– Хочешь знать правду, Ниджа? – Фейед улыбнулась. – Не могу говорить за моего гекзарха, но мне, так или иначе, на твой народ плевать. Это всего лишь приказы, переменчивые, как… – Её улыбка сделалась жестокой, – мода. Если бы я хотела спасать людей, пошла бы в пожарные.
Откровенная бессердечность лисы успокоила Ниджу. Теперь можно не притворяться, что она ей нравится.
– С точки зрения логики мое начальство выбрало людей, основываясь сначала на легкости извлечения, а затем провело лотерею, потому что мы не могли спасти больше счастливчиков, не привлекая внимания.
– Вам не стоило беспокоиться, – сказала Ниджа, слишком расстроенная, чтобы снова обращать внимание на формальности. – Мвен-денерра… – Она остановилась, перефразировала. – Нас останется недостаточно. Наши традиции умрут. Учитывая, что мы должны были превратиться в аккуратные кучки пепла, мы не сможем передать их кому-то ещё.
По меркам мвеннин, Ниджа считала себя равнодушной к обычаям своего народа. Она выучила наизусть список мвеннинских календарных святых – не из-за большой набожности, но потому что родственники всегда очень радовались, когда она притворялась, что интересуется старыми, запретными обычаями. Она лишь беззвучно шевелила губами во время торжественных молитв, обращенных к воронам-пророкам и цаплям-оракулам, к королеве птиц в лесу беспредельном. А вот национальную еду она любила, особенно баранину под йогуртовым соусом, но это было не в счет.
Она была уверена, что Шуос проявит безразличие и к этому вопросу. Но Фейед сказала:
– Вам придется быть осторожными, это правда. Однако я не думаю, что это невозможно. Вопрос в том, насколько вы готовы к компромиссу? Я хочу сказать, что в гекзархате никто не разбирается в ваших обычаях, и всем на них плевать. Вас не узнают, и это вам на руку. Можно затаиться лет на десять – в твоем возрасте это вечность, я понимаю, – а потом начать знакомить с вашими обычаями всех, кто захочет их принять. Вы же допускаете переход в веру мвеннин, не так ли?
Ниджа уставилась на нее. Она не ожидала, что Фейед знает о такой особенности мвеннинской практики. Это была единственная причина, по которой мвеннин не вымерли полностью, по словам её… Она усилием воли перестала об этом думать. Её дедушка мёртв.
Фейед тихо усмехнулась.
– Меня и саму приняла чужая семья, так что я слежу за такими вещами. Кроме того, у меня есть скрытые мотивы. Из тебя получится занимательный Шуос, если ты этого захочешь. Полный внутренних противоречий и все такое прочее.
Первым побуждением Ниджи было сказать что-нибудь такое, за что отец её бы отчитал. В конце концов, в уничтожении мвеннин виновата эта сука Черис, которая оказалась настолько глупа, что изначально поступила на службу во фракцию. Но Черис уже расплатилась за свою ошибку, и в словах Фейед ощущалась тревожная правда.
– Я подумаю над этим, – сказала Ниджа.
Фейед откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.
Аджевен Дзера пожалела, что не может забыть о том, как долго она просидела в камере, в паучьих ремнях, которые болезненно сжимались всякий раз, когда она слишком резко двигалась. Стены были белыми, чуть сероватыми – достаточно, чтобы выглядеть угнетающе. Дверь находилась в четырех шагах, но с тем же успехом могла бы оказаться на другой планете. Всякий раз, приближаясь к ней, Дзера испытывала жжение, которое начиналось с кожи и проникало внутрь. Странное дело, но пахло в камере приятно – запах был стойкий, с нотками сирени и звездноцветников. Кто-то из Видона, ответственных за узницу, любил духи.
На стене был дисплей с часами. Дзера ненавидела смотреть на него, но все равно время от времени её взгляд обращался в ту сторону. Через два дня состоится ещё одна поминальная церемония. Наверное, Видона казнят её раньше. А пока что незаконные молитвы, которые утешали её всю жизнь, застряли в горле, как горячие камни.
Они забрали мужчину, с которым она прожила двадцать девять лет, почти в самом начале, когда их разбудили посреди ночи. Яркие, резкие огни повсюду, силовики Видона в зелено-бронзовых мундирах истоптали маленький сад, где их дочь Черис в детстве любила наблюдать за птицами. Дероу не был урожденным мвеннин, он женился на ней и изучил их традиции, но Видона не обратили внимания на эту особенность.
Прошла ещё минута. Дзера поймала себя на том, что таращится на часы, и медленно, осторожно отвела взгляд. Челка упала на глаза, она медленно и осторожно подняла руку, чтобы её смахнуть. Если бы она знала, что это случится, выбрала бы другую прическу. Цирюльник приходил один раз, чтобы обрезать ей волосы. В тот момент она молилась, чтобы умереть на месте, но после этого её не убили.
Дзера часто думала про Черис, которая покинула город Пирующих Воронов ради службы в рядах Кел. На самом деле Черис ушла от них раньше. Но Дзера не могла признаться в этом самой себе до того дня, когда дочь явилась бледная, с напряженной спиной, и сообщила, что её приняли в Первую Академию Кел.
