Не торопясь нашел сотовый Вереса, он оказался у Толяна, удалил себя из книжки, стер исходящий ко мне и входящий от меня вызова. Протер от отпечатков, вложил в руку и ему же в карман. Занялся Мокрым.
Он всей задницей провалился в очко и продолжал держать в руках укороченный «калаш» с приставленным прикладом, их еще в милиции используют. Прицельно бил, гад. Далеко Мокрого не поволок, прислонил на улице к двери туалета. Воняло терпимо.
— Фиона, ты случайно не научилась память читать, как Лиона умела.
— Во-первых, не сама Лиона, а Богиня с неизвестным именем, которая решила спрятаться в её душе, да попала в плен. Человеческая душа — потемки, даже для богов. Во-вторых, я-то научилась снимать недавние воспоминания, но опять-таки через интерфейс — тебя. Слияния случиться не должно, но боюсь рисковать.
— Ты мне зубы не заговаривай, сможешь посмотреть его недавнюю память?
— Да. Но ты можешь сойти с ума. А можешь и не сойти. Рискнем? — усмехнулась стихия.
— Ну, уж нет! — я содрогнулся, — Ладно, так допрошу, по старинке. Синя, приводи его в чувство.
— Не торопись, торопыга, — снова усмехнулась Фиона, — помнишь, как Лиона внушением работала? Я также умею, устраивает? — она говорила быстро, но и это всем девочкам давалось тяжело им приходилось сильно замедляться для общения со мной вне астрала.
— Спрашиваешь! Буди, Синя, — меня это более чем устраивало!
Мокрого окутала синяя сеть и как только он очнулся, к нему протянулась тонкая фиолетовая нить. Взгляд мгновенно стал преданным.
— Рассказывай все, что случилось после нашей первой встречи, — скомандовал я ему и Мокрый, в миру Макрицкий Виталий Александрович, с радостью запел соловьем.
Мелкая холодная водная крошка ударила в лицо, пошел холодный, практически осенний дождь. Я не обратил на него внимания.
Краткое изложение рассказа Мокрого:
Очухались они быстро. Верес убедил воющего Толяна позвонить отцу. Седой примчался с телохранителями и врачом из травмпункта. При нем не ругался. Загрузили всех в джипы охраны и увезли к Седому домой. С заездом в больницу, где всех еще раз внимательно осмотрели и Толику загипсовали руку. Врач убедил Седого, что ничего страшного нет, класть в больницу никого не нужно, кроме разве что Анатолия, но тогда взбрыкнул Толян. Прилюдно наорал на отца и тот махнул рукой. Зато дома оторвался отец. Как он орал! Аж слюной брызгал. Самое мягкое слово было козлы, на сына добавлялся «недоумок». Трогать Зинку с хахалем запретил, он сам выяснит, кто таков и накажет по-своему. Уж больно ловким оказался и по описанию мутным. Опасается, что как бы это не ему, Седому, предупреждение. Потом всех развезли по домам, но по дороге Толян шепнул Мокрому, чтоб тот с утра потерся возле Зинкиного дома, она у отца живет. Её отец в городе личность известная, одно время главным инженером на фабрике работал.
Следить он умел, наработал навык за два года работы опером. В итоге, Вересу устроили допрос с пристрастием.
План Толяна был прост: заманить, захватить и поднести отцу на блюдечке, предварительно конкретно опустив. Буду брыкаться — завалить. Все возражения отвергал и пригрозил, что сам грохнет Мокрого и Бандероса не посмотрит, что с юности дружили. А он может, ему отец все равно ничего не сделает, а сам Седой не обязательно смертью наказывал, тем более Толян обещал все взять на себя. Ну не мог он простить такого оскорбления, никак не мог!
А ведь я чувствовал, что в этом вызове на «тренировку» не все чисто, но отмел сомнения, единственному магу хотелось верить.
— Ты его заранее простил, добренький ты наш, — прокомментировала Фиона.
Я оставил это высказывание без ответа.
— Значит так, Виталик, это твоя дача?
— Родителей, — не моргнув глазом, ответил он.
— Вы приехали пострелять в лесу по бутылочкам. Здесь вы с Бандеросом повздорили и ты… ты боксер? По тебе сразу видно, молодец. Так вот, в пылу ссоры ты его завалил. Он начал подниматься, но ты со злости пинаешь и случайно попадаешь в горло. Увидел, что друг умирает, и у тебя в мозгах помутилось. Так ведь было?
— Да…
— Я рад, что у тебя хорошая память. Потом к тебе подбегает Толян и ты локтем, случайно, попадаешь ему под челюсть, он падает. Тебе кажется, что вокруг враги, прячешься в сортир и начинаешь от них отстреливаться. Потом вспоминаешь себя и обалдеваешь от содеянного. Плачешь и вызываешь скорую. Скорую вызовешь через полчаса после моего ухода. Все понял? Повтори.
Он повторил почти слово в слово.
— Обо мне забудь. Пойдем, поможешь.
Мы подняли Бандероса и переложили тело ближе к Толяну. Так, бьет… падает, второй подбегает… а, сойдет. Не должно быть все гладко. Вон и Толян стрелял, а Мокрый об этом не скажет — больной человек!
Перед уходом Фиона стерла память Вереса за последние трое суток. Стирать — не смотреть, похожую операцию она и в Эгноре делала. Это заняло примерно час. Насквозь промок, хоть выжимай, но оно того стоило. Вдобавок дождь смыл почти все следы, а примятую травку в нужных местах я поднял, потратив еще немного маны.
