– А как ты думаешь, зачем Люся это сделала?
– Что? На убийство пошла?
– Да нет! Тут все понятно. От бабки-то что ей нужно было?
– Ничего! Характер у девушки такой. От собственных гадостей удовольствие получала, как Шапокляк.
Дарья глубоко вздохнула и впала в задумчивость. Очнулась она, только когда я подрулила к тротуару и заглушила мотор. Растерянно выглянув в окно, подруга с изумлением поинтересовалась:
– Куда это ты меня привезла?
– Мне в этот дом забежать нужно. Тут Бардин живет, а у меня к нему небольшое дельце имеется.
Я уже открыла дверцу машины, как Дарья вдруг насмешливо хмыкнула:
– А здорово ты с ним лопухнулась!
– С чего это ты так решила?
– Анька, не хитри! Не будешь же отрицать, что он на тебя произвел впечатление?
– Нет, конечно. Признаю, под обаяние попала, но говорила только то, что хотела.
– Врешь же!
– Нет. Посуди сама. Я знала, что существует некий искусствовед по фамилии Бардин, и занимается он исключительно Веласкесом. Когда шла к нему, думала, встречу интеллигентного бесхитростного старичка, который только рад будет поделиться с заинтересованным лицом накопленными знаниями. А кого я встретила? Молодого матерого мужика, которому палец в рот не клади – откусит! Такой без всякой причины делиться информацией не станет. Как думаешь, что бы он мне рассказал?
– Историю создания картины.
– Точно! А потом бы добавил, что следы ее утеряны, и выпроводил меня вон. Заготовленная легенда сыграла в ящик, а мне его разговорить нужно было. Чувствовалось, в нем что-то такое… потаенное. А вот когда я сказала, что ищу картину, да еще заказчик чудит и скрывается, тут он заволновался. Тут уже ему самому со мной пообщаться захотелось. Недаром во дворе телефончик клянчил и влюбленным прикидывался.
– Скажешь, и про архив не по дури растрепала?
– Нет, конечно, – удивилась я. – Я же ничем не рисковала. Ну рассказала про внучку, деда с архивом, и что с того? Ему-то какая с того польза? Та часть бумаг, где говорилось об изъятии картины, уже находилась у меня. Не думаешь же ты, что ее два раза у разных семей изымали? И потом… не все же до донышка я ему выкладывала. Кое-что и себе оставляла!
– А польза от этой откровенности какая?
– Дарья, он крючок заглотнул. Теперь настала его очередь интерес к себе подогревать, чтобы контакт со мной не потерять. А это можно было сделать только одним способом: информацией делиться.
– Но ты пустила его по своему следу!
– И что? Я всегда была на шаг впереди. Я первой получала информацию, а он приходил вторым и, возможно, ничего не получал. Подумай сама: почти все, с кем я говорила, были женщинами. Причем уже далеко не молодыми, а значит, умудренными опытом. Мне их еще как-то удавалось разговорить, хотя, возможно, потом они все об этом жалели. А если сразу после меня Бардин являлся? Стали бы они снова что-то рассказывать ему, такому-то качку? Нет! Подозрительно все это выглядело.
– Выходит, Бардин тебе нравился, а ты его все равно за нос водила?
Я пожала плечами:
– Работа такая.
С этими словами я выскочила из машины и заспешила к подъезду.
Мне очень не хотелось нажимать кнопку звонка, но я сделала над собой усилие, и в следующую минуту он залился уже знакомой трелью. Подождав немного, собралась позвонить еще раз, но за дверью раздались торопливые шаги, и в проеме передо мной возник сияющий любезностью Виктор Петрович. По тому, как переменилось его лицо, и погасла приветливая улыбка, стало ясно, что ждал он не меня и появлению моему не рад. Я, собственно, тоже не особо рада была этой встрече, поэтому можно было считать, что мы квиты.
– Вы? – только и смог он выдавить из себя, пребывая в полной растерянности.
– Я пришла за своим имуществом, – без обиняков сообщила я, считая, что после нашей последней встречи вполне могу обойтись без реверансов.
Даже в полумраке прихожей было видно, как Бардин покраснел.
– Ах… Ну да… Конечно же… – невнятно забормотал он, отводя глаза.
Что он там высматривал, было неясно, но я стояла спокойно и терпеливо ждала, когда же наконец этот любитель старинной живописи придет в себя и пригласит меня войти. Ждать пришлось долго, что было вполне понятно: визита он не ожидал, и пережить мое появление ему было не просто. Наконец Бардин взял себя в руки и через силу произнес:
– Прошу.
Приглашение прозвучало холодно. В нем отсутствовал даже слабый намек на приветливость, и это, признаться, огорчало. В конце концов, не я его обворовала, а он меня. Хотя претензий у меня к нему не было (не мне клеймить других, коли сама, случалось, грешила), однако, как ни крути, Бардин был передо мной в долгу, и хотя бы из вежливости ему следовало изобразить доброжелательность. А он между тем совершенно не скрывал своей обиды на меня.
«Не умеет проигрывать», – с сожалением заключила я, теряя к нему последние капли интереса.
