– Думаю, меня адекватно наказали за ошибочное решение, – сказали Зехуни, глядя на Микодеза без улыбки. – Сорок лет стабильности во фракции Шуос. Вам попросту не понять, каково было быть одним из Шуос до того. Вы предлагаете перевернуть весь гекзархат вверх тормашками. И вас это нисколько не беспокоит?
– Лишь в том случае, если Черис потерпит неудачу, – парировал Микодез. – Вы отдали математикам приказ на марш?
– Досадно, что вы спрашиваете, – ответили Зехуни. – Разумеется, да. А ещё я угощу их на завтрак тем, что пожелают, потому что у меня нет сомнений, что вы не хотите полагаться на капризных математиков в том, что касается важных политических результатов, которые нужны срочно.
– Рад, что могу рассчитывать на ваш здравый смысл и не заморачиваться собственным.
Зехуни фыркнули.
– Ладно, присмотрите за математиками. Я слышал, что проверить чью-то работу проще, чем все вычеркнуть и начать с начала, но это не моя сфера. – Он даже не надеялся, что вводный курс календарной математики, который читали всем кадетам, позволит разобраться в том, что задумала Черис. – А я пока что вникну в план моих коллег, чтобы проверить, не внес ли кто-то в него изменения в последнюю минуту, о которых мне стоит знать.
– Вам бы стоило вместо этого поспать.
Микодез вперил взгляд в своего помощника.
– Зехуни-йе, – проговорил он, используя почтительное обращение к инструктору, – мы имеем дело с государственной изменой и календарным сбоем, который может оказаться почти таким же серьезным, как тот, что случился из-за Адского Веретена, – и вы думаете, что я сумею заснуть?
Зехуни вздохнули.
– Ладно. Но все же отдохните, когда получится, а я буду держать вас в курсе относительно всех событий. Я распоряжусь, чтобы завтрак прислали, иначе вы точно забудете поесть.
– Такое случилось восемь лет назад! – запротестовал он. – Истрадез все продолжает меня доставать. Может, хоть вы об этом забудете?
– Заткнитесь и принимайтесь за работу.
Микодез широко улыбнулся Зехуни.
– Вот это я понимаю, первоклассная мотивация. – И он отключился, лишая Зехуни шанса на ответную колкость. Гекзарх знал, что они ненавидят, когда он так поступает, и потому приберегал это для особых случаев. Ну что ещё тут можно сказать, кроме «о, и кстати – нашей власти и нашему образу жизни может прийти конец через четырнадцать дней»?
Завтрак прибыл быстро: его принесла неулыбчивая охранница, которая отказалась от хурмовой конфеты с подноса, который ей протянул Микодез. В другой день он позабавился бы, заставив её принять угощение, но Зехуни об этом узнают и наорут на него, дескать, зачем изводить сотрудников. Кроме того, конфеты нравились ему самому.
Он съел лишь треть того, что было на подносе – в основном потому, что Зехуни, похоже, решили, что ему нужно намного больше топлива, чем на самом деле. В прошлый раз, когда он предложил им отправиться в отпуск и побаловать внуков (четверо, и пятый на подходе), они отомстили, испортив некритичные пользовательские настройки его сетевого интерфейса. Ну и поделом ему. В драмах люди остерегались убийц и диверсантов из фракции Шуос, но на самом деле стоило держаться подальше от бюрократов.
Пока Микодез ел, он велел сети провести кое-какие поиски. Налил себе еще цитрусового чая, просматривая результаты, иногда применяя дополнительные фильтры – не то чтобы это сильно помогло. Ничего нового с Рахал, но он предпочитал проверять их первым делом, чтобы потом о них не вспоминать. Ну и ещё сохранялся шанс, что они его удивят. Как-то раз один магистрат Рахал попытался привести кулинарные меры в соответствие с какой-то неясной леммой. Этот эксперимент продлился недолго.
Затем Шуос, потому что общепринятая мудрость – дескать, Шуос сами себе злейшие враги – имела в своей основе немало истины. Микодез воздержался от обычных дел в духе одобрения повышений, понижений и устранений; это могло подождать. Интересно, что комендант Третьей Академии Шуос все ещё не мог определиться, стоит ли посягать на кресло гекзарха. Микодез посетовал, что этот человек никак не может принять решение. Было трудно найти хороших комендантов, не говоря уже о преданных. И все-таки ничто из этих дел не требовало срочности.
С Андан вышло интереснее. Один из его старших аналитиков считал, что Шандаль Йенг обнаружила кое-какие источники информации Шуос и теперь скармливала им ложные сведения. И ещё Шандаль Йенг проводила много времени за скрупулезно продуманными трапезами со своими потомками и нынешним супругом. Микодез вспомнил, как много лет назад присутствовал на одном таком ужине с Нирай Кудженом. Разговор зашел о музейных экспонатах, и Микодез развлекался тем, что обдумывал какую-то интригу. Куджен, который мог проявлять удивительный пыл по отношению к красивой архитектуре, но не заботился о содержимом зданий, весь вечер соблазнял одного из сыновей Шандаль Йенг, Неже. А что думал об этом его тогдашний якорь, поди разбери. Но нетрудно было догадаться, что Шандаль Йенг жаждет втереться в доверие к Куджену из-за бессмертия. Жаль, что Микодез не сумел подслушать, о чем они говорили поздно ночью. Судя по их поведению на следующий день, ссора, должно быть, вышла захватывающая.
Как обычно с Андан, активности было много, но ни одна не достигала красного кода девятого уровня. Это привело Микодеза к следующей фракции, Нирай. Нынешний гекзарх не вызывала у него беспокойства. Файан была наделена тревожащей честностью, которая однажды должна была обречь её на гибель, невзирая ни на какую бесконечную жизнь. К несчастью, Нирай Куджен умудрился исчезнуть так основательно, что ни один из агентов Микодеза не сумел даже к этому моменту разнюхать его нынешнее местоположение, и надеяться, что кто-то подстрелил его из гениального пистолета, было как-то чересчур. Микодезу по должности полагалось быть параноиком, но он мало кого боялся в гекзархате. Куджен был одним из этих немногих людей. Так или иначе, пока не поступят новые сведения, гекзарх Шуос больше ничего не сможет сделать. Он отбросил идею, что Черис и Куджен сговорились, но это мало что меняло. Учитывая, какие личности были замешаны в этой истории, он не мог себе вообразить, что подобный сговор продлился бы долго.
Кел и Видона вели себя как обычно. Насколько Микодез мог судить, Кел занимались тыловым обеспечением. Видона решали внутренние проблемы, связанные с толкованием поминальной церемонии, в которой обнаружили некую мошенническую подоплеку. Они хотели во всем разобраться, прежде чем известие дойдет до Рахал Ируджи. Да уж, захватывающее чтение перед сном для любителей этого дела.
Зехуни были правы. Остаток дня прошел тихо. Следующие пять Микодез продержался с помощью лекарств. Если точнее, он принимал снотворное.
Зеленая луковица чувствовала себя превосходно, поскольку он очень старался вовремя поливать своего питомца.
Вечером пятого дня Микодез получил вызов по шестой линии, когда был в душе. Это было в особенности удивительно, потому что в строгом смысле слова ему полагалось медитировать в рамках поминальной церемонии, и поэтому он думал, что находится в безопасности хотя бы от этой самой линии.
– А ничего, что я занят? – спросил он у сети. – Пусть подождут, я буду через три минуты.
Но понадобилось пять, потому что одна проклятая пуговица на форме его ненавидела. Следовало вернуться к старомодным – и неумным – тканям вместо этой программируемой ерунды, которой так увлекаются Кел.
– Ладно, – сказал Микодез, приведя себя в минимально презентабельный вид, – соединяй.
Через несколько секунд пять других гекзархов уставились на него. Окинув его внимательным взглядом, Рахал Ируджа спросила:
– Микодез, это у вас с волос вода капает?
Ну конечно, она не одобряла такого поведения. Ируджа удивительным образом походила на одного из отцов Микодеза, но он знал, что этого лучше не говорить вслух.
– Послушайте, гекзарх, – сказал он. – Я выбирал между одеждой и феном. Вы правда хотели бы, чтобы я сделал иной выбор?
– Неужели вся Цитадель Глаз управляется схожим образом?
– Гекзарх, – сказал Микодез, – будьте благоразумны. Я нанимаю персонал, как можно меньше похожий на меня, иначе мы бы вообще ничего не сумели достичь.
– Поговорим позже, – сказала она, и Микодез мысленно застонал: у Ируджи была отличная память. – Гекзарх Тсоро хочет объявить об изменении планов.
– Я извиняюсь за позднее уведомление, – сказала Кел Тсоро. Микодез был не единственным, кто вздрогнул; не было смысла скрывать реакцию. Тсоро использовала архаичную версию местоимения первого лица – особое, единственное число, – вместо столь же архаичного множественного числа, к которому коллективный разум прибегал на протяжении столетий. (В современном высоком языке единственное и множественное число почти не различались.) Судя по сардоническому изгибу ее губ, Тсоро понимала, какой эффект произвела. – Обсуждение заняло время и его нельзя было ускорить. От имени Кел я отказываюсь от бессмертия.
Нирай Файан выглядела так, словно ей дали пощечину, но она, похоже, думала, что бессмертие может послужить некоей гуманитарной цели, а не закрепить существующие властные структуры или разжечь войны.
– Объяснитесь, – холодно проговорила Ируджа.
– Рахал, – сказала Тсоро, – пусть я выражаю волю Кел, но сама по-прежнему остаюсь Кел. Кел созданы, чтобы служить. Смерть – часть этой службы. Я не прикажу своим солдатам рисковать жизнью, если сама смогу жить вечно, и не буду давить на нижестоящих офицеров, лишая их возможности надеяться на повышение.
Видона Пса, похоже, не мог определиться между восхищением и недоверием.
– Тсоро, – сказал он, – это все очень благородно, но мало у кого из Кел есть шанс стать генералом, не говоря уже о гекзархе. Может, это то, что ты чувствуешь сейчас, но спустя десятилетия, когда смерть постучится в твою дверь…
– Смерть, – перебила Тсоро, как будто выплюнув это слово. – Да что вы знаете о смерти, Видона? Шрамы исчезли, но однажды я получила пулю, которая едва не задела мое сердце. Я была младшим лейтенантом в битве настолько маленькой, что даже я не запомнила бы ее название, если бы чуть не погибла. Это было давно, но я помню. Я скорее умру, чем забуду. Если я буду жить вечно, то, конечно, забуду.