— Фиона, а Мокрый не очухается?
— Конечно, очухается, но не скоро, не раньше месяца.
К остановке направился в обход, через лес. Мало ли что. Надеюсь, опрашивать пассажиров автобуса не станут.
«У меня же свидание с психологом!», вспомнил я в автобусе на полпути к городу. Я, кстати, был не один такой мокрый — внезапный ливень многих застал врасплох, «Должен успеть, до него целых два часа. О, вот и скорая, и милиция. Интересно, о чем подумают, когда увидят почти остывшие труппы? Хм, что Мокрый долго приходил в себя! Трупы успели остыть. А тебе, Верес, новой жизни. Надеюсь на тебя. Прошептал же ты мне „беги“».
Глава 5
С Зиной мы встретились на пороге диспансера. Она была в куртке и под зонтом, я в старых Серегиных шмотках и в отцовской кожанке. Она единственная была мне как раз, в остальных вещах я просто тонул.
— Ты чего так вырядился, — сходу заругалась Зина, — мы же на прием! Ну вот, зря на час раньше отпросилась, поехали домой.
— Под дождь попал. А чего тебе не нравится?
— Все! Как ты не понимаешь!? Ты выглядишь как чучело! Мне стыдно с тобой людям на глаза показаться и уж тем более врачу! Ты зонт не мог найти? Где ты вообще гулял в такую погоду?
— Гулял в лесу, а не нравится — оставайся здесь, я один схожу, — я всерьез обиделся.
Вот это наезды! Как из больницы в этих шмотках выводила — нормально, а «в люди» видите ли, нет. Она мне кто, жена? А ведет себя соответствующе. Буйная фантазия у девушки.
Решительно зашел в здание.
Зина догнала меня перед кабинетом с надписью: медицинский психолог Аверкиева А.А.
— Прости меня, Егор, не знаю, что на меня нашло. И совсем ты не чучело! Все чистенько и выглажено. Сам гладил?
— Сосед, — буркнул и обида прошла, — ладно, давай заходить, что ли.
Стройная молодая женщина в белом халате поднялась из-за стола и шагнула к нам.
— Здравствуйте, а я давно вас жду. Вы Егор? — проворковала она.
Психолог была в возрасте между девушкой и женщиной, ни за что не угадаешь. Примерно под тридцать, но с какой стороны — большой вопрос. Она была заботливо ухоженной и стильной, в ней гармонировало все. Начиная от тщательно обесцвеченных волос без темных корней и кончая педикюром в тон. Про педикюр я соврал, его не было видно в туфлях — лодочках на среднем каблучке, но я уверен в своем мнении. Туфли, разумеется, гармонировали со всей остальной одеждой. Даже белый халат из атласной ткани был пошит по оригинальному эскизу.
Мой внешний вид — прямая противоположность. Зине снова стало за меня стыдно, а вот девушка не показала виду, но Фиона подсказала — неприятно поражена. Психолог предложила нам сесть за стол напротив:
— Аверкиева Анжела Андреевна, медицинский психолог, — представилась тем же спокойным воркующим голосом.
Мы назвали себя.
— Я слышала о вашей проблеме, Егор, простите, без отчества. Ронович — ваша фантазия, не так ли?
— Совершенно верно.
— И ваши отношения с Зинаидой Ивановной не складываются, — тем же доброжелательным тоном.
Меня презирает, Зину считает дурой. Ну и флаг ей в руки.
— Причем здесь наши отношения? — сразу возмутилась Зина, — я Егора на обследование привела!
— А он вам кто: муж — недотепа или малолетний сын? — интонация нисколько не поменялась, — показали куда, он бы один пришел. Правда, Егор?
Зина сузила глаза и готова была взорваться, на что и рассчитывала стерва, но я заговорил раньше.
— Зинаида Ивановна зашла меня поддержать, я боялся входить один, вдруг вспомню что-нибудь неприятное. Надеюсь, она не помешает?
— Помешает, — не согласилась Анжела, — Зинаиде Ивановне лучше выйти, а то вы вольно или не вольно зажметесь.
Зина вскочила и, бросив «я в коридоре подожду», выскочила из кабинета, хлопнув дверью.
— Я вас приглашу после беседы, дождитесь, пожалуйста, — чуть повысив громкость, проворковала Анжела вдогонку.
И началось! Настроение, тревоги, сон, кошмары, что помню, родители и так далее. Почти то же, что и у психиатра. Потом пошли тесты. Запомните, повторите, дополните, выберете цвет и все в этом роде. Заполнил кучу бумаги с ответами на идиотские вопросы. Все делал честно. Мне самому стало интересно узнать о себе что-то новое, и обломился.
— Когда будут результаты?
— Я все обработаю, результат передам Веронике Игоревне.
— Ой, как жаль, хотелось бы узнать о себе.
— Она вам расскажет, не переживайте. Пригласите, пожалуйста, Зинаиду, мне и с ней необходимо побеседовать. Вы не против? — «как ты меня достал, бомж!», кричали её эмоции, а голос не изменился.
Нервная у неё работа, не для её характера. И чего здесь сидит?
— До свиданья, Анжела Андреевна, берегите нервы они, говорят, не восстанавливаются, — сказал я, выходя из двери. Её ответ не расслышал.
Ждать пришлось полчаса. Зина вышла на удивление довольная.
— Что, не запугивала? — удивился я.