ние их на восток, а не на запад, определило неуспех Фландрского сражения, позиционное затишье во Франции и увеличение нагрузки русских армий. Такой резерв, являющийся результатом работы тыла и имеющийся вне вооруженного фронта, было бы, однако, справедливо рассматривать, как государственный, а не стратегический.
Государственный резерв всегда будет иметь место в виде частей, не окончивших еще формирования и не достигших полной боеспособности, а равно и подготовленных укомплектований и запасов снабжения. Исчерпание государственного резерва заставит вскоре сокращать вооруженный фронт и ускорит окончательную развязку; так, в 1917 году Германия исчерпала государственный резерв в отношении человеческого материала, что и определило события последних месяцев войны.
Однако, помимо государственных резервов, современный характер войны оставляет место и для стратегического резерва, т.е. вполне готовых, мобилизованных частей, не связанных еще оперативной целью. Оперативным резервом мы называем всякую дивизию, которая учитывается для достижения выдвинутой нами оперативной цели, но еще не развернута, не связана каким — либо участком. Оперативные резервы будут маневрировать преимущественно на рельсах. Стратегический резерв образуется у нас в тех случаях, когда мы будем задаваться оперативными целями, более скромными, чем допускает наличность вооруженных сил; он — стратегический жирок, естественно откладывающийся, если вооруженный фронт ведет борьбу не с полным напряжением. Он может принимать форму корпусов, находящихся в дальнем тылу, обсервационных армий, стоящих на нейтральных границах, но может представлять и части, которыми мы сгустили наше расположение на второстепенных участках с целью дать им необходимую боевую закалку, но которые можно снять и употребить на другом направлении.
Конечно, понятие стратегического резерва в корне противоречит идеям сокрушения, требующим крайнего напряжения сил для достижения успеха на решительном пункте. Но это понятие логично укладывается в рамки войны на измор. Длительная борьба вообще невозможна без стратегического резерва. Отсутствие последнего указывает на максимальное оперативное напряжение, которое, конечно, не может быть перманентным.
До момента общего максимального напряжения сил государства, что характеризуется окончанием экономической мобилизации и основных последующих эшелонов военной мобилизации, действия вооруженного фронта мы можем рассматривать под углом зрения прикрытия этой длительной мобилизации у нас и помехи мобилизации у неприятеля. В течение самой войны вполне законными могут являться периоды накопления сил, в течение которых интересы этого накопления будут выше интересов достижения одних второстепенных доступных нам промежуточных целей. Если мы интересы накопления принесем в жертву осуществлению второстепенных операций, то, капля по капле, израсходуем все, что дает на войну государство, и должны будем отказаться от возможности достигнуть крупных результатов.
Конечно, иногда удержание стратегического резерва является грубой ошибкой. В начале мировой войны русское командование располагало возможностью упредить германо-австрийцев в стратегическом развертывании и достичь крупных промежуточных целей. Сохранение части сил (6-я и 7-я армии на побережье Балтийского и Черного морей) представляло временное выделение стратегического резерва, только замедлявшее наше развертывание и обусловливавшее недостаточное численное превосходство русских в августе 1914 г. в Восточной Пруссии и Галиции. Но в дальнейшем русское командование стало на опасный путь выдвижения максимально достижимых промежуточных целей; начиная с Лодзинской операции и до установления позиционного затишья в октябре 1915 г. русский вооруженный фронт действовал без всякого стратегического жирка, с крайним напряжением сил; всякая неудача вследствие этого тяжело отзывалась и являлась непоправимой.
Стратегический резерв, который не был бы употреблен в нужную минуту, являлся бы лишь симптомом робости, бездействия и пассивности, указывал бы да излишнее бремя, которое несет государство на вооруженном фронте, свидетельствовал бы о скромности творческих дерзаний полководца, об излишней затяжке войны, об упущенных благоприятных моментах. Но стратегический резерв, введенный в войну в надлежащий момент, свидетельствует об успешном разрешении стратегом труднейшей Задачи, о том, что стратег господствует над событиями, а не увлекается непонятными ему вихрями и течениями.
Установление позиционного фронта, допуская достижение негативных целей с меньшими силами, крайне облегчает создание стратегического резерва. Таковой у нас в действительности и появился в довольно крупном размере — может быть, около 30% всего состава вооруженного фронта, к весне 1916 г. Мы не сумели ввести его в дело одновременно, но он сильно сказался на затруднениях, которые пережило немецкое командование в течение лета 1916 г.
