Он сам не знал, ждет ли положительного или отрицательного ответа. К примеру, они знали, что Джедао пополнил запасы на станции Танкут-Главная тринадцать дней назад, хотя Брезан не смел надеяться, что станционщики что-нибудь саботировали. Как ни крути, идея заключалась в том, чтобы уничтожить Джедао с минимальным ущербом для роя. В нескольких системах, расположенных в непосредственной близости, происходили гражданские беспорядки. Туда отправили линзомоты, а это означало, что Рахал предчувствуют столкновение с полноценной ересью.
Тсейя просмотрела подборки.
– Ничего необычного.
Следующие два часа и семьдесят три минуты они почти не разговаривали. Брезан уже начал виновато желать, чтобы что-нибудь взорвалось, просто для разнообразия, когда Тсейя тихо выругалась.
– В чем дело? – спросил он.
– Это плохо кончится, – сказала она и переслала сообщение на его терминал.
– Пожалуйста, не надо сюрпризов.
– Это тебя не удивит, но все равно вызовет сожаление.
Лунный город и орбитальная станция транслировали двойку шестерней, когда Хафн приблизились к их системе. Брезану отчего-то показалось, что красное поле выглядело еще более кровавым, чем то, которым пользовался Джедао. Он ударил кулаком по терминалу и выругался от боли. Тсейя хмуро посмотрел на него.
– Идиоты, – с горечью сказал Брезан. – В этом не было необходимости. Жертвенный Лис спас бы их ради какой-нибудь грандиозной цели, если бы они были в реальной опасности. – Брезан не видел причин для Хафн атаковать эти поселения, кроме желания устрашить граждан. Ни город, ни станция не имели большого военного значения. – Теперь там устроят чистку.
– Посмотри на это с их точки зрения, – сказала Тсейя. – Единственная сила Кел, способная прогнать чужаков, находится под контролем Джедао. Наверное, они решили, что стоит попробовать. – Она отложила шпильку и уставилась на Брезана в задумчивости. – Кстати, об эмблемах – у тебя была возможность зарегистрировать свою?
– О чем ты? – сказал Брезан, прежде чем понял, что она имеет в виду. Он покраснел и отвел глаза, глядя на аквариум, потом на шпильку, куда угодно, только не на ее лицо. – Ты, должно быть, шутишь.
– Ты что, собираешься использовать временную эмблему? – Она имела в виду меч и перо.
Брезан заставил себя посмотреть ей в глаза.
– Не понимаю, почему это вдруг стало таким важным, – сказал он. Может, Андан уделяют особое внимание проецированию правильного образа? – Раз рой всё ещё боеспособен, Джедао не перебил всех офицеров. Там найдется кто-то, чтобы…
– …взять руководство в свои руки?
Ему не понравились насмешливые нотки в ее голосе, но, возможно, ему показалось.
– Послушай, это несущественно.
Тсейя наклонилась и положила ладонь ему на грудь, прямо над эмблемой с крыльями и пламенем.
Он замер.
– Ты хочешь сказать, что это иллюзия? – проговорила она. – Я думала, смысл этой затеи в том, чтобы ты показал Джедао, кто в рое главный, как он это сделал с генералом Кируев.
Брезану отчаянно захотелось вырваться, выйти из командного центра, но Командование Кел предписало ему работать с Тсейей. Будь он проклят, если сдаст назад из-за нескольких слов.
– Это не иллюзия, – сказал он. – Это просто… это просто временно.
Откуда взялась эта враждебная нота в их разговоре?
– Если это все, на что ты способен, у тебя не получится убедить людей следовать за тобой.
Он сердито уставился на неё, не решаясь заговорить.
– Послушай, ты ведь из семьи Кел, верно?
Брезану не понравилось, куда она клонит.
Тсейя ждала. Ее рука не двигалась.
– Да, – сухо ответил он, – хоть я и не понимаю, зачем ты задаешь мне вопросы, ответы на которые тебе известны.
– Две сестры на службе в рядах Кел. Одна из них – в штабе генерала Инессер.
– Продолжай, – сказал Брезан, досчитав до шести, – расскажи мне о моем детстве.
Она улыбнулась, не размыкая губ. В улыбке было маловато дружелюбия.
– Наверное, ты очень разочарован тем, что не можешь рассказать им о своем новом впечатляющем повышении.
Он не смог вовремя подавить гримасу.
– Есть ли подходящий способ сказать семье, что ты – «падающий ястреб»?
Вся ясность мыслей куда-то подевалась. Промелькнуло воспоминание: жар ее губ, изгиб шеи, восхитительная кремовая кожа бедер.
– Ты же знаешь, что нет, – сказал он. Обычно семья узнавала лишь о том, что кто-то был отправлен на обработку или казнен.
– Наверное, приятно быть особым случаем, – добавила она, прежде чем Брезан успел придумать какую-нибудь колкость. – Я тебе сочувствую. Даже представить себе не могу, что тебе уготовлено, когда миссия завершится.
Брезан стиснул зубы. А ведь Андан считались самыми дипломатичными из всех…
– Я Кел, – сказал он, и каждое слово как будто пришлось протаскивать через пламя и шипы. – Я делаю то, что мне приказывают. По собственному выбору, если нужно.
Глаза Тсейи превратились в темные провалы.
