— Я не был уверен, что даже сейчас для этого подходящее время, Джесс. — Райдер раскинул руки в жесте капитуляции. Как будто он отдавал себя на ее милость. — Даже если это не прописано четко в законе, согласно судебной практике я не должен рассказывать тебе об этом.
Боль пронзила ее тело. Как она могла подумать, что он начнет заботиться о ней только потому, что у них была связь? Сколько еще примеров ей нужно, чтобы понять, что Райдер никогда не поставит ее на первое место?!
— И все же ты решил нарушить девятилетнее молчание именно сейчас, когда узнал, что я ношу твоего ребенка? — Он начал было говорить, но Джесс подняла руку, не дав ему закончить. Гнев закипал. — Может ли твой внезапный приступ угрызений совести иметь какое-либо отношение к тому факту, что наш ребенок станет одним из будущих наследников ранчо, если я выиграю дело против отца?
Не в силах больше сидеть рядом с ним, Джесс быстро вскочила. Ей нужно было домой. Прямо сейчас.
— Джессамин. Подожди. — Шаги Райдера сотрясали землю позади нее. — Я думаю о тебе в первую очередь. Хочу защитить тебя…
— Заставляя меня вертеться как белка в колесе в течение нескольких недель, пока пытаюсь найти доказательства, которые у тебя были все это время?! — Она продолжала возвращаться к этому. — Мой отец не был пациентом. Он виновен в том, что пострадала его подруга. И не то чтобы это его признание может как-то всплыть в суде. Поэтому я не вижу здесь большой этической дилеммы. Как я это вижу, ты ничем ему не обязан. А вот мне?
Джесс почувствовала, как слезы защипали глаза. Знала, что ей нужно уйти, прежде чем Райдер увидит, как сильно ее ранил.
Глубоко. Непоправимо.
Собрав последние силы, она продолжила:
— Ты должен был подумать об мне, Райдер. И ты просто не позаботился о том, чтобы сделать меня приоритетом. Тогда. Сейчас. И всегда.
Что он наделал?
Полчаса спустя Райдер ударил кулаком по рулю своего грузовика, уезжая с вечеринки, он слишком сильно втопил педаль газа. Густая тьма окутала его, когда он свернул на дорогу, огибающую ранчо Уэйкфилд, грузовик промчался мимо деревьев вверх к горам.
Он поднимался все выше Кэтемаунта. Он хотел пойти к Джессамин. Нужно было с ней поговорить. Объяснить ей все так, чтобы она поняла… Но он не мог поехать в Крукт-Элм в таком состоянии. Отчасти он уже сходил с ума от страха, что она навсегда вычеркнет его из своей жизни. А как же ребенок?
Он полагал, что поездка поможет прочистить его голову, поэтому оставил свои дела как главного героя благотворительного вечера и своих уже разъезжающихся гостей на попечение организаторов фонда. Джессамин должна быть для него приоритетом, черт возьми! Но он не мог пойти к ней, пока не разберется со своими мыслями. Пока он не найдет нужные слова, которые заставили бы ее понять, что он хотел сделать все как лучше…
Слишком быстро появился еще один поворот дороги. Его фары осветили стволы деревьев, а не две желтые линии трассы. Затормозив слишком поздно, Райдер резко повернул руль влево. Шины завизжали. Кабина грузовика накренилась. Машина рванула к деревьям и обрыву горы прямо за ними… Пока грузовик не остановился. В дюймах от ствола старой корявой сосны.
Райдер схватился за руль обеими руками, двигатель работал, но его гнев уже улетучился. Какого черта он делал?! Он мог упасть с этого обрыва в момент гнева и глупости. Он был в шаге от того, чтобы самому стать объектом поисково-спасательной операции. Как и многие люди, которых он спас в горах за последние девять лет, он отвлекся от того, что было важно. Снова ударив кулаком по рулю — на этот раз не так сильно, — он понял, что не может пойти сегодня вечером к Джессамин. Он понятия не имел, как спасти эти отношения, но сегодня во мраке ночи он не сможет найти правильные ответы.
Он никогда не сможет себя простить, если потеряет ее. Поэтому ему придется сделать все возможное, чтобы вернуть ее.
Глава 13
Глаза все еще болели после пролитых горючих слез даже два дня спустя. Джессамин проигнорировала стук в дверь своей спальни. Положив подушку на голову, она глубже зарылась в одеяло, не обращая внимания на время суток.
Она почти не вставала со своей постели на ранчо с тех пор, как вернулась домой после мероприятия, почти ничего не рассказала Флер, потому что не могла прекратить плакать. Вместо этого она отправляла своей сестре сообщения из уединения собственной комнаты, в которых рассказала о том, что произошло с Райдером. Прожив полжизни как одна из тех «сильных женщин», которыми так восхищался ее глупый отец, она сдалась и позволила себе быть слабой. Ей было горько за себя. За отношения, которые она разорвала с мамой и сестрами из-за мужчины, который не заслуживал ее доверия. За то, что могло быть у них с Райдером, если бы он не хранил от нее секреты. И, в противоречие к этому, она плакала из-за того, что скучала по прикосновениям Райдера.
Райдер.
Одна только мысль о нем заставила слезы снова навернуться на глаза. Разве не было предела тому, сколько воды могло пройти через крошечные протоки в ее глазах?
