«Что делает непобедимой армию при нападении врага, так это связь обычного с необычайным.
Вообще в войне обычное используется в придачу, а победы достигают через ненормальное».
И далее Сунь-цзы пишет:
«Кто умеет пользоваться ненормальным, в той же степени безгранично способен к изменениям, как небо и земля, и неисчерпаем, как реки и потоки».[143]
Согласно Стратагеме № 8, внешне должны приниматься совершенно обычные военные мероприятия, в то время как втайне проводятся какие-то необычные меры. Если бы Хань Синь не занимался на глазах у всех починкой деревянных мостков, тайное движение на Чэньцан не удалось бы. В делийском издании о стратагемах постоянно противопоставляется нормальное, ортодоксальное в военном отношении ненормальному и неортодоксальному. Без нормального ненормальное существовать не может. Согласно пекинской книге о стратагемах, выражения «для вида» и «втайне» в краткой формулировке Стратагемы № 8 заменимы на «ортодоксальные» и «неортодоксальные», «ненормальные» военные средства. Исходный момент каждого неожиданного нападения и взятия врасплох — это совершенно нормальная военная деятельность. Только когда противник уже подведен к тому, чтобы расценивать действия и намерения врага с точки зрения ведения нормальной войны, необычное действие может привести к успеху. Если ты собрался «втайне выступать в Чэньцан», нужно отвлечь внимание противника нормальной деятельностью — починкой моста.
Согласно пекинскому изданию, «нормальное» и «ненормальное» могут пониматься по-разному. Например, если превентивный удар — нормальное действие, то уступать врагу первый удар, а затем перехватывать инициативу кажется ненормальным. Если регулярное ведение войны нормально, партизанская война ненормальна; открытая война нормальна, тайное нападение ненормально; прямое фронтальное наступление нормально, обход с флангов ненормален. Нормальное и ненормальное противопоставлены и при этом связаны между собой. При определенных условиях они могут переходить друг в друга. В качестве примера приводится эпизод из китайско-вьетнамской войны начала 1979 г. Китайцы выяснили, что вьетнамцы, учитывая обычный китайский маневр обходить противника с флангов и нападать сзади, втайне снабдили фланги своей обороны усиленной огневой мощью и минными полями. Непосредственно противостоящие китайцам вьетнамские позиции были защищены относительно слабо. Тогда китайцы вместо фланговой внезапно предприняли фронтальную атаку, что привело вьетнамцев в полное замешательство. В данном случае нападение китайцев с флангов было в какой-то мере «нормальным», а внезапная фронтальная атака оказалась «ненормальной» («тайный поход на Чэньцан»).
Стратагема № 8, по китайским представлениям, применима и в частной жизни, например в любовных делах. Гонконгские и тайбэйские издания в главе «Тайно двигаться на Чэньцан» указывают на знаменитый китайский эротический роман минской эпохи (1368–1644) «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй»[144] — и на столь же старый роман «Разбойники с Ляншаньских болот».[145]
8.7. Помощь для тетушки Ван
В 4-й главе романа «Цветы сливы в золотой вазе» Пань Цзиньлянь (Золотой Лотос), супруга Большого У, встречается со своим возлюбленным Симынь Цином в доме старой тетушки Ван. Своему мужу Золотой Лотос объяснила, что она готовит для старой Ван платье и обувь. Помощь старой женщине — совершенно нормальное и, очевидно, заслуживающее доверия дело. Скрывается за этим ненормальное для древних китайцев дело — свидание замужней женщины с любовником. Помощи тетушке Ван соответствует в следующем примере священная реликвия, которую следует предъявить. Известно, что в эпоху Тан (618–907) в Китае действительно существовало почитание некоей кости в качестве кости Сакьямуни, основателя буддизма. Против торжественного вноса этой кости в императорский дворец протестовал в получившем широкую известность произведении ученый Хань Юй (768–824), что чуть не стоило ему головы.[146] В июне 1987 г. китайская пресса сообщила, что четыре фаланги пальцев Сакьямуни обнаружены в подземном помещении построенного 1700 лет назад Фамыньского храма в ста километрах к западу от Сианя (провинция Шаньси). Они хранились в четырех раковинах из различных материалов: железа, золота, серебра, хрусталя, нефрита и сандалового дерева. Тело Будды после его смерти (ок. 477 до н. э.) должно было быть разделено между храмами всего мира.
8.8. Зуб Будды
В романе «Речные заводи» жрец Хай Гун из храма Благодарности понимает, что он неравнодушен к Пань Цзяоюнь, супруге начальника тюрьмы в Цзичжоу. Однажды Пань Цзяоюнь отправилась в сопровождении отца в храм, чтобы помянуть покойную мать. После выполнения церемонии Хай Гун пригласил отца и дочь в свою келью. Подали чай. В дополнение к лакомой еде жрец произнес массу комплиментов своим гостям. Для старого отца он припас особенно крепкое вино. Вскоре старик совершенно опьянел. Жрец приказал отнести его в соседнюю комнату и там уложить в постель, пока он не проспится.
Дочь также выпила вина и была в приподнятом настроении. «Почему вы настаиваете, чтобы я без остановки пила?» — спросила она.
Монах, улыбаясь, прошептал: «Потому что я вас обожаю».
«Я больше не могу», — сказала она.
«Прошу вас, разрешите мне показать вам зуб Будды, который я храню в другой комнате».
Женщина отвечала: «Пожалуй, я как раз хотела бы посмотреть на зуб Будды».
Комната на верхнем этаже была спальней жреца. Красиво убранное ложе прямо-таки призывало лечь на него.
«Какая чудная комнатка, и какая чистая», — сказала Пань Цзяоюнь восхищенно.
Монах отвечал улыбаясь: «Не хватает только молодой женщины».
Она шутливо возразила: «А что же вы ее себе не найдете?»
Монах отвечал: «Где тот покровитель, который нашел бы мне ее?»
Женщина сказала: «Вы же хотели показать мне зуб Будды».
«Отошлите сначала вашу служанку Инъэр, тогда я его достану».
Женщина приказала: «Инъэр, спустись и погляди, не проснулся ли отец». Инъэр покинула комнату, и монах запер за ней дверь кельи.
8.9. Брачное посредничество
В рассказе «О храброй деве», который сочинил маньчжур Вэнь Кан в первой половине XIX в., молодой ученый Ань Цзи предпринимает путешествие в 3000 миль, чтобы быть со своим отцом, который из-за интриг недоброжелателей лишился поста смотрителя дамбы в южной богатой речной области Китая и приговорен к уплате значительной суммы денег. По пути Ань Цзи приезжает в монастырь, монахи которого в действительности — переодетые бандиты. Героиня романа — сестрица Тринадцать — спасает его в последнюю минуту от смертельного удара настоятеля и убивает как самого настоятеля, так и остальных обитателей монастыря. При этом она заодно освобождает пожилую пару Чжан и их семнадцатилетнюю дочь Цзиньфэн (Золотой Феникс). Семейство Чжан во время засухи решило оставить родину и отправиться к старшему брату отца Чжана в Пекин. По пути семья заехала в этот монастырь и попала в плен к бандитам. Когда после всего пережитого родители Чжан и молодой Ань Цзи готовят еду на монастырской кухне, сестрица Тринадцать отводит Цзиньфэн в сторонку и осведомляется прежде всего о ее гражданском состоянии. Когда сестрица Тринадцать узнает, что Золотой Феникс еще не обручена, она предлагает ей свои услуги в качестве свахи. При этом она думает о господине Ань Цзи. Золотой Феникс в глубине души не имеет ничего против такого брачного союза, но чувствует некоторое беспокойство и сомнение.
Ведь эта сестрица Тринадцать для нее малознакомая, случайная попутчица. Конечно, она благородно помогла ей в нужде, спасла ее из тяжелого положения и даже от смерти, а теперь хочет обеспечить ей семейное счастье с этим симпатичным молодым человеком Ань Цзи. При этом она говорит об этом очень горячо и настойчиво, согласно своему характеру, пытаясь вытянуть из Цзиньфэн короткое и ясное «юаньи» («да»).
Это против всякой нормы. Какую цель она преследует этим благородным, но совершенно непрошеным посредничеством? Что-то за этим кроется, говорит рассудок деревенской девушки Золотой Феникс. И в ее головке происходит дальнейшая работа.
«Она ведь такая же девушка, как я, — говорит она себе. — И так похожа на меня внешностью и возрастом. Тогда она подвержена тем же человеческим правилам и природным законам, что и я. Почему же тогда она отходит сама в сторону и предлагает мне такой прекрасный союз? Почему она обеими руками предлагает мне этот подарок, мне, совершенно ей чужой? Нет ли у нее чего на уме? Конечно, она надеется на такой же союз для себя. Поскольку она не может предложить его сама, она выбрала обходной путь через меня. Для вида она «чинит деревянные мостки», втайне же «направляется в Чэньцан».
Здесь Золотой Феникс рассматривает предлагаемое сватовство — по китайским понятиям, само по себе совершенно нормальное — как выставляемую напоказ «починку деревянных мостков» и подозревает, что сестрица Тринадцать втайне планирует «поход на Чэньцан», то есть собственный брак с Ань Цзи с помощью обходного пути через брак его же с Цзиньфэн. Известно, что в Китае было возможно многоженство.
Действительно, любой, кому предложат неожиданную помощь, прежде всего спросит: почему? Примечателен в этом примере тот факт, что Золотой Феникс делает еще один шаг и находит ответ в стратагеме, которую приписывает сестрице Тринадцать. Золотой Феникс полагает, что сестрица Тринадцать помогает ей выйти замуж только затем, чтобы впоследствии Золотой Феникс и ее родители помогли ей стать женой того же человека. Здесь может проявляться определенная оригинальность менталитета, характерная не только для Цзиньфэн: сами по себе нормальные, неизвращенные отношения прощупываются в соответствии с определенными стратагемами, которые, предположительно, лишь маскируются нормальностью. Примечателен способ, каким Золотой Феникс пытается обосновать свои подозрения, что сестрица Тринадцать преследует на свой манер исключительно собственные интересы, а именно собственный брак с Ань Цзи.