вующих войне. В августе 1914 года волна 800.000 немцев-беженцев, вызванная нашествием русских в немногие уезды Восточной Пруссии, сильно затруднила маневрирование германских войск. Тогда как 400.000 беженцев с их скарбом, повозками и скотом загромождали восточно-прусские дороги, 400.000 беженцев переправились уже за Вислу; голова их прибыла в Берлин, запрудила вокзалы и производила самое тяжелое впечатление. Если бы наступление русских еще немного развилось, поток беженцев угрожал бы сокрушить всю немецкую организованность и сделать Германию беззащитной.
В июне-июле 1915 г., при отходе русских армий из Польши, задача эвакуации была понята многими в виде оставления немцам пустыни. Между тем, существующая сеть путей сообщения, да еще во время войны, вовсе не была приспособлена к массовому кочеванию населения, особенно при теперешней его плотности. К счастью, русским войскам вскоре было предписано — оставлять население на месте; иначе наши армии потеряли бы всякую возможность маневра, так как население закупорило бы в ближайшем тылу все узлы и дороги. Еще в 1919 г. в пределах СССР находилось до 3 миллионов беженцев, оставивших свою родину при отступлении русских в 1915 г.
Неправильно поставленная беженская политика может ускорить проигрыш войны. В 1878 году туркам, после перехода русских через Балканы, пришлось спешно отходить к Константинополю. Отчасти опасаясь зверств христианского населения над магометанским в отместку за старые обиды, а отчасти, чтобы опустошить перед русскими территорию, турки широко организовали беженское движение среди мусульман. Турецкие войска, лишенные возможности быстро отходить, понесли излишние потери; поток беженцев запрудил Константинополь. Болезни и голод среди беженцев в столице сделали турок неспособными к какому-либо сопротивлению и вынудили их согласиться на любые условия русских.
Классовая война будущего также обусловит поток беженцев-буржуазии с одной стороны, рабочих и коммунистов — с другой.
В 1919 году беженский вопрос уже остро стоял как у красных, так и у белых. К разрешению его надо подходить с большой осторожностью, и политика здесь отчетливо должна учитывать возможности транспортирования и устройства беженцев.
К экономической эвакуации надо подходить чрезвычайно осторожно, дабы не вызвать панического беженского движения. Она требует внимательной и вдумчивой подготовки, дабы не забить без нужды и так хромающий во время войны транспорт и не сгноить на пути ценных грузов (напр., кожи, находившиеся в стадии химической обработки, при эвакуации кожевенных заводов в 1915 году). Казалось бы, легче всего поставить эвакуацию скота. Немцы задавались этой целью при двух вторжениях русских в Восточную Пруссию в 1914 году; однако, им удалось эвакуировать всего 20 тысяч лошадей и 80 тысяч голов рогатого скота (3,5% и 5,5% общего количества лошадей и скота на правом берегу Вислы). Потери германского сельского хозяйства, понесенные вследствие вторжения русских в Восточную Пруссию, исчисляются в 135 тыс. лошадей, 250 тыс. рогатого скота, 200 тыс. свиней. По-видимому, в условиях маневренной войны экономическая эвакуация сколько-нибудь заметных результатов дать не может.
Изменение политической цели войны. Внешняя политика отнюдь не может успокоиться на лаврах успехов, достигнутых к началу войны. Установленные в период подготовки политические цели войны отнюдь не могут считаться неизменными. Напротив, в зависимости от хода войны эти цели могут быть сокращены, расширены или вовсе изменены: наступательные цели могут обратиться в оборонительные, и наоборот. Если война ведется коалицией, то изменение политических целей достигается лишь с трудом, и обусловливает много трений. Борьба не ограничивается театром военных действий, она ведется средствами политики и на арене нейтральных государств и в тылу неприятеля; здесь также требуется приведение в определенный логический строй всех отдельных частных целей, к которым стремятся наши усилия — необходима общая линия поведения в политике, вытекающая из анализа общего политического положения.
Не только неудачи, но даже большие успехи могут иногда служить причиной для пересмотра поставленных политических целей. Например, в 1870 году, после первых успехов пруссаков и обложения армии Базена в Меце, нельзя было сомневаться в том, что во Франции произойдет революция, которая сметет вторую империю. Основной вопрос, который выдвигался перед руководством войной, заключался в том, не следует ли немцам остановиться в Лотарингии и предоставить французам вариться в их собственном соку. Следует ли наступать на Париж, который будет революционным? Тот или другой ответ на эти вопросы сводился к изменению или сохранению политической цели; зависимость стратегических целей от его решения ясна; последнее зависело от широкой оценки внутреннего политического положения Франции и Германии, позиции других держав, большего или меньшего стремления к аннексии французской территории. Это стремление и явилось решающим для сохранения Пруссией прежних политических целей и продолжения похода на Париж.
Характер войны, выявившийся в ярком противоречии с теми представлениями, которыми руководились при первоначальной разработке политических директив, может понудить к капитальному пересмотру самых основ политического поведения. Гражданская война в Соединенных Штатах 1861 — 65 г.г. была начата руководителем Севера, президентом Абрамом Линкольном, Как война, политическая цель которой заключается в том, чтобы заставить вооруженной рукой отложившиеся южные штаты вернуться в лоно федерации и установить на побережьи их таможни, что позволило бы промышленности Севера сохранить за собой чрезвычайно ценный внутренний рынок и источники сырья; вмешательство во внутренний социальный уклад рабовладельческих штатов Юга первоначально вовсе не выдвигалось; так как социальный порядок конституцией представлялся на верховное усмотрение каждого штата, то Линкольн, выдвинув скромную политическую цель, смог остаться на строго законной почве и обеспечить себе поддержку многих демократов Севера, что было особенно важно, так как в руках последних находился почти весь военный и административный аппарат.
Выдвинутой скромной политической цели предполагалось достигнуть в короткое время приемами сокрушения; от Вашингтона до Ричмонда, столицы южан, было только 150 километров. К широким массам с призывом к жертвам обращаться не предполагалось. Армию должны были образовать только добровольцы; предстоящее столкновение казалось настолько скоротечным, что добровольцы вначале приглашались подписывать контракты только на 3 месяца.
К концу второго года войны для Линкольна окончательно выяснилось, что сплоченное сопротивление помещичьего Юга приемами сокрушения преодолеть нельзя, что необходима длительная, упорнейшая борьба, уничтожение всех источников жизни Юга, чтобы добиться победы. Добровольцы не давали достаточно крепкого элемента для комплектования, и численность их становилась недостаточной. В связи с военными расходами покупная способность доллара значительно упала, дороговизна росла. Демократическая партия севера, представительница интересов банкиров, промышленников и значительной части интеллигенции, — вообще господствующих классов, по мере расширения масштаба войны и связанного с этим углубления социальных противоречий, становилась все менее надежной, противодействовала развитию энергичных действий и стремилась договориться с Югом.
В связи с фактическим переходом к войне на измор пришлось пересмотреть основы политики, установленные в расчете на быстрое сокрушение. При существовавших политических целях Линкольн не имел возможности ввести в северных штатах воинскую повинность, что являлось для победы настоятельно необходимым, и не мог потребовать от широких масс дальнейших жертв. При таких условиях Линкольн решил порвать с демократами, придать войне резко классовый, антипомещичий характер, объявить свободными всех негров и провоцировать производство ими погромов помещичьих усадеб Юга, опереться преимущественно на враждебные помещикам классовые чувства фермеров-крестьян Севера и рабочих. Война со всех своих сторон получила совершенно другой облик. Если на вооруженном фронте задача разрослась до необходимости посадить все население Юга в концентрационные лагеря, уничтожить все экономические возможности южных штатов; если в тех важных городах Юга, которые северяне не твердо рассчитывали удержать за собой, уничтожались водопроводы и сжигались общественные здания, — то какой смысл имело сохранение политического лозунга невмешательства во внутренние дела Юга? Особенно любопытно в этом примере, что, как он показывает, переход на вооруженном фронте от сокрушения к измору отнюдь не означает умаления политических целей войны. Согласование политики со стратегией — дело сложное; оно не может быть разрешено установлением пропорции между политическим и оперативным размахами.
Шеридан, возвращаясь из набега в долину р. Шенандоа на четвертый год войны, донес об уничтожении им на 37 миллионов долларов помещичьего добра. В начале войны такой результат операций конного корпуса, как варварство, был бы совершенно невозможен; на четвертый год — это был крупный подвиг, приближавший войну к достижению решительного результата. Линия политического поведения Линкольна искусно применялась к объективно изменявшимся условиям ведения войны. Скромный Линкольн, с узкой мелкобуржуазной идеологией, совершенно изменился в течение войны и, принимая по необходимости все больше влево, придавал своей диктатуре все более жесткий характер; он обратился к концу третьего года войны к террору на территории штатов Севера и обменялся приветствиями с Карлом Марксом, восседавшим в I Интернационале. Его политика обнаружила необходимую для выигрыша войны гибкость, — политические цели были вовремя пересмотрены. Новое направление его политики, которое приветствовал английский рабочий класс, обеспечило его и от нависшего вмешательства Англии в пользу Юга.
Попытка сколько-нибудь углубить вопросы внешней и внутренней политики, вытекающие из ведения войны, увела бы нас в беспредельность и отвлекла бы от нашей задачи. Мы отказываемся даже от простого их пересчета и обращаемся к наиболее интересующему нас пункту — как политика в течение войны влияет на руководство военными действиями. Этот пункт имеет две стороны: директивы, даваемые политикой и ориентировку, которую стратегия стремится получить у политики для принятия своих решений. Здесь мы коснемся преимущественно первой стороны; вторая же пронизывает весь наш труд, рассматривающий все действия вооруженного фронта как производную от той политической базы, которую представляют обе стороны, ведущие войну.