Круг ее тщетных мыслей разорвал новый стук в дверь. На этот раз более громкий. Ра-та-та.
— Джесс? Это Ларк. — Голос ее сестры прозвучал мягко. — Могу ли я войти?
Ларк здесь?
Джессамин сняла подушку с головы и села в постели. Полинявшая старая футболка из летнего лагеря была вся помятая. У нее раскалывалась голова. Все тело болело от шквала эмоций, вызванных откровением Райдера.
— Ларк? — Ее голос сорвался, когда она заговорила впервые за два дня.
— Я захожу, — объявила старшая сестра, повернув дверную ручку, ее голос был таким же серьезным и уверенным, каким Джессамин помнила его с детства. Ларк уже давно серьезно относилась к своей роли старшей сестры Баркли. — Нам нужно поговорить.
Да, нужно. Джессамин должна была долго и слезно извиняться перед своими сестрами и матерью за то, что не слушала их каждый раз, когда они пытались рассказать ей, что их отец не был хорошим человеком.
И за многое другое. Она не приезжала к ним на Рождество и дни рождения. Она не была на свадьбе Ларк и не поддержала ее два года спустя, когда старшая сестра развелась. Джессамин годами пыталась предоставить Флер финансовую помощь для оплаты учебы в колледже, но это были все усилия, которые она приложила, а Флер всегда возвращала ее чеки. Деньги были плохим предлогом для установления связи. Реальной связи.
Дверь спальни открылась, Ларк ступила на старый сине-желтый плетеный ковер, Флер следовала за ней по пятам. На Ларк было черное вязаное платье без рукавов и такого же цвета сандалии, ее прямые темные волосы были заплетены в косу, которая лежала на одном плече. Никаких украшений. Ни грамма макияжа. Из-за этого ее ярко-зеленые глаза были еще выразительнее, на Джессамин нахлынула сотня старых воспоминаний. Ларк, которая перевязывала ее ободранные коленки и целовала ранку, чтобы унять боль. Ларк у плиты, всего на два года старше Джессамин, но на несколько световых лет мудрее, добавляла масло и сыр в макароны для ужина. Ларк в наряде злой ведьмы на Хеллоуин, в то время как Флер и Джессамин были добрыми феями.
Она была должна своей старшей сестре гораздо больше, чем отдала. Волна любви захлестнула ее, когда Ларк без лишнего шума опустилась в изножье кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ларк, ее зеленые глаза прошлись по ней, но она не стала ничего говорить о ее непривычно потрепанном виде.
— На самом деле проголодалась. — Рука потянулась к животу, когда она вспомнила о своей самой большой ответственности. — Наверное, мне нужно что-нибудь…
— Я займусь этим, — вызвалась Флер, которая все еще стояла у двери. — Возможно, ты помнишь, что я пыталась уговорить тебя поесть раз пять, так что у меня наготове есть несколько хороших блюд.
Их младшая сестра выскочила в открытую дверь, ее медно-красные волосы, собранные в хвост, раскачивались из стороны в сторону, босые ноги беззвучно ступали по коридору.
Ларк тихо прочистила горло.
— Поздравляю с беременностью. — Увидев вопросительный взгляд Джессамин, Ларк поспешила добавить: — Флер рассказала мне обо всем.
И хотя сегодня ты явно расстроена, я надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь по поводу ребенка?
В Джесс поднялась волна любви. Не только из-за того, что Ларк была рядом, но и из-за своего будущего ребенка.
— Беременность — это, безусловно, радость. — Схватив пуховую подушку, она прижала ее к животу.
Пристальный взгляд Ларк был таким же успокаивающим, как и ее голос, когда она продолжила:
— Но Флер сказала, что ты два дня не выходила из своей комнаты.
Было легко представить сестру в роли психолога, помогающего людям справляться с проблемами и разбираться в отношениях.
— Я не в себе с тех пор, как Райдер рассказал правду на благотворительном вечере, — призналась Джесс, убирая с лица прядь немытых волос. — Мне хотелось бы сказать, что это гормоны при беременности заставили меня лить слезы водопадом все эти дни, но дело скорее в том, что я узнала правду об отце. И узнала ее от отца моего ребенка, который все это время знал, каким жалким человеком является наш отец.
Медленно кивнув, Ларк, казалось, осмысливала ее слова. Сначала она ничего не сказала. Поднявшись, она подошла к окну и распахнула плотные шторы, сквозь полупрозрачную ткань занавесок в комнату проникли розовые и желтые лучи заходящего солнца.
— Как ты думаешь, почему тебе было труднее услышать правду об отце именно от Райдера? — спросила Ларк, поправляя шторы, впуская в комнату свежий воздух.
Джессамин моргнула от этого неожиданного вопроса. Она была благодарна, что Флер снова вошла в комнату с подносом, дав ей возможность подумать над своим ответом, в то время как ароматы дрожжевого хлеба и теплого имбиря закружились у нее под носом.
Флер поставила красный металлический поднос на тумбочку.
— Внизу у меня есть более питательные блюда, но я подумала, что тебя утром может тошнить, поэтому не хотела перегружать тебя чем-то, что может спровоцировать твой желудок.