– Все, поднимайся. Пора двигать. Время поджимает. Меня в Москве ждут.
– Я готова. Заскочим на минуту в одно место и можем отправляться.
Наше появление у дома Антонины Юрьевны ни у кого интереса не вызвало. Двор и улицы были пустынны. Оставив Алексея у машин и пообещав долго не задерживаться, я метнулась к подъезду. К Антонине Юрьевне заходить не стала и сразу поднялась на чердак. Уверенно направилась в самый дальний угол, отодвинула в сторону фанерный ящик и принялась копаться в ворохе пыльного тряпья. Не буду врать, что чувствовала себя в тот момент спокойно и уверенно. Руки у меня прямо-таки ходуном ходили от волнения, но «Христос в терновом венце» оказался на месте. Целый и невредимый, он терпеливо дожидался меня там, где я его вчера оставила, перед тем как выйти на улицу.
Увидев меня с картиной в руках, Голубкин не удивился.
– Та самая? – только и спросил он.
Я ответила молчаливым кивком и, открыв багажник, принялась осторожно устраивать бесценное полотно в специальный контейнер.
– Все-таки ты их обыграла, – удовлетворенно хмыкнул за моей спиной Голубкин.
Захлопнув крышку контейнера, я развернулась к нему лицом и ответила без тени шутки:
– С твоей помощью. Если бы не ты, все могло бы закончиться грустно. Я твоя должница. Проси что хочешь. Все сделаю.
Здоровая бровь на лице Голубкина многозначительно поползла вверх, а в глазах заплескались игривые чертенята. Испугавшись, что мое опрометчивое обещание может наложить на меня непосильное обязательство, я торопливо выпалила:
– Но замуж за тебя не пойду. И не проси.
– Не буду, – легко согласился он, а у меня отчего-то вдруг екнуло сердце.
Голубкин же как ни в чем не бывало продолжал:
– После нашего последнего разговора… когда ты мне в очередной раз отказала… я понял, что ты абсолютно права. Все верно ты тогда говорила. Мы с тобой не пара и, если даже поженимся, долго не уживемся. Ты умная и знаешь меня лучше, чем я сам себя. Мне и правда нужна тихая, нежная, покладистая девушка, способная терпеливо сносить мои выкрутасы.
– Отлично! Ты все понял, и теперь дело за малым – найти себе подругу, обладающую всеми этими бесценными качествами, – через силу улыбнулась я.
Голубкин, поглощенный мечтами о будущей избраннице, ничего не заметил.
– А я уже нашел, – объявил он и ухмыльнулся.
Вид у него при этом был такой самодовольный, что мне моментально захотелось вцепиться всеми десятью ногтями в его наглую физиономию и довершить то, что не успели сделать кулаки ночной троицы.
– Чудесно, – выдавила я из себя. – Надеюсь, ты ее сможешь полюбить.
– Я уже люблю. Иначе зачем бы я на ней женился?
Сердце екнуло и сжалось в груди. Вот уж не думала, что будет так больно.
Я гнала машину по пустынной трассе и плакала. Слезы ручьем катились из глаз, а я даже понять не могла, с чего это так меня развело. Ну не из-за женитьбы же Голубкина! Глупость какая! У меня была возможность выйти за него замуж. Я уж и не помню, сколько раз он делал мне предложение. Если б хотела, давно бы стала его женой! Только я никогда этого не хотела! Каждый раз, когда он заводил об этом разговор, я категорически отказывалась. Какая семья, если каждое наше свидание заканчивалось ссорой? Вот и сегодня наша встреча завершилась тем, что я села в машину, хлопнула дверцей и укатила в Москву. Нет, Алексей и его избранница были здесь ни при чем… А что тогда? В чем причина моего ужасного настроения? В конце концов, все сложилось прекрасно! Я хотела найти картину? Так я ее нашла! Получила драгоценное полотно не только без труда, но и с благословения владелицы… Хозяйка собственными руками вручила мне его и даже до порога проводила… Мне показалось, что я снова слышу ее голос: «Да поможет вам Господь в тех испытаниях, что теперь выпадут на вашу долю».
Может, все дело именно в этом? Как не гнала я от себя тревожные предчувствия, но слова старухи надежно застряли у меня в голове и неприятно бередили душу. Трезвая часть моего ума сопротивлялась наваждению, как могла, и не хотела принимать их всерьез, здраво объясняя все чрезмерной экзальтированностью владелицы картины. Зато другая половина, та, что отвечала за чувства и эмоции, паниковала и трусливо затаилась в ожидании неминуемой беды. В результате если раньше я была озабочена исключительно тем, чтобы раздобыть картину и получить причитающийся мне гонорар, то теперь вдруг задумалась.
Сообщение Голубкина о женитьбе прозвучало для меня как гром среди ясного неба, и я испугалась. Ни о чем и никогда я не была так уверена, как в его непоколебимой преданности. Мне казалось, он будет любить меня вечно. Вечно, верно и только меня. И неважно, что я его не любила. Он был тем дружеским плечом, на помощь которого всегда можно было рассчитывать. Каменной стеной, надежно прикрывающей и дающей ощущение безопасности. Теперь все! Нет больше плеча. И стены тоже больше нет! И это, похоже, только начало. Бог знает, какие еще потери и какие неприятности ждут меня впереди…
Сжав руль до ломоты в суставах, я невнятно выматерилась сквозь зубы. Все в этой истории с самого первого момента было не так, но из-за своей алчности я легкомысленно закрывала на это глаза. Я прекрасно помнила, как моя интуиция благоразумно шептала мне: «Не ввязывайся! Здесь что-то нечисто! Зачем тебе это? В деньгах ты не нуждаешься, можешь спокойно ждать, пока подвернется стоящее дельце, пропусти этот случай. Не рискуй!» Мне бы прислушаться к голосу собственного разума, но моя проклятая жадность взяла верх, и я влезла в это дело по самую макушку.