Германия, с установлением позиционного фронта во Франции, в ноябре 1914 года сумела сделать крупные сбережения на фронте, которые, однако, немедленно, по мере изъятия с фронта, передавались в оперативный резерв русского фронта, где и расходовались. Такова же была участь первых эшелонов мобилизации. Создать стратегический резерв Германия сумела лишь после установления в России позиционного фронта. Поход в Сербию поздней осенью 1915 года и начало Верденской операции в 1916 г. характеризуют ведение Германией военных действий с сохранением стратегического резерва. События лета 1916 года сильно истощили последний. Окончательно растратил его Людендорф, при своем вступлении в верховное командование, на организацию румынского похода. Несмотря на все достигнутые в Румынии успехи, это истощение стратегического резерва обусловило позднюю готовность Германии к открытию весенней кампании 1917 г. и отказ от преследования каких-либо позитивных целей на французском фронте; удобный случай, явившийся, вследствие понижения боеспособности русской армии и революционного движения во французской армии, для того чтобы в мае 1917 года нанести особенно серьезный удар Франции, должен был быть упущен.
Выход России из войны давал Людендорфу в начале 1918 года возможность образовать солидный стратегический резерв и обеспечить для дипломатии возможность завязки переговоров за вполне солидным германским фронтом. Решение Людендорфа заключалось, однако, в том, чтобы, в соответствии с освободившимися силами и средствами, повысить до максимума размер цели, преследуемой во Франции, а именно, задаться сокрушить последнюю до прибытия американских подкреплений. Людендорф сразу же передал освободившиеся дивизии в оперативный резерв на франко-английский фронт. Можно сказать, что Людендорф совершенно был чужд понятию стратегического резерва. При складывавшейся в действительности борьбе на измор форсированное ведение операций должно было в результате привести к катастрофе.
Особенно важны стратегические резервы для коалиции, против которой неприятель может действовать по внутренним линиям. Франция и Англия хорошо это усвоили еще осенью 1914 года. Понуждая русский фронт к активности, они сами растили свои армии качественно и количественно путем преследования на вооруженном фронте Франции лишь скромных активных целей. Забота о стратегическом резерве особенно характерна для английской стратегии. Программа Китченера, это — прежде всего программа накопления сил, образования сильного стратегического резерва. Англичане энергично развивали действия на внеевропейских театрах, так как рассматривали их, как кратковременные экспедиции (в Восточной Африке они ошиблись), куда можно было с выгодой временно послать на гастроли часть своего избытка сил; но в самой Франции они были крайне заинтересованы в том, чтобы занимать возможно более короткий фронт и сохранить возможно больший стратегический резерв. Вес каждого участника коалиции при взаимных переговорах зависит, главным образом, не столько от усилий, сделанных на фронте, как от свободного излишка сил.
В гражданскую войну ни Колчак, ни Деникин не располагали ни малейшим стратегическим резервом; наступательные их предприятия не только рассчитывались на все силы, имевшиеся в их распоряжении, но даже переступали за этот предел. Тем тяжелее складывались для них катастрофы.
Стратегическая линия поведения. Мы остановились на нескольких важнейших вопросах стратегической логики. Стратег, опознавший требования эволюции военного дела, понимающий средства, необходимые в данный момент, отдавший себе отчет в силах и возможностях обеих сторон и в характере будущей войны, останавливается на определенном пути решения стратегических вопросов, долженствующем его привести к конечной цели действий вооруженного фронта; намечает ряд промежуточных целей и последовательность их достижения; регулирует стратегическое напряжение и в каждый момент стремится, если не подчинить, то связать интересы настоящей минуты с интересами стратегического "завтра", будущего. В своих решениях он не является независимым, а должен согласовать решение задач войны на вооруженном фронте с ходом событий на политическом и экономическом фронтах борьбы. Каждый из вопросов, которые предстоит решать стратегу, чрезвычайно прост, но правильный ответ на него требует огромной глубины, понимания обстановки борьбы в целом; теория может лишь подчеркнуть разнообразие возможных решений в зависимости от различных предпосылок. Но стратег не может ограничиваться правильным ответом на каждый вопрос в отдельности. Верным решение одного стратегического вопроса явится только в том случае, если оно гармонирует с решениями других стратегических вопросов. Мы выдвигали на первый план гармонию в подготовке государства к войне; не меньшее место она занимает и в руководстве войной, только признаки согласования здесь являются неизмеримо более тонкими. Это согласование, это достижение гармонии является существом стратегии и заставляет нас отнести практическую работу по стратегии безусловно к сфере искусства.
С точки зрения стратегического руководства вооруженным фронтом, понимаемого, как группировка операций для достижения конечной военной цели, важнейшей задачей искусства является избрание такой линии стратегического поведения, которая и представляет гармонию требуемого согласования; в этой линий должен лежать ключ к толкованию требований непрерывно меняющейся обстановки; она не может дать предвидение заранее фактического хода событий на вооруженном фронте, но в каждый данный момент она должна позволить нам реагировать на военные события в соответствии с той логикой, которой в данной войне все должно подчиняться для достижения победы.