Она не рассказывала Черис множество старых историй, хотя изо всех сил старалась обучить её языку, молитвам и стихам. Например, историю про одноглазую святую, у которой была шкатулка без замка, и про то, что стало с её любовниками, которые нашли способ эту шкатулку открыть. Историю про кота с половиной хвоста, который жил в старейшей библиотеке мира. Историю про генерала-ворона, который пожертвовал тысячью тысяч своих солдат, чтобы построить мост из душ птиц и атаковать небеса.
Иногда Дзера думала, что если бы она рассказывала Черис правильные истории, та не сбежала бы от собственного народа. Но мучительные размышления так и не позволили ей понять, какие из историй были бы правильными.
Внезапно прямо там, куда она смотрела – на ничем не примечательном участке стены, – появилось видео. Она вскочила, хоть и знала, что это ошибка, и сдавленно всхлипнула, когда паучьи ремни сжались. Как бы часто это ни случалось, она так и не привыкла.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что показывает видео – отчасти из-за боли, отчасти потому, что она не хотела такое осознавать. Мужчина в одежде цвета пыли – вроде той, в которую обрядили её, – сидел неподвижно на стуле, какой был и в её камере. Рядом был стол с бронзовым подносом. Стул говорил сам за себя. Он был из темно-зеленого, блестящего материала, с бронзовыми полосками.
Затем в кадре появилась офицер Видона. Её униформа была чуть более светлого зеленого оттенка, с бронзовым кантом и яркими пуговицами. В руке она держала инструмент, похожий на ложку, если бы у ложки были раскаленные острые края.
Дзера поняла, что сейчас будет, но слишком поздно, чтобы отвернуться. Картинка отслеживала движения ее глаз. И почему-то она не могла зажмуриться. «Ложка» мелькнула. Мужчина закричал. Его глаз был ошметком, к которому приклеилось что-то красное. С него капали кровь и жидкость, оставляя на лице мужчины вязкие полосы. Видона швырнула глаз на поднос. Поднос был для такого слишком велик. Дзера вновь догадалась, что это значит.
Видона вряд ли устроят такое с каждым из тех мвеннин, которые находились в заточении. Слишком неэффективно. Но Дзера не могла рассчитывать на быструю смерть, потому что была матерью Черис.
«Я не выдержу», – подумала она.
Она отвернулась, пытаясь сбежать от видео, хотя и знала, что это невозможно. Следующее уже запустилось там, куда упал ее взгляд. В нем была молодая женщина – возможно, ровесница Черис, хоть та и не носила никогда таких длинных волос. Дзера подумала, что её дочь бы так не съежилась.
Когда «ложка» сверкнула опять, Дзера почувствовала внезапное жжение в правом ухе. Она напряглась и задышала хрипло.
– Не реагируйте, – произнес мелодичный голосок прямо ей в ухо, когда девушка в видео закричала опять. Голос говорил на безупречном мвен-дале. Момент был также выбран безупречно, потому что Дзера все равно дернулась. – Это будет не больно. Мы пытались найти способ вас освободить, но это все, что мы можем сделать.
Ощущение жжения усилилось, а затем нахлынуло нежное тепло. Сотни вопросов теснились у нее в голове, потом исчезли. Последняя мысль, которая пришла Дзере в голову перед тем, как впрыснутые благодетелями вещества превратили окружающий мир в белый шум, оказалась про то, что теперь некому будет восстановить сад.
Глава семнадцатая
Брезан хотел бы заявить, что понятия не имеет, как они с Тсейей начали спать вместе, но он прекрасно понимал, как это произошло. Ничто в кодексе поведения Кел подобного не запрещало, а погоня за Джедао занимала достаточно времени, чтобы они оба обрадовались возможности отвлечься. Он не питал иллюзий, что кто-то из них видит в этом нечто большее.
Сейчас Тсейя сидела на краю кровати и расчесывала волосы. У неё было поразительно много нарядов. Сегодня она надела сине-серую сорочку и жилет, который казался скорее кружевным, чем материальным, и брюки более темного оттенка. Её босые ноги выглядели до странности несообразно. Если она не надевала обувь, то избегала и носков.
– Надо бы заставить тебя помочь мне с этим, – сказала Тсейя, позабавленная, заметив, что Брезан восхищен её волосами. Он ценил эстетику, если это была чья-то чужая проблема. – Бывают дни, когда они путаются, стоит мне лишний раз вздохнуть.
Брезан нашел на туалетном столике ещё один гребень, наполовину спрятанный под грудой жемчугов, и с сомнением взвесил в руке. Непонятно, из чего эта штука сделана – возможно, из дерева. А вдруг она сломается, если он попытается ею воспользоваться? Что, если это семейная реликвия?
Тсейя усмехнулась.
– Я купила его по дешевке в каком-то сувенирном магазине в городе, названия которого не помню. Мать всегда говорила, что у меня ужасный вкус. В любом случае он не укусит тебя, и я не буду плакать, если он сломается.
Он сел позади нее и начал расчесывать волосы, стараясь не дергать – этому умению он научился у своих сестер в детстве. До него доносился аромат духов Тсейи: цитрусово-сладкий, никаких роз. Он подавил желание вдохнуть поглубже.