В коридоре и приемной очередь из двух десятков человек в основном пенсионного возраста. Все сидели на заботливо выставленных разномастных стульях, наверняка выдернутых из кабинетов.
— Шеф у себя? — обратился я к милой секретарше, протягивая ей пустую бумажку, — мне срочно.
На моем лице сверкнула обворожительная улыбка, на запястье золотой «Ролекс». Настоящая Швейцария, Зининого отца.
Она смотрела на меня, выпучив глаза. Двое мордоворотов в строгих черных костюмах возле дверей в кабинет незаметно напряглись. По этой бумажке я уже проходил охрану на входе. Школа Лионы: прикид, манеры и легкое внушение. Иногда нелегкое.
— Ты куда это прешь без очереди, рожа твоя наглая! — раздался визгливый женский голос.
В любой очереди найдется такая тетка, «смотрящая» за очередью. Изредка её заменяет тщедушный крикливый пожилой мужик. При всей внешней непохожести их объединяет одно общее качество: обостренное чувство справедливости.
Фиона не Богиня. Та могла глубоко залезать в одного и одновременно «держать» троих-четверых, Фиона — либо глубоко одного, либо поверхностно троих. В данный момент она глубоко обрабатывала девушку, чтобы секретарша увидела именно ту неотложность, которую шеф ждет с особым нетерпением.
— Напялил галстук, хвостик подвязал и думаешь все можно!? Люди часами сидят, а он без очереди лезет! Люди, гляньте на него, где справедливость!? — толстая тетка стояла, призывно оглядывая людей и победно посматривая на меня.
По толпе пробежали шепотки:
— …действительно.
— Где это видано, я больше часа сижу…
— И тут блат! Это чиновничий беспредел какой-то!
Назревал русский бунт «бессмысленный и беспощадный». Что бы я сейчас ни сказал, все повернется против меня. Секретарша, как назло, тупила, не могла быстро выбрать наиболее безотлагательное дело. Все грозило сорваться. Если народ начнет орать, то мной близко заинтересуются охранники, придется прервать обработку девушки. Всплывет бумажка и тогда… как я упустил из внимания реакцию очереди? Не подумал о количестве желающих попасть на прием.
— Заткнись, Семеновна! Чего людей баламутишь, — неожиданно высказался охранник, — каждый прием от тебя проблемы. Верочка разберется с… господином. А дальше наша забота, мы здесь порядок обеспечиваем, а не ты.
Не обращая внимания на набравшую полную грудь Семеновну, повернулся к Верочке:
— Чего застыла, видишь, очередь волнуется.
— Развелось тут вас, к народному избраннику не пускаете! — не сдавалась женщина, впрочем, уже не так громко, с опаской, — отгородились от народа его слуги… — еще тише под тяжелым взглядом второго телохранителя. Народ безмолвствовал.
«Строго у них», успел подумать и услышал долгожданный голос Верочки:
— Секундочку, мальчики, я с Виктором Леонидовичем свяжусь, — сказала, поднимая трубку селектора, всей доступной мимикой показывая: «Большой человек!» и кокетливо поглядывая на меня. Как только удается все это делать одновременно?
— Виктор Леонидович, извините, что отрываю, но очень срочное дело, — говорила Верочка в трубку. Дальше громкость понизила почти до шепота, но я расслышал, — вы просили в любое время. Пришел человек от Аракеляна. Откуда я знаю, почему не позвонил, мне неудобно спрашивать. Хорошо… хорошо. Я поняла, — с этими словами положила трубку.
Обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:
— Подождите, пожалуйста, минутку. Виктор Леонидович отпустит посетителя и вызовет вас.
Я улыбнулся очаровательней, чем она.
— Простите, сразу заходите, как только посетитель выйдет, — засмущавшись, поправилась девушка. Не хватало, чтоб Седой успел позвонить этому Аракеляну! При посетителе звонить точно не станет.
Охранники снова насторожились и к ним устремились две фиолетовые ниточки. Расслабились. Я забрал бумагу с Вериного стола.