Честное слово, если бы не дело, повернулась бы спиной к этому слабаку и в ту же минуту забыла бы о его существовании. Желание так и поступить было огромным, но я решительно шагнула через порог, потому что то, ради чего я явилась, было важнее всех моих чувств и эмоций, вместе взятых.
Двигаясь по пятам за хозяином вглубь квартиры, я опять поразилась царившей в ней мертвой тишине.
«Нет, все-таки он живет один», – подумала я, и в тот же момент одна из выходящих в коридор дверей неожиданно приоткрылась. В образовавшуюся щель высунулась заспанная физиономия молоденькой девушки в легкомысленном домашнем халатике.
– Я слышала звонок… – только и успела она сказать, как Бардин грубо шикнул на нее:
– Закрой дверь. Это ко мне.
Голова девушки молниеносно скрылась, а Бардин смущенно покосился на меня.
– Ваша дочь? – невинно поинтересовалась я, с удовольствием наблюдая, как он меняется в лице.
– Жена.
Эта миленькая сценка, невольным свидетелем которой я стала, бесповоротно поставила точку в моем отношении к непревзойденному знатоку Веласкеса. Что касается самого Бардина, то настроение у него было окончательно испорчено, и в результате меня не то что чаем не стали угощать, мне даже присесть не предложили. Не успели мы войти в кабинет, как Бардин тут же полез в шкаф, извлек из его недр мой футляр и как ни в чем не бывало пробормотал:
– Извольте получить.
Пока я со всех сторон придирчиво осматривала свою собственность, Бардин глядеть на меня избегал, косил глазами в сторону и явно томился. По всему было видно, ему очень хотелось, чтобы я прихватила возвращенное мне имущество и без промедления исчезла. В мои планы, однако, столь быстрое расставание не входило, поэтому я водрузила футляр на стол и сварливо поинтересовалась:
– Надеюсь, все цело?
Заслышав мой голос, Бардин нервно вздрогнул и усилием воли заставил себя посмотреть мне в лицо.
– В каком смысле? – слегка севшим голосом проскрипел он.
– В широком, – язвительно ухмыльнулась я в ответ.
Бардин деликатно кашлянул, прочищая горло, и с видом оскорбленной добродетели заявил:
– Что касается кофра, то с ним все в абсолютном порядке. Я был предельно аккуратен. А если речь идет о картине, так вам доподлинно известно, что ее там не было.
– Как это не было? – грозно нахмурилась я. – Вы сперли у меня футляр с картиной внутри! И не нужно отпираться!
При слове «сперли» Бардин страдальчески поморщился. Оно было явно не из его лексикона и, как я и рассчитывала, больно резануло рафинированный слух любителя прекрасного.
– Да-да! И не нужно гримасничать! Именно так это и называется! Вы мое имущество сперли! – зловредно повторила я, с удовольствие смакуя так покоробившее Бардина словечко.
Несомненно, в тот момент я в его глазах выглядела не лучшим образом. Наглая хабалка, напрочь лишенная тонких чувств и способная учинить грандиозный скандал по самому незначительному поводу. Не самая лучшая моя роль, но играла я ее с истинным удовольствием, потому что уже довольно давно хотела поквитаться с Бардиным и за свою глупую влюбленность в него, и за его недостойную настоящего мужчины пакостность.
В ответ на мое заявление Бардин сердито заявил:
– Вы не можете обвинять меня в том, чего я не делал! Я не брал Веласкеса! Его там попросту не было!
Я изумленно округлила глаза:
– Кто говорит о Веласкесе? Его там действительно не было, врать не стану, но была другая, тоже ценная картина.
– Ах, вы о той мазне? – презрительно скривился Бардин.
– Это отнюдь не мазня, – сурово осадила его я, – а творение одной очень самобытной и талантливой художницы. Она подарила мне его, и мне не хотелось бы, чтобы с ее подарком что-то случилось.
Бардин изогнул губы в ухмылке и пренебрежительно кивнул на футляр:
– Все там.
Я нежно погладила шершавую поверхность цилиндра и уже вполне миролюбиво произнесла:
– Я вас не корю. Вы не знакомы с автором этой картины и потому судите чересчур строго. Тут нет вашей вины, особенно если вы не являетесь поклонником наивного искусства. Однако, как ценитель прекрасного, вы должны быть благодарны моей знакомой за то, что она сохранила шедевр Веласкеса.
При этих словах Бардин только что не подпрыгнул.
– Так вы его все-таки нашли?! – выдохнул он, подавшись вперед.
– Естественно, – скромно потупилась я.
– Но там… в футляре… ничего не было!
– Конечно, не было! Перед тем как выйти на улицу, я спрятала полотно на чердаке до лучших времен, – широко улыбнулась я. – Осторожность, знаете ли! И, как видите, поступила правильно.
– Выходит, вы знали, что я за вами слежу?
– Наверняка – нет, но предполагала. Вы слишком часто встречались у меня на пути. И в усадьбе Мансдорфов, и в поликлинике. У вас очень приметная машина. С таким ярким цветом трудно остаться незамеченным. Если собираетесь и дальше заниматься подобными делами, смените свою «десятку» на что-то менее золотистое.
Мои советы его абсолютно не интересовали, и он нетерпеливо перебил меня: