23.2. Три мира Мао и четыре модернизации Дэна
Непосредственно после окончания Второй мировой войны Китайская Народная Республика проводила политику первоочередного сотрудничества с Советским Союзом и следования советскому образцу. Мао для такой политики нашел выражение «держаться одной стороны» («ибяньдао»). Однако в начале 60-х годов произошел разрыв, а в конце 60-х дело дошло даже до вооруженного конфликта [на острове Даманский (Чжэньбао-дао)] у реки Уссури. Между США и Китаем к тому времени уже почти двадцать лет царило полное молчание. Китай осознал, что оказался в опасном окружении.
В этом затруднительном положении Мао выдвигает теорию трех миров. «Третий мир» составляли некогда бывшие европейскими колониями страны Азии, Африки и Латинской Америки. «Второй мир» составляли входящие в сферу американского или советского влияния страны Западной и Восточной Европы, а также Канада, Австралия и Япония. «Первый мир» состоял из сверхдержав, США и СССР, которые, с китайской точки зрения, рассматривали весь земной шар как свое прикрытие в борьбе за мировое господство. Основное глобальное противоречие китайцы видели тогда в противостоянии третьего и первого мира. Посредством диалектического анализа (см.: Харро фон Зенгер, Введение в китайское право («Einführung in das chinesische Recht»). Мюнхен, 1994, с. 230 и след.) Мао Цзэдун установил противоречия между третьим миром, с одной стороны, и вторым наряду с первым, с другой, и, естественно, внутри первого мира, то есть между США и Советским Союзом. На этих противоречиях и следовало сыграть.
Пользуясь всеми этими противоречиями, Китай собрал вокруг себя многие страны третьего мира, что способствовало принятию в 1971 г. Китая в ООН с одновременным исключением оттуда Тайваня. Затем Китай решил использовать противоречия между вторым и первым миром, например, между Францией и США, и по возможности привлечь на свою сторону также страны второго мира. Что же до первого мира, то граничащий непосредственно с Китаем Советский Союз представлялся более существенной угрозой, чем США. Теперь речь шла об «использовании имеющихся между оспаривающими друг у друга мировое господство сверхдержавами разногласий, выборе подходящего момента, улучшения отношений с одной из сверхдержав и изоляции более всего угрожающей безопасности Китая сверхдержавы в лице Советского Союза», как писал Цзян Линфэй в статье о «находчивости и приемах Мао во внешнеполитических делах» (Всемирное знание (Шицзе чжиши хуабао). Пекин, № 24, 1993, с. 8). Для Мао, в соответствии с глобальным основным противоречием «третий мир против первого мира», первый мир являлся главным врагом. Но первый мир представлял ныне не некое единство, а состоял из двух сверхдержав: США и Советского Союза, чьи отношения, несмотря на некую общность интересов, были отмечены острыми противоречиями. Мао различал обе сверхдержавы по угрозе, которую они представляли для Китая, и соответственно по разному относился к ним, причем на первый план выдвигалась борьба с «главной силой противоречия» (Цзян Линфэй), которой в рамках противостояния «США — Советский Союз» являлся СССР.
Тем самым дело дошло до челночной дипломатии, до поездки Никсона в Китай и установления дипломатических отношений между Китаем и США. Советский Союз, таким образом, оказался между двух огней: Китаем и США. «Благодаря улучшению отношений с США», иначе говоря, союзу с дальним врагом, Китай сумел приструнить ближнего врага, Советский Союз, а кроме того, как пишет Цзян Линфэй, «создать условия для проведения Дэн Сяопином после смерти Мао (1976) курса четырех модернизаций».
Стратагема 23 прослеживается до сих пор в осуществляемой с 1978 г. программе модернизации социализма. В ходе осуществления этой программы, утвержденной на третьем пленуме ЦК КПК одиннадцатого созыва в декабре 1978 г., Китай переживает самый продолжительный отрезок мирной, созидательной жизни со времен первой опиумной войны (1840–1842). На этом этапе, который продлится и в XXI в., главным противоречием считается «модернизация в противостоянии с отсталостью» (см. 18.7). Для преодоления этого важнейшего и сдерживающего противоречия Китай вновь стремится завоевать расположение дальних соперников вроде США и европейских стран, чтобы с помощью технической и финансовой поддержки этих дальних союзников преодолеть нынешнего ближайшего врага, а именно отсталость у себя дома.
23.3. Изоляция великого хана [кагана; кит. «кэхань»]
На севере Китая в середине первого тысячелетия племенной союз тюрков (кит. туцзюэ) создал мощное государство [тюркский каганат (Тюрк эль)], во главе с великим ханом — каганом [на ту пору Шэту (правил 581–687), прозывавшийся Ышбара-хан (кит. искаж. Шаболюэ вместо Шаболо)], который вынужден был также дать имя хана еще четверым выходцам из родовой знати. Младшего же брата, с которым каган не ладил и который не обладал большим весом, звания хана он не удостоил. Хотя эти представители родовой знати имели собственные дружины и вотчины, однако подчинялись кагану, располагавшему существенно большей военной мощью.
