Идея ограниченного преследования с трудом пробивает свой путь сквозь пышную фразеологию, оставленную прошлым.
Если бы мы попытались найти в военной истории последнего столетия что-либо, похожее на преследование, то должны были бы обратиться к последним дням русско-турецкой войны — движению русской армии после капитуляции турок над Шейновым, или к последним неделям мировой войны на балканском фронте, когда Болгария почти умышленно открыла свой фронт, или же, наконец, обратиться к моментам полного развала белых армий в гражданскую войну 1918—20 г.г. Преследование оказывается возможным только в атмосфере полного развала неприятельской государственности, полного ее политического банкротства, в последние минуты перед ликвидацией вооруженного сопротивления. Возросшая мощь современного государства, его огромные ресурсы, новые эшелоны мобилизации, железнодорожный маневр, телеграф, — все препятствует ныне преследованию. Собирать урожай на вооруженном фронте, пока неприятель политически еще не дезорганизован, возможно ныне лишь в пределах самой операции; преследование ныне знаменует не военную, а политическую победу.
В эпоху Наполеона маневр растягивался иногда на десяток переходов и больше (1806 г.). Широкий захват Наполеоновского маневра привел к тому, что французы, создавшие свою терминологию на изучении Наполеоновских походов, и сейчас еще называют операцию — «маневром».
С появлением железных дорог, в эпоху Мольтке, маневр для первоначальных операций начал частично осуществляться железными дорогами в виде первоначального оперативного развертывания, обе стороны высаживались сравнительно неподалеку друг от друга, и часть маневра, выполняемая походным порядком, в первоначальной операции несколько сократилась. Дальнейшие же операции (Седанская) велись по типу Наполеоновских.
В настоящее время каждой операции предшествует особое оперативное развертывание, в значительной степени опирающееся на железные дороги. Вследствие затруднительности отрыва армии на значительное удаление от железнодорожных станций, это оперативное развертывание важно производить в возможной близости от тех районов, где может быть достигнута цель операции. Таким образом, в своей исходной части все современные операции напоминают первоначальные операции Мольтке. Но в заключительной части они совершенно разнятся от Мольткевских операций, так как генеральных сражений, битв — совершенно конкретных явлений исторического прошлого — в современной реальной действительности нет и если эти термины еще употребляются, то лишь как условность, как выражение, в котором сказывается предпочтение образности понятия перед точностью его формулирования[157]. Генеральное сражение расплылось ныне в значительную часть операции.
Сражение XIX века образовывалось рядом боев, протекавших в течение короткого времени на небольшом пространстве, в тесной близости противников друг от друга; общая длительность сражения лишь немного превосходила длительность отдельного боя. Клаузевиц мог считать, со стратегической точки зрения, сражение точкой во времени и пространстве. Стратегия Клаузевица с того момента, как начинали стрелять пушки, отдыхала, передав все руководство тактике, до конца сражения. Войска в течение сражения не сменялись, не перегруппировывались, не пополнялись и не отдыхали: кроме них, только тактические резервы имели возможность участвовать в решении сражения. Все эти предпосылки сохраняли еще свою действительность в эпоху Мольтке; но, начиная с русско-японской войны, условия начали меняться.
Фронт столкновений начал расти; очаги боев раздробились и разбросались на значительном расстоянии друг от друга. Если в Наполеоновскую эпоху продвижение на 2—3 километра вглубь неприятельского боевого порядка приводило уже к полному распаду последнего, то в настоящее время углубление и на 60—70 километров не всегда даст такие результаты (Галицийская операция в августе 1914 г., наступление германцев в марте 1918 г. и т.д.). Нужна целая комбинация боев, последовательность их, совершение нескольких переходов с успешным боем, — чтобы сломить неприятельское сопротивление. Общая длительность этих столкновений измеряется уже не часами, а неделями. Протяжение генерального столкновения во времени уже не находится ни в каком соотношении с длительностью отдельного тактического столкновения, исчерпывающего порой всю энергию войсковой части. Является необходимость сменять войска, давать им отдых, пополнять их людьми и материальными средствами в течение самого развития столкновения; получается возможность перегруппировывать войска, подвозить издали новые резервы, дополнять и исправлять новым железнодорожным маневром первоначальное развертывание. Один удар раздробился на много ударов, одно боевое столкновение отделяется от другого иногда целыми переходами, настолько разрослась современная арена боев. Походное движение, бои, отдых, наступление, оборона, разведка, охранение, снабжение, пополнение — все эти отдельные действия чередуются между собой, составляя содержание современной операции. А раньше мы отчетливо могли провести грань между сражением, отдыхом и походными движениями.
Количество переходит в качество. Сражение раньше имело лишь еле заметные трещины, делившие его на отдельные бои. Увеличение протяжения сражения во времени и пространстве привело к тому, что сражение рассыпалось на отдельные куски, которые связываются лишь в целой операции.
Если раньше операция делилась на маневр и сражение, то теперь мы должны установить другие грани; теперь маневрируют отчасти на рельсах, а отчасти — в самом водовороте боевых событий, стремясь группировать отдельные бои для достижения цели операции. Маневр отошел частью к оперативному развертыванию, а частью прослоился между отдельными боями.
Те же обстоятельства, которые до крайности препятствуют осуществлению сокрушения в современной войне, имеются нами в виду, когда мы подчеркиваем ограниченную цель современных операций. Отметим еще, что наступающий нормально хуже связывается с тылом, чем обороняющийся, к услугам которого вся мощь железнодорожной сети. При проектировании операции приходится учитывать не только наличные силы неприятеля к началу операции, но и вероятный прирост их за время последней. Свое настоящее наступающий должен соизмерять с будущим обороняющегося, что становится особенно невыгодным теперь, в эпоху перманентной мобилизации, быстрого формирования в тылах новых эшелонов вооруженной силы. В 1870 году Мольтке начал вторжение во Францию, имея 500 тысяч солдат против 250 тысяч. В современных условиях даже такое двойное превосходство в наличных силах, не часто встречающееся, может оказаться недостаточным; наступление Мольтке старшего, будучи повторено через 50 лет, захлебнулось бы уже через месяц в превосходной численности французов. Отсюда следует заключить, что наступательная операция, которая намечается накоротке и рассчитывается на срок в две недели, может обойтись значительно меньшим превосходством сил, чем то, которое требуется для шестинедельной операции. Наше превосходство в силах на Западном фронте в июле 1920 г. было достаточно, чтобы достигнуть Немана и Буга; на Висле же баланс соотношения сил должен был сложиться отнюдь не в нашу пользу.
Искусство ведения операции является прежде всего искусством борьбы за материальное превосходство над противником. Нет необходимости располагать таким материальным превосходством на всем фронте, на котором ведется операция. Решительное значение в различные моменты операции принадлежит боям, протекающим на различных участках. Наступающий, при приблизительно равных силах с обороняющимся (разумея не только количество, но и качество войск, командование и технику), не может рассчитывать на успех, так как ему приходится действовать в более трудных тактически условиях. Наступление дает преимущество лишь постольку, поскольку при этом удается скрытно собрать на решительном направлении подавляющее превосходство сил и обрушиться с ними на противника, не изготовившегося для использования на этом направлении всех своих сил. Но, как мы говорили выше, операция состоит не из одной серии боев, a из целого ряда таких последовательных серий. Первый же серьезный нажим раскроет неприятелю наши замыслы, и он приложит все усилия, чтобы противопоставить нам на решительных участках наступления достаточные материальные силы для отпора. Поэтому успешное развитие операции требует, прежде всего, чтобы она велась в один прием, без перерывов. Если мы вынуждены, вследствие необходимости выждать прибытия пополнений и подвоза средств, прервать операцию, то следует таковую считать законченной на достигнутых рубежах. Попытка возобновить операцию после паузы нарвется на сильно возросшее сопротивление; шансы на успех последней значительно сократятся, если у неприятеля вообще имеются средства для дальнейшего сопротивления.
Операция, скрытно подготовленная, должна развиваться с максимальной быстротой. Если мы говорим о медленном темпе общего стратегического наступления, который находится в зависимости от восстановления и перешивки железных дорог даже в условиях минимального количества искусственных сооружений, имеющего место на русско-польском фронте, едва ли может превысить 10 километров в сутки, то было бы совершенно ошибочно переносить эти нормы на быстроту походных движений в течение самой операции; здесь войска должны быть готовы к выполнению переходов по 40 километров в сутки, при чем промежутки между переходами часто не являются отдыхом, а будут заполнены боевыми действиями.
Военное искусство не может отказаться от требований внезапности. Военная хитрость, стратагема, проникает все оперативное искусство, является таким же существенным его элементом, каким для тактики является понятие о силе, о ее организованном и рациональном использовании в боевых условиях. Только те оперативные загадки имеют успех, которые не могут быть вовремя разгаданы неприятелем. Это требование военного искусства сохраняет свою силу даже для тягучих условий позиционной борьбы и вопреки всем новейшим способам разведки и осведомления. Даже в так называемых «материальных сражениях» позиционной войны, которые рассчитаны на продолжительность целых месяцев и представляют организованное топтанье на месте, и в которых, поэтому, выигрыш пространства играет второстепенную роль сравнительно с нанесением неприятелю урона, более чувствительного, чем потери, которые несем мы, — даже и в этих исключительных случаях внезапность сосредоточения всех материальных средств и вытекающая отсюда внезапность начала операции имеет огромное значение для успеха (Верден в начале 1916 года). Французы совершили в 1915—16 г.г. тяжкие оперативные ошибки, признав, что при современных средствах разведки (воздушная фотография, агентура, опрос пленных) нельзя сохранить в тайне операцию, подготовка которой продолжается в течение нескольких недель и обнаруживается и окопными работами на фронте, и движением по железнодорожным и грунтовым дорогам в тылу, а также вследствие необходимости длительной пристрелки массы батарей. Они пошли по пути подчинения оперативного искусства тактике; их осенняя операция в Шампани в 1915 году и летняя операция на Сомме 1916 года готовились совершенно открыто и являлись известными немцам за много недель до начала своего развития. Оперативное искусство оказалось вовсе устраненным; тактика доросла до гигантских размеров и обнаружила свое бессилие добиться крупных результатов одними тактическими средствами. Русское мышление, в особенности при подготовке Брусиловского наступления весной 1916 г., стояло на другом пути; законченные выводы из наших методов дают германские оперативные методы конца 1917 и начала 1918 г. Существеннейшая часть последних заключается в восстановлении оперативного искусства в его правах; внезапность должна была быть достигнута и в позиционных условиях; не отвечавшие этим требованиям тактика и техника признавались устаревшими и должны были быть отброшены. Нельзя скрыть окопные подступы к неприятельской позиции — следует отказаться от них, хотя бы пришлось начать пехотную атаку с 2.000 шагов; требования тактической внезапности являются