Из дверей спиной вышел довольный худой старик весь обвешанный орденами и медалями:
— Спасибо, Виктор Леонидович, что не забываете нас, ветеранов, доброго вам здоровья! — победно повернулся и шаркающей, но гордой походкой побрел из приемной.
— Ребятки, закройте дверь и никого не впускайте — распоряжение Виктора Леонидовича, — шепнул я молодцам, проскальзывая в открытую дверь.
— Какого х… — оторвался Седой от набора номера и замер. Лицо плавно расплылось в доброжелательной улыбке.
— Вы телефон отключите, Виктор Леонидович. На всякий случай, — сказал я, разваливаясь на ближайшем к столу начальника стуле.
Действительно полностью седой. Типичный чиновник с начинающим расти животом. Под воспаленными глазами мешки. Переживает о сыне, не высыпается бедняга.
— Конечно, конечно, — нажал кнопку на селекторе и сказал в давно поднятую трубку, — Верочка, меня ни для кого нет, поняла?
— Я знал, что вы не простой, чувствовал, — говорил и одновременно выключал мобильник.
— Во-первых, Виктор Леонидович, соболезную. Мне искренне жаль вашего сына. Мы немного повздорили на «вертолетке», но это было чистое недоразумение. Я не держал на него зла, как, надеюсь, и он на меня.
— Спасибо, — серьезно кивнул в ответ Седой, — убийцы не уйдут от ответа.
— Как, — удивился я, — он же один.
— Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы, — пахнет паранойей, придется усилить нажим — вы от… — нахмурился, вспоминая.
— Во-вторых, я из Москвы от Глеба… — замолчал, ожидая реакции.
— Подождите, вы же с Паровозом… — сказал он недоуменно, — я с Вердерскими работаю.
Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне большего не надо, только имя скупщика.
Я не зря три дня безвылазно сидел в интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из восточной сибири. Несколько раз мелькала Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с Глебом — Пашей Глебовским, Вердером — Гиви Вердалиани и небезызвестными Солнцевскими. Эти мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, скорее чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия, но я спешил и решил рискнуть.
Можно было зайти к Седому, вовсе не подготовившись, но не факт, что он сможет выполнить мои пожелания после моего ухода. К тому же он не один и если начнет в своем окружении городить явную чушь — все сорвется.
— Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.
Взял значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.
— Славик — приближенный Паровоза, он много знает и ничего не скрывал от любимой жены. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?
Седой кивнул.
— Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? — снова кивок, — объемы представляете? — глаза Седого сверкнули алчностью.
— Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы.
Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:
— Э-э-э…
— Называйте меня Егором.
— Послушайте, Егор, я все понимаю, но я работаю с Вердером, и меня это устраивает…
— Устраивает? Ой, ли. Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, — снова алчность в глазах, — и будем покупать в любых количествах, — Седой задышал возбужденно.
— Но это получается, что я их кину… — сказал с хрипотцой от волнения.
— Это у него натуральная жадность, я ни при чем! — удивленно пояснила Фиона.
— Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.
Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Сейчас воздействие Фионы минимальное, пусть сам сообразит, так вернее.
— Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик… это война, он вор в законе.
— Глеб не вор и не собирается покупать это звание. Причем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать как бизнесмены. Воры в законе — анахронизм. Согласны?
— Я тоже так думаю, но пока… как вы себе это представляете?
— То есть в целом вы согласны?
— Да, — решительно произнес он после секундной паузы.
— Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить — хорошо, не будет — еще лучше, — Фиона чуть усилила внушение, — сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.
— Договориться! Не раз пробовал, бесполезно!
— А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте, когда Сема завернет ласты, это случится не в вашем районе.
Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.
— Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?
— Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.
Он на память продиктовал номер сотового и доверительно вздохнул:
— У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться, как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.
— Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, — я огорченно вздохнул, — где обычно стрелку забивает?
— За городом, за заброшенным судоремонтным. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем…
— Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда, — Фиона резко усилила воздействие, — стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все, что угодно главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, но остальным скажите: «Сейчас есть дела поважнее, а та гнида, или как вы обычно говорите, подождет, никуда не денется».