– Ты ещё молод, – сказала она, напомнив, что Брезан имеет лишь смутное представление о её возрасте. – Тебе еще долго придется выслушивать приказы. Не имеет значения, насколько идеально ты их исполнишь и сколько раз это случится. Тебя никогда не примут как настоящего Кел.
Слова Шуос Зехуни вернулись к Брезану с печальной ясностью: «Я не прочь увидеть тебя в рядах Шуос». Не то чтобы он мог понять почему, учитывая его неспособность одержать верх в этом разговоре. То, что он был неудачником как Кел, не означало, что из него получился бы хороший Шуос. Он посмотрел на Тсейю, отказавшись от остроумных возражений, и стал ждать следующего хода.
Агентесса опустила руку.
Брезан стиснул зубы и постарался не вздрогнуть от преждевременного облегчения. Ему не хотелось смотреть на Тсейю. Он все равно заставил себя это сделать.
– Генерал, – тихо произнесла агент без прежней насмешки.
Он не понимал.
– Генерал, – повторила она, – вы поняли, в чем смысл этой миссии?
– Я не Шуос, – сказал Брезан, – но и не настоящий Кел. Почему бы тебе не объяснить мне все на пальцах, чтобы у меня был хоть какой-то шанс понять?
Тсейя проигнорировала его тон, что было к лучшему.
– Мы должны быть готовы сразиться с Джедао, – сказала она. – Если нам не повезет, дело не получится уладить хорошим выстрелом или порабощением. Он не просто солдат, Брезан. Или бывший солдат, если хочешь. Он самый старый из Шуосов – и пускай он сумасшедший, он не тупой. Тот факт, что ты «падающий ястреб», сам по себе не помешает ему заставить тебя поступать так, как захочется. Хроники твердят, что он очень хорошо умеет убеждать людей, доводить их, пока они не капитулируют – или не присоединятся к нему. Ты должен быть готов.
Брезан не мог ничего возразить, но от этого ему не стало легче.
– Ты высказала свою точку зрения.
– На случай, если тебе интересно, – сказала Тсейя, – мне самой придется соблюдать осторожность.
Он не осмелился спросить о ее слабых местах.
– Это было давно, – сказала Тсейя. Ее ладони разжались и снова сжались. – Моя мать – тоже Андан, но мы провели большую часть нашей жизни в спорах. Наша последняя размолвка… закончилась нехорошо.
– Мне жаль, – сказал Брезан, потому что должен был что-то сказать.
– Как я уже сказала, это было очень давно. Я по ней почти не скучаю. – Она одарила его странной улыбкой. – В любом случае будет очень приятно прикончить Жертвенного Лиса. В особенности потому, что моя мать не верит, что я на это способна.
Глава восемнадцатая
– Что же вас так задержало на этот раз? – спросили Зехуни, когда Микодез вошел в их кабинет, где кошачьи игрушки весело чередовались с выполненными тушью рисунками внуков и прочих молодых родственников. – Вы опоздали на четырнадцать минут.
Микодез бросил на Зехуни страдальческий взгляд. По пути к самому удобному дивану он наклонился и погладил более дружелюбную из двух кошек Зехуни, Фенез. Другая, как всегда, пряталась. Фенез по-прежнему страшно напоминала какую-то безобразную, недовязанную вещь. Микодез на собственном опыте узнал, что это животное нельзя ласкать, если оно не удостоит тебя такой чести.
Отдав должное кошке, Микодез сел напротив Зехуни. На столе между ними стоял чайник, расписанный розами, пронзенными кинжалами, – он сам подарил эту штуку Зехуни после того, как анданский убийца чуть их не прикончил. Был также поднос с печеньем и засахаренными цветами. Сегодня Зехуни даже не пытались отговаривать его от любимых сладостей. Они знали, что после разговоров с племянником у него всегда портится настроение. Ниат, прошедший анданскую подготовку специалиста по контактам, был единственным, кто выжил после инцидента на границе. Инцидент сделал его неуравновешенным. Микодез взял Ниата под опеку, когда собственные родители, не принадлежавшие ни к одной фракции, испугались его принять; андан, не полностью контролирующий порабощение, запросто мог поджарить мозги кому угодно. Будучи гекзархом, Микодез мог его не бояться, а Истрадез был достаточно хорошим актером, чтобы рискнуть, и ему пока что удавалось обманывать Ниата. Одиночество племянника было осязаемым, а семья есть семья.
Микодез захрустел засахаренным цветком, не чувствуя вкуса, а потом сказал:
– Простите за опоздание. С Ниатом всё как обычно. По пути сюда я принял вызов от коммандера тенемота, которому понадобилось срочно прояснить один вопрос касательно этикета.
– Обычного или шуосского? – спросили Зехуни, наливая ему чай. Пахло лимоном и розовыми лепестками. – Кстати, хочу предупредить, что все в офисе считают миндальное печенье невыносимо сладким. Если вам оно тоже не нравится, я отдам всё Ниату и проверю, сможет ли он кого-то поработить и заставить это съесть.
– Очень смешно. – Микодез не любил обсуждать состояние племянника ни с кем, кроме Истрадеза и медиков. Наверное, печенье и впрямь ужасное, раз Зехуни вот так упомянули Ниата. Или Зехуни тоже в дурном настроении. В сложившейся ситуации это относилось ко всем. Из вежливости он попробовал печенье и поморщился. – Просто выкиньте его. Никуда не годится.