Однако, техническая возможность начать операцию в данный момент, закончив развертывание на 100%, отнюдь не должна толковаться, как обязательство немедленно приступать к ней. Из того обстоятельства, что Франция могла закончить на 15-й день свое оперативное развертывание, французскому генеральному штабу совершенно не следовало делать вывод об обязательности перехода в наступление против Германии на 16-й день. Несмотря на веские основания ожидать, что против Франции будет направлен первый удар германцев, французы не сделали ни малейшей попытки вставить в военную конвенцию, обязывавшую Россию и Францию к наступлению против Германии, оговорку о том, что наступление является обязательным только для той из договаривающихся сторон, против которой Германия оставит меньшую часть своих сил, другая сторона может перейти к обороне и выигрывать всеми мерами время, оттягивая развязку. Мышление французских стратегов XX века нам рисуется стоящим на низшей ступени сравнительно с мышлением составителей Трахтенбергского плана для осенней кампании 1813 года; последний план предусматривал, при наступлении на Наполеона с трех сторон (вынужденном), оборону и даже отступление той армии союзников, против которой двинется сам Наполеон с ядром своих сил, и систематическое наступление по другим направлениям на французские заслоны.
Вероятность потерпеть поражение решительного характера увеличивалась в мировую войну при наступлении французских армий, кроме того, с точки зрения стратегии, особенно нежелательным являлось то обстоятельство, что наступление французов не только увеличивало решительность развязки, но и ускоряло ее. Общесоюзные интересы требовали возможной отсрочки решения. Наступление французов приводило к тому, что русские могли уже ожидать на сороковой день возвращении германских корпусов из Франции на Вислу. Представлялось бы чрезвычайно желательным — при составлении плана предусмотреть затяжку операций на французском фронте по меньшей мере до 2 месяцев. Лишние три недели в распоряжении русской стратегии позволили бы организовать неторопливое, планомерное вторжение в Восточную Пруссию и даже расширить операции на Померанию и Западную Галицию, что, несомненно, сразу же разгрузило бы французский фронт. Можно было вообще утверждать, что если сокрушительный удар немцев по Франции не удастся в первый месяц военных действий, то он останется вовсе не завершенным, так как русский фронт прикует к себе в дальнейшем слишком много сил и внимания германцев.
С точки зрения стратегии союза, крайне благоприятным моментом явилось недоведение французами до конца пограничного сражения и перенос решения на Марну. Это давало уже выигрыш на 15 дней в сроке развязки и ослабляло германцев на 2 корпуса и 1 кавалерийскую дивизию, переброшенные в Восточную Пруссию.
Выжидание благоприятного момента для приступа и наступательной операции, конечно, связано с сохранением оборонительной группировки. Оперативное развертывание для наступления должно быть закончено лишь в последний момент.
Особенно важным является решение о моменте начала операции, если сама она представляет крупный излом в нашей линии поведения, если она, например, знаменует переход от стратегической обороны к наступлению. Фош в 1918 году предвидел такой перелом, но не смог точно установить его дату: он относил ее на начало мая, затем на июнь; активность немцев спутывала подготовку англо-французов и заставила оттянуть приступ к контрнаступлению до июля. Еще важнее выбор момента для начала восстания, которое мы можем рассматривать, как первую крупную операцию, вскрывающую гражданскую войну, до того сохраняющую подпольный характер. Очень часто цитируют следующую мысль Ленина (т. XIV, ч. 2, стр. 136): «восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебание в рядах врагов и в рядах слабых, половинчатых, нерешительных друзей революции». В этом утверждении заключается мысль о выжидании окончания развертывания революционных сил и о необходимости согласовать момент с общей обстановкой, обрисовываемой неприятельскими и колеблющимися силами.
Оперативные планы приходится осуществлять в атмосфере энергичного противодействия, многих препятствий и трений. Жестокое, неумолимое стремление к заранее запротоколированной цели операции является неуместным в стратегии. Ведение операции всегда получает характер компромисса. Новые выяснившиеся данные могут привести к совершенно новому толкованию цели операции. Людендорф стремился в Самсоновской операции к окружению одного лишь XIII русского корпуса, на ближайшем к югу от Алленштейна участке; эта цель не удалась, так как XIII корпус ускользнул вслед за XV корпусом. Но германцам удалось замкнуть гораздо более широкое кольцо, чем было первоначально намечено. Черед полгода, в феврале 1915 года, Людендорф поставил своей целью, при помощи 4 новых корпусов — очередного эшелона мобилизации, разгромить 10-ю русскую армию, растянувшуюся в Восточной Пруссии кордоном, с открытым правым флатом, и на ее плечах прорваться через верхний Бобр на участок Гродно—Белосток, что оказало бы действительно помощь австро-венгерцам, напрягавшим все свои силы для выручки Перемышльской крепости. Цель эта превышала имеющиеся средства. Для этого момента войны замысел был слишком широк и роскошен: можно было бы удовлетвориться и меньшим. Несмотря на благоприятный немцам ход событий, несколько русских дивизий центра, окруженные в Августовских лесах, заставили германцев потерять около 10 суток. Русские сосредоточили достаточные резервы, болота Бобра начали оттаивать, сосредоточенные в безлюдном районе в еще суровое время года немецкие войска сильно страдали, сообщения работали неудовлетворительно, начатая русскими на Нареве контр-операция достигла ряда успехов и поглощала все немецкие подкрепления. В этих условиях Людендорф отказался от своей широкой цели и, ввиду невыгод расположения пред Бобром и Неманом, где оперативная готовность русских поднималась вследствие наличия долговременной подготовки театра, оттянул свой фронт на линию Августов—Сувалки.
Отметим крайне невыгодную сторону такого вынужденного сокращения объема операции: не только важная промежуточная цель оказывается недостигнутой, но неудача первой попытки крайне осложняет ее повторение. Усталые германские войска увидели в линии Осовец—Гродно недоступную преграду; по всей линии Бобра немцам чудились бетонные укрепления. В июле 1915 года, через 5 месяцев, удар на фронт Белосток—Гродно являлся весьма важным, в связи с развитием наступления Макензена в Галиции. Однако, германцы отказались от него ввиду констатирования Людендорфом его тактической невыполнимости. Точно так же неуспех прорыва немцами Лотарингского фронта в момент Марнской операции, в 1914 году, застраховал этот фронт на все время мировой войны. Неудача первого наступления русских в Восточную Пруссию наложила печать бессилия на все дальнейшие попытки повторения этой операции.
Каждая хорошо подготовленная операция представляет удар, начатый в выгодных условиях и отмечающий на первых шагах большие успехи. Поскольку неприятель еще в силах продолжать сопротивление, он сосредоточивает через некоторое время новые силы и средства; выгоды, вытекающие из внезапности и подготовки, наступающий постепенно утрачивает; первоначальное продвижение вперед осложняет условия его сообщений; операция получает более медленное течение, продвижение вперед дается с возрастающими трудностями; потери обороняющейся стороны начинают оказываться во все более выгодном соотношении с потерями наступающей; простое лобовое толкание равных сил — весьма невыгодная система операции; если операция не будет вовремя остановлена, наступающий может оказаться в совершенно беспомощном состоянии, и контрудар обороны вызовет катастрофические последствия (наше наступление в Карпатах в апреле 1915 года; последние месяцы Верденского наступления).
Обязанность стратегии — не допускать, чтобы наступательные операции затягивались до последнего издыхания; необходимо большое мастерство руководства, чтобы, не увлекаясь небольшими частными успехами, еще возможными, вовремя прервать наступление. Как только наступает момент потери нашими войсками тактических преимуществ, стратегия должна пересмотреть вопрос о целесообразности продолжения операции и закончить ее на соответственном рубеже, иногда, может быть, даже с отказом от части захваченной территории. Само собой разумеется, что значение поставленной цели, в связи с возможностью добиться ее, хотя бы ценой больших жертв, может вынудить продолжить операцию и в невыгодных тактических условиях. Мы лишь отмечаем, что настойчивость и упорство, переходящие в упрямство, не являются безусловными добродетелями в военном искусстве; нужна оперативная гибкость, чтобы не расшибить себе лоб об стену. Этой гибкости не было у русского высшего командования в течение всей мировой войны; оно само загоняло войска, и потому его уделом было руководство загнанными войсками. Поэтому русские операции велись темпом мелкой извозчичьей рыси, тогда как германские войска, которые больше берегли, оперировали свежим, энергичным аллюром.
Если неприятелю удалось развернуть превосходные силы и мы вынуждены вести оборону к критических условиях, — задача стратегии заключается в том, чтобы своевременно выяснить невозможность благоприятного исхода для нас борьбы и прервать ее возможно раньше перед назревающим кризисом. Здесь упорство будет также неуместно. Одно из удачнейших решений Людендорфа заключалось в том, что он своевременно оборвал Ивангород-Варшавскую операцию: если бы германские войска начали свои отход в Силезию не 17 октября 1914 г., а двумя-тремя днями позже, Лодзинская операция 11 ноября стала бы невозможной, германская армия была бы действительно разбита, и боеспособность ее значительно и надолго упала бы.
Выход из операции, принявшей для германцев дурной оборот, оправдывался в данном случае тем, что Людендорфу нельзя было ожидать перелома операции в свою пользу; в дальнейшем дела портились бы все дальше, все сильнее и сильнее. Стратег должен взвесить всю дальнейшую перспективу операции, прежде чем отдать распоряжение о выходе из операции. Требуемая нами гибкость, конечно, ничего общего не имеет с принципиальным уклонением от кризиса и рискованных положений. Без последних никакие крупные успехи немыслимы. Та же мудрость, которая требует уходить от безвыигрышных положений, вполне приемлет риск, находящийся в соответствии с выигрышем.