином этих парней и можешь обратиться к нему с просьбой… Так какого черта ты не утряс этот вопрос еще в Москве?! Почему не сделал так, чтобы они за мной сюда не тащились?! – забыв обо всем на свете, заорала я на Голубкина.
Тот в долгу не остался, прорычал мне прямо в лицо:
– Ты меня с кем-то путаешь, дорогая! Я не Господь Бог!
– Ага! Ты его слуга на земле, – не осталась в долгу я. – Если ты смог позвонить ему сегодня ночью, так что тебе мешало сделать то же самое несколькими днями раньше?
От едва сдерживаемого бешенства у него побелели крылья носа. Когда он наконец справился с собой, голос его упал до хриплого шепота:
– Я не буду объяснять, чего стоит такой звонок, тебе это знать необязательно. Вот только мне за него еще платить и платить… А позвонил я сегодня только потому, что ты неизвестно куда умчалась. Скажи, пожалуйста, где тебя носило? Я на этой лавке всю задницу отсидел, тебя дожидаючись. Надеялся, у тебя хватит ума сразу сюда, к машине, бежать, но ты явилась только сейчас. А на дворе, между прочим, уже полдень! Может, расскажешь, чем все это время занималась? Молчишь? И на здоровье! Мне, по большому счету, без разницы, где ты была и что делала. Это те трое тобой сильно интересовались и, когда со мной разобрались, со всех ног кинулись тебя искать. Прикинь, что они сотворили бы, встреться вы в тихом переулке? И спасать тебя было бы некому! Я не Фигаро, одновременно и здесь и там быть не могу!
Природа меня воображением не обделила, и я в тот же миг и очень живо представила себе все, что со мной могло произойти. Представила и содрогнулась. Картинка получилась страшненькая. Ребятам дали поручение проследить за дамочкой и в тот момент, когда она раздобудет заветную картину, ласково оную у нее изъять. Работа выглядела простой, никаких сложностей не предвиделось, и парни, естественно, на это настроились. Но тут неожиданно, словно черт из коробочки, появляется неизвестный нахал и затевает драку. Парни задиру, конечно, отметелили, но, зная Алексея, можно было с уверенностью утверждать, что и им прилично досталось. Неудивительно, что после драки они, пылая праведным гневом и жаждой мщения, сразу же пустились разыскивать меня. И если бы нашли, то простым изъятием картины дело бы не ограничилось.
От этой мысли меня пробрал озноб, и я с укором спросила:
– Их было трое, а ты один! Почему? Разве ты не мог прихватить с собой своих парней, если уж собрался сюда ехать?
Голубкин одарил меня тяжелым взглядом исподлобья и нехотя пробурчал:
– Не мог. Если я один, это просто драка, а если стенка на стенку – уже война.
«О господи! Во что я его втравила?» – ужаснулась я. Оправданием мне могло служить только то, что, обращаясь к нему, я толком не понимала, о чем прошу. К сожалению, легче мне от этого не стало.
– Кто же они такие? – поинтересовалась я.
– Эти-то? Служба безопасности одной конторы. Академия генеалогических изысканий называется. Но это так… прикрытие. «Крышуют» они его. Настоящий хозяин у них совсем другой. – Приятель удрученно вздохнул:
– Болтанула ты что-то лишнее, подруга, вот они к тебе и прицепились.
«Ты прав, дорогой. Не удержалась от соблазна покуражиться над коротышкой с наманикюренными ногтями. Ляпнула о картине Веласкеса, а он хозяину доложил… Погорячилась, в азарте словестной перепалки забыла, что иногда одно вскользь сказанное слово может привести к крупным неприятностям, а тебе теперь расхлебывать», – горестно подумала я, виновато глядя на Голубкина.
– Если все так сложно, зачем же ты полез?
– Ты же сама просила разобраться, – усмехнулся он.
– А ты бы отказал!
– Не смог.
Как только он это произнес, мы оба почувствовали себя неловко. Между нами повисло тяжелое, полное воспоминаний, молчание. Алексей первым пришел в себя и, натужно кашлянув, сообщил:
– А с теми, что угрожали твоей знакомой, пока не все ясно. Ребята работают. Как только что прояснится, позвоню.
– Не нужно! Оставь.
– Не дергайся. Все будет путем.
– Любишь ты валенком прикидываться, – укоризненно покачала я головой.
Голубкин закатил глаза и загундосил:
– Сами мы не местные, живем в деревне, политесам не обучены.
Была в его характере черта, которая доводила меня до белого каления. Его настроение, вне зависимости от обстоятельств, могло меняться просто на глазах. Вот как сейчас. Только что дурачился и вдруг, оборвав себя на полуслове, резко приказал: