Правильная оценка готовящегося выступления Италии должна была бы указать русскому командованию, что на ближайшее время французский театр становится второстепенным, и что нужно беречь силы, так как выступление Италии для русского фронта является не громоотводом, а громоприводом. Однако, у нас господствовало упрощенное, близорукое понимание отношений политики и стратегии. Юго-западный фронт, уяснив, что Италия, в надежде, на скорый развал австро-венгерского фронта, собирается подписать союзные обязательства и приступает к мобилизации, предпринял карпатскую авантюру, которая должна была поддерживать в Италии иллюзии активного приступа русских к походу в Венгрию до тех пор пока Италия не свяжет себя окончательно.
Ставка, понимавшая всю нежелательность этой операции в военном отношении, и ее несоответствие имевшимся материальным возможностям (ружья, снаряды), слишком переоценила провокационное значение для Италии этого карпатского наступления, не поняла самого значения для русского фронта вступления Италии в войну и не приняла резких мер для пресечения инициативы ген. Н. И. Иванова. В результате, мы заплатили за вступление Италии в войну прорывом на Дунайце (у Горлицы) гораздо дороже, чем стоило все участие Италии в войне.
10-го июля 1866 года командующий Майнской армией пруссаков Фалькенштейн разбил баварцев при Киссингене. Естественно было бы преследовать разбитого врага. Но Бисмарк имел основание предполагать, что в ближайшие дни военные действия будут закончены; в Баварии пруссаки ни на какие приобретения рассчитывать не могли. Поэтому, вместо того, чтобы двигаться вслед за баварцами к Вюрцбургу, по непосредственной просьбе Бисмарка Фалькенштейн двинулся в обратную сторону, на Франкфурт-на-Майне, чтобы этот богатый город, колыбель Ротшильдов, захватить до подписания перемирия. Для момента конца войны типична эта борьба за "карту расположения фронта". Недостаточный учет этого политического мотива отдельными начальниками Красной армии привел к оставлению нами, накануне заключения перемирия с поляками в 1920 году, некоторых пунктов, в том числе Лунинца, что, невидимому, отразилось на Рижском договоре.
Иногда дипломатия может удержать в нейтральном положении третье государство лишь при условии, что интересы его будут соблюдаться нами при ведении военных действий, например, военные действия не будут распространены на известные территории. Так, Англия в 1912 году приняла обязательство защищать в Атлантическом океане интересы Франции и, таким образом, даже не вступая в войну, она удерживала бы германский флот от враждебных действий против Франции. Италия за свой нейтралитет в начале войны потребовала (за ее спиной стояла Англия) и добилась от центральных держав и Турции нейтрализации Суэцкого канала. Турки произвели на него нападение лишь после вступления Италии в войну. Соединенные Штаты в период своего нейтралитета сильно стеснили свободу действий немецких подводных лодок и выиграли таким путем для Англии время изготовиться к подводной войне.
Подготовка вооруженного фронта
1. Исходные положения
Значение фронта вооруженной борьбы. — План войны и план операций. — Военизация. — Разведка.
Значение фронта вооруженной борьбы. Под влиянием ошибочных взглядов иногда складывается неправильная расценка отдельных фронтов войны — экономического, классового и вооруженного, в сторону совершенного умаления значения тех или иных результате военных действий. Боевые столкновения априорно признаются ничтожными по своим результатам. Такую идеологию нельзя не признать гибельной и опасной, так как она вызывает индиферентность к военной подготовке и подрывает моральную упругость в бою. На вооруженном фронте как раз история и делает оценку классового сознания и экономических успехов. Малейшее внимание к диалектике убедит нас, что на политическом и экономическом фронте события в течение войны развиваются не изолированно, а в тесном контакте с перипетиями вооруженной борьбы. В числе причин французской революции нельзя не подчеркнуть французских неудач в Семилетней войне, которые явились в глазах французской буржуазии явным провалом феодального дворянства на историческом экзамене, провалом, который выдвигал на очередь дня вопрос об устранении гегемонии этого негодного к власти класса. Русско-японская война и неудачи русских армий в мировую войну явились прологами, тесно связанными с обеими русскими революциями. Точно так же на экономическом фронте Германии победа 1871 года и катастрофа 1918 года отзываются, конечно, совершенно различным образом.
Надо быть слепым, чтобы отрицать значение военных действий, как голой формы насилия, апелляции к силе. "Самый непреложный закон природы, это — право сильного. Нет ни законов, ни конституций, которые могли бы обусловить исключение из этого закона. Все искусство человека не может помешать насилию сильного над слабым". Тот же философ добавлял, что "война представляет только конкретизацию событий, уже предопределенных моральными (мы бы сказали — классовыми и экономическими) причинами, которые редко замечаются историками". Из этой предопределенности не только не следует умаление значения военных действий, но наоборот, — например, в будущей войне Красная армия будет держать экзамен не только за себя, но и за весь новый строй СССР, за русскую революцию, за самосознание рабочего класса.
Определить относительное значение фронта вооруженной борьбы по сравнению с фронтом классовым и экономическим, и соответственно дозировать часть государственного бюджета, отпускаемую на подготовку к войне, это — дело высшей государственной власти. "Политика определяет численность вооруженных сил, которые необходимо держать в мирное время или мобилизовать для войны, в ответственность за эту политику падает на правительство".
План войны и план операций. Существенным признаком гражданских войн является отсутствие систематической подготовки к действиям на вооруженном фронте в широком масштабе. Отрицать вполне существование такой подготовки нельзя. Поляки, готовясь в шестидесятых годах к вооруженному восстанию против России, имели в романских странах школы для военной подготовки командных кадров, и издавали на польском языке военные уставы. Рабочий класс Германии в 1923 году формировал красные сотни, которые стремились повысить свою боеспособность путем регулярных военных упражнений.
Фашистские организации представляют также элементы военной подготовки к гражданской войне.
В гражданскую войну в Соединенных Штатах мы наблюдали, в течение зимы 1860-61 г.г., оригинальное положение: сторона, готовящаяся к восстанию (южане) стоит в течение 4 месяцев у власти, которую предстоит сдать в марте 1861 г. уже избранному представителю республиканцев севера Линкольну. В этих условиях подготовка восстания на вооруженном фронте получила несколько более планомерный характер: военный министр Флойд перебросил запасы ружей из северных штатов в южные, часть их, якобы излишнюю, распродал на южных рынках для вооружения боевых ячеек южан; так как солдаты армии федерации были, по своему классовому составу, недосягаемы для пропаганды южан, то Флойд распорядился вывести гарнизоны из береговых укреплений Юга, оставив в них лишь кучки сторожей; но, чтобы Север не мог использовать федеральную армию против Юга, Флойд загнал большую ее часть на дальний запад, в поход против индейцев, в пустыню; но склады, питавшие эти войска, находились на территории Юга, и старшие их начальники были верными агентами Юга; с началом восстания эти войсковые части оказались бессильными в вынуждены были разоружиться. Столица — Вашингтон — к моменту вступления во власть Абрама Линкольна, была лишена малейшей военной охраны.
Штат Кентуки, уже после начала гражданской войны, пытался сохранить нейтралитет. Однако, партизаны обеих сторон немедленно начали готовиться на всякий случай. Южане, имевшие на своей стороне власти штата, начали обрабатывать в свою пользу организованную милицию. Сторонники Севера, опасаясь внезапной Варфоломеевской ночи, начали собираться в двух лагерях, удаленных от столицы штата, и стали получать помощь оружием от уже вступивших в войну штатов Севера. Развитие этой подготовки привело к невозможности сохранить нейтралитет, и штат разделился между враждовавшими сторонами.
Изучая гражданскую войну в России, мы, конечно, найдем элементы подготовки вооруженного фронта и при исследовании Октябрьской революции 1917 г., и при исследовании выступлений Краснова, Корнилова, чехословаков. Несмотря, однако, на известный уклон в сторону расширения подготовки военных действий, подготовка вооруженного фронта гражданской войны, по необходимости, имеет эпизодический характер, в особенности по сравнению с грандиозностью политической подготовки к той же войне. Гражданская война принципиально ведется на развалинах общегосударственной военной подготовки; оружие, средства сообщений и связи, расположение арсеналов, интендантских складов, крепостей, казарм, военных заводов, уставы и военные навыки — все это в гражданской войне заимствуется из результатов предшествующей военной подготовки; только постепенно, в процессе самой гражданской войны, складываются вооруженные силы сторон, и начинает осуществляться ряд мероприятий по строительству армии данного класса. Вначале, несмотря на новые основы строительства армии, на новый дух и совершенно отличные лозунги, приходится применяться к чуждым формам, и проходят года, прежде чем удается их заменить своими, выработанными для новых условий.
Эта обстановка гражданских войн ведет к тому, что способность вооруженных сил к стратегическому усилию нарастает лишь весьма постепенно; максимум стратегического напряжения, несмотря на все стремление к применению стратегии сокрушения, относится ко времени значительно после начала восстания. Боеспособность Красной армии в 1919 году много превосходила ее боеспособность в 1918 году и продолжала расти далее.
Если приходится вести борьбу против внешнего врага, готового к производству крупного стратегического усилия через немногие недели после разрыва, было бы крайне нерационально полагаться на то, что организацию отпора удастся скомбинировать в процессе самой войны.