От обиды мне захотелось завыть в голос, что я и сделала, благо в машине находилась одна, и стесняться мне было некого. Истерика длилась недолго и принесла свои положительные результаты. Выплеснув эмоции, я успокоилась и смогла принять единственное правильное решение. Я должна избавиться от этой картины. Раз и навсегда.
Глава 24
Я стояла рядом с больничной койкой и с любопытством разглядывала Герасима. За те несколько дней, что мы не виделись, он здорово изменился. Ушла пугающая синюшная бледность, и даже лицо немного округлилось. Совсем чуть-чуть, едва заметно глазу, но сознавать это было приятно. В общем, выглядел Гера совсем неплохо, но особенно радовал тот факт, что после перемещения из реанимации в интенсивную терапию состояние моего друга характеризовалось как стабильное. Все врачи в один голос утверждали, что он медленно, но верно идет на поправку.
– Где пропадала столько дней?
Улыбался Герасим пока еще робко, будто не веря, что имеет на это право, но все же он улыбался, и это было здорово.
– По делам ездила. Есть тут маленький городишко на юге Тульской области, туда и моталась.
– Удачно?
Простенький вопрос, а настроение разом испортилось. Пришло время приступить к тому, ради чего я сюда явилась.
– Об этом я и хочу с тобой поговорить, – пробормотала я, отводя глаза в сторону.
– У тебя неприятности? – Герасим беспокойно дернулся и сделал попытку привстать.
– Похоже на то, – согласилась я, аккуратно водружая на тумбочку футляр с картиной.
Щелкнул один запор, потом другой, и вот уже «Христос» у меня в руках.
Развернув полотно в его сторону, чтобы Гере было хорошо видно, я, с трудом выталкивая из себя слова, сказала:
– Посмотри внимательно. Это картина Веласкеса «Христос в терновом венце». Мне поручили ее найти, и я нашла.
На лице Герасима не дрогнул ни один мускул, только глаза широко распахнулись. Целую минуту, показавшуюся мне вечностью, он молча смотрел на меня, потом медленно, словно нехотя, перевел взгляд на картину. Гера разглядывал ее долго и пристально, будто хотел увидеть или понять нечто, очень для себя важное. Когда молчать уже не стало сил, я тихо спросила:
– Нравится?
Гера еще некоторое время смотрел на картину, потом так же тихо ответил:
– Нет.
– Что так? Ведь это шедевр. Мировой уровень.
– Я не искусствовед, я компьютерщик и в живописи ничего не понимаю. Может, это и классно, но мне не нравится.
– Жаль. Я столько сил потратила, добывая ее, а она тебе не приглянулась, – пробормотала я.
– Я тут при чем? – окрысился он.
Рассуждая на тему, кто тут при чем, а кто нет, желания не было. Слишком скользкой она была и слишком далеко могла нас завести. Поэтому я пропустила вопрос мимо ушей и без лишних слов протянула ему полотно. Гера этого не ожидал и в испуге вжался в подушки.
– Забирай. Ты хотел получить эту картину, я ее для тебя раздобыла. А нравится она тебе или не нравится – вопрос второй. Потом разберешься… – Твердо сказала я.
– С ума сошла? – прошептал он побелевшими губами.
Я через силу усмехнулась:
– Не надейся. Нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Забирай картину, и мы в расчете. Те десять тысяч, что я уже получила, вполне покрывают все расходы.
Герасим рывком поднялся с подушек и, подавшись вперед, прошипел мне прямо в лицо:
– Что ты несешь? Какие десять тысяч? Какая, к черту, картина? На фига она мне?
– Понятия не имею, зачем она тебе понадобилась. Но ты ее заказал, значит, теперь забирай. Я ее у себя держать не хочу.
– Анна, что ты городишь? Какой заказ? Вспомни, я об этой картине от тебя узнал.
– Я тоже так думала. До тех пор, пока не влезла в твой компьютер и не прочитала переписку. Ты забыл выйти из Интернета, убегая на ту встречу. Сейчас, конечно, ты этого не вспомнишь, слишком много событий произошло, но ты просто поверь мне на слово.
Герасим сжал кулаки так, что побелели костяшки, и, мерно колотя по одеялу в такт словам, он заговорил:
– Я тебе не верю. На слово. Мой комп действительно был включен. Ты действительно читала письма. Там действительно было что читать. У меня огромное число друзей и клиентов, и со всеми я переписываюсь. Ты действительно что-то там откопала и, будучи непроходимой дурой, из невинных фактов сделала далеко идущие выводы.
– Невинные факты? Выходит, текст «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 г. у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую очень щедрое вознаграждение», который я обнаружила в твоем компьютере, ничего не означает? А может, скажешь, его там вообще не было?