В период раздробленности Китая (420–589) северные китайские династии подносили правителю тюрок богатые дары, чтобы тот помогал им в их междоусобных войнах. Когда же объединитель страны (589) под властью суйской династии (581–618) император Вэнь-ди (541–604) перестал подносить дары тюркам, те, возмутившись, напали на Китай. Здесь и сказал свое слово Чансунь Шэн [551–609].
Чансунь Шэн был послан в 579 г. династией Северная Чжоу (557–581) к тюркам. Благодаря его умению стрельбы из лука многие тюрки подружились с ним, желая овладеть этим искусством. Более чем годовое пребывание у тюрок позволило ему выведать все разногласия, существовавшие среди местной знати. Он знал, что там «можно легко внести раздор» [ «и кэ ли-цзянь»], как пишет Вэй Чжэн (580–643), составитель официальной хроники династии Суй («Суй шу»). И Чансунь Шэн посылает на высочайшее имя докладную записку, где говорит, что, по его мнению, время для военного противостояния тюркам еще не пришло. Однако не оказывать им никакого сопротивления — это значит потворствовать врагу. Затем он описывает внутренние трения в верхушке тюрок и предлагает — согласно все той же династийной хронике Истории Суй: «Нынче выгодней дружить с дальним и нападать на ближнего», т. е. нужно изолировать кагана, заключив союз с более слабыми претендентами на власть. Ханы стали бы подозревать друг друга, и тем самым удалось бы нейтрализовать их. А за десять лет суйская династия сумеет при благоприятных обстоятельствах напасть на тюрок с большими видами на успех.
Император внял советам Чансунь Шэна и весьма преуспел впоследствии (см. также 17.37).[328]
23.4. Диалектическая дружба
а. Обходной путь делать прямым
В выражении стратагемы 23 бросается в глаза диалектическое, то есть заключающее противоположности, соединение понятий «ближний» и «дальний», а также «вступать в союз» и «нападать». Неудивительно, что данное стратагемное выражение в Народной Китайской Республике с главенствующей там марксистской идеологией нередко обозначают как «установку»[329] («фанчжэнь») (о такого рода нормах см.: Харро фон Зенгер. Введение в китайское право («Einführung in das chinesische Recht»). Мюнхен, 1994, с. 297 и след.). Формулировка стратагемы 23 дает понять, на какое старинное наследие из достояния самобытной китайской диалектической мысли в начале XX в. натолкнулся марксизм и почему именно марксизм из всего многообразия плодов западной мысли оказал на китайцев наибольшее влияние. Между прочим, нельзя упускать из виду, что как раз присущая китайским стратагемам двусмысленность (Doppeldenken) способствовала смычке Китая с марксизмом.
Стратагему 23 Цзинь Вэнь в ряде статей о «внешнеполитической находчивости» (часть шестая: Всемирное знание (Шицзе чжиши хуабао). Пекин, № 18, 1990, с. 27) сопоставляет с понятием обходного пути («юйхуэй»). Уже в Военном искусстве Сунъ-цзы встречается диалектическая мысль «превратить обходной путь в прямой» [ «Сунь-цзы», 7.2 «Военное противоборство» («Цзюнь чжэн»): «Китайская военная стратегия». Пер. В. Малявина. М.: Астрель, 2002, с. 159]. В приложении к внешней политике это означает: зачастую значительно более длинный и извилистый обходной путь оказывается кратчайшей дорогой к цели. Внешнеполитические обходные пути имеют одно общее свойство: если к чему-то стремятся, то не ради непосредственно этого, а затем, что наметили себе как раз противоположное желаемому. Или, выражаясь языком стратагемы 23: нынешний союз служит для завтрашней аннексии.
В трактате 36 стратагем (Сокровенная книга о военном искусстве) данная уловка растолковывается с помощью 38-й гексаграммы «разлад» [куй] Книги перемен. Вверху — триграмма «огонь», внизу — триграмма «озеро», иначе говоря, данный знак объединяет огонь и воду. В соответствии с таким расположением благородный муж при всей имеющейся общности не упускает из виду различий, даже если при расхождении в мнениях он на время примирился с противником. Слова «деля ложе, видеть разные сны» («тун-чуан и-мэн») прекрасно выражают подобные обстоятельства: внешне, а не внутренне быть союзниками; делать то же, что и противник, но преследуя иные цели. Находясь стратегически в противостоянии с дальним противником, все же можно на время тактически сотрудничать с ним.
Вообще-то соседние государства должны ладить друг с другом, ибо только тогда они смогут противостоять внешней угрозе. В действительности же отношения между соседними странами зачастую бывают плохими, что вызвано крайне частым общением и возникающими в связи с этим трениями. И тогда простая мелочь может привести к столкновению, даже побудить одну из противоборствующих сторон заключить союз с отдаленным государством, являющимся их общим врагом, чтобы с его помощью напасть на своего соседа, — пишет тайбэй-ский исследователь стратагем Шу Хань.