Тактический уровень
Возвращаясь к нашему примеру времен холодной войны, в котором рассматривалась ситуация потенциального сражения противотанковых ракет с наступающими бронетанковыми войсками, разберем его теперь на следующем, тактическом уровне стратегии, и картина перед нашими глазами станет ярче и шире. Шире – потому что мы уже не упрощаем эту ситуацию до простой дуэли; вместо этого мы должны рассмотреть столкновения целых подразделений, с одной стороны, множества ракетных расчетов, а с другой – достаточного количества единиц бронетехники. А полнее – потому что мы не станем сравнивать противотанковые ракеты с бронетехникой на лишенной особых признаков местности, как если бы экипажи и расчеты состояли из роботов. На тактическом уровне мы встречаемся с человеческим измерением войны во всей его полноте.
Впрочем, сначала остановимся на физической арене сражения, то есть на конкретной местности, ее рельефе и растительности. В Центральной Германии, где могла бы пролегать линия фронта, нет высоких гор, зато равнина по большей части окаймлена холмами и впадинами (любые неровности ландшафта могут оказаться важными для пехоты, предлагая укрытие и защиту). Наступающие колонны советской бронетехники вполне могут воспользоваться скрытыми подходами, чтобы внезапно появиться перед ракетчиками на ближней дистанции, тем самым лишив их огромного преимущества в дальнобойности по сравнению с пулеметами. В крайних случаях зримые цели могли бы появиться на столь короткой дистанции, что противотанковые ракеты вообще стало бы невозможно применять, поскольку у большинства моделей имеются как максимальные, так и минимальные дистанции стрельбы (после запуска ракету должен «поймать» механизм наведения на прицельной дальности – а у противотанковых ракет тоже есть минимальная дистанция стрельбы, устанавливаемая взрывателем, который рассчитан на определенное время, чтобы защитить расчет от взрыва).
Кроме того, Германия – отнюдь не пустыня. Повсюду есть растительность, которая могла бы скрыть пехоту с ракетами, изначально маскируя ее присутствие. Наряду с минимальным укрытием на местности пехота получает жизненно важную защиту от прямого огня противника. К тому же с учетом времени до начала сражения местность и растительность можно использовать не только в естественном виде, но и усилить их полезные свойства укреплениями и минными полями. Бульдозеры и экскаваторы, или, того лучше, специализированные военно-инженерные машины с приспособлениями для рытья траншей и рвов, а то и просто лопаты с пилами могут превратить местность в укрепленную зону. Никакие новые разработки в технологии вооружений не в состоянии устранить древнего преимущества боев в укрытии, которое защищает от навесного огня гаубиц и минометов, а также огневых позиций с окопами и противотанковыми рвами. При наличии запаса времени возможно возвести основательные стационарные преграды для отражения атак боевой техники, с прочными бетонными бункерами и прочими сооружениями, вопреки всем предрассудкам, возникшим после провала затеи с линией Мажино. Значительно меньше времени потребовалось бы для усиления обороны за счет противотанковых мин; многое здесь можно сделать вручную, но гораздо быстрее применять специализированные миноукладчики или даже разбросать мины посредством ракет прямо перед наступающей бронетехникой. Огневые позиции при этом не должны бросаться в глаза на фоне естественного ландшафта, иначе они превратятся в очевидные цели для наступающих, уязвимые для артиллерии, а минные поля, не защищенные пехотой, могут быть беспрепятственно очищены – с катастрофическими последствиями для обороны.
На этом уровне стратегии подобные факторы могут оказаться решающими сами по себе. Поэтому надо признать, что на поражение или успех оказывает влияние совершенно новый фактор: мастерство – не только в механическом обращении с оружием (это уже принималось как данность на техническом уровне), но гораздо более тонкое тактическое мастерство, необходимое для того, чтобы использовать преимущества местности при перемещении сил и размещении оружия против конкретного врага в конкретное время в конкретном месте. Здесь становятся чрезвычайно важными такие качества, как врожденные способности, а также военная подготовка – как экипажей бронемашин, так и противостоящих им ракетных расчетов. Умеют ли они действовать на поле боя, защищая себя и нанося урон врагу? Способны ли младшие командиры быстро «считывать» местность и непосредственную ситуацию битвы? Смогут ли они интуитивно выбрать лучшие секторы огня или лучшие пути выдвижения?
Лидерство, боевой дух, удача
Мастерство, или навык, – это, безусловно, личное качество, но сражения ведут экипажи бронемашин и ракетные расчеты, то есть группы, сколь угодно малые. Поэтому важно не столько личное мастерство, сколько мастерство групповое, которое зависит от компетентности командира. Отбирались ли командиры пехотных расчетов за свои тактические способности или, скорее, за послушание, чем за одаренность? Являются ли младшие офицеры подразделений бронетехники настоящими лидерами, желающими действовать по собственной инициативе, или же они всего-навсего следуют приказам старших по званию офицеров в цепочке командования?
Впрочем, компетентного лидерства недостаточно без солдат, готовых идти навстречу опасности. Когда начинается тактическая схватка – под грохот артиллерийских залпов, под зловещий стрекот пулеметов, под смертоносные взрывы минометных снарядов, когда земля, кажется, вот-вот взлетит в небо, когда ракета попадает в бронемашину или в танк и те горят или взрываются, когда пехотинцы ракетных расчетов видят, что их товарищи, минуту назад целые и невредимые, убиты или ранены, – то есть едва начинается настоящий бой, становится ясным, что его исход определяет нечто гораздо большее, нежели просто умелое лидерство.
Естественный инстинкт заставляет экипажи атакующих бронемашин задерживаться в любом безопасном убежище на местности, а не продолжать движение по неизведанной территории против невидимого врага и его смертельных ракет. Тот же могучий инстинкт вынуждает пехотинцев бежать, а не удерживать позиции при виде неумолимо надвигающихся стальных чудищ. Ракетные установки внезапно кажутся ничтожно слабыми и ненадежными, в противовес математической вероятности того, что через несколько минут защитники будут раздавлены гусеницами надвигающихся танков и бронетранспортеров, если не удастся поразить цели. Преодолеть инстинкт самосохранения и сделать возможным участие солдат в реальном сражении позволяют три великих «неосязаемых фактора», обычно культивируемые во всех армиях мира: муштрой на плацу (чтобы довести послушание до автоматизма), посредством речей, призывов, песен и флагов (чтобы внушить гордость), а также посредством наказаний и наград – это личный боевой дух, групповая дисциплина и сплоченность подразделения. Среди них важнейшим, но не поддающимся измерению фактором выступает, как правило, сплоченность малого подразделения, потому что готовность людей сражаться друг за друга выдерживает ужасающее воздействие битвы гораздо лучше, чем все прочие источники боевого духа.
Поэтому на тактическом уровне стратегии такие неосязаемые факторы, как мастерство, лидерство, боевой дух, дисциплина и сплоченность подразделения, образуют единое целое и обычно определяют исход боя. Вот почему оценки военного баланса сил, не заходящие дальше технического уровня, столь систематически оказываются ошибочными: сравнивая списки оружия с той и с другой стороны, они с соблазнительной точностью исключают из этого сравнения весомую часть целого.
Есть и еще один фактор, оказывающий сильное влияние в пределах любой тактической стычки: это удача, то есть счастливый случай и вероятность, шанс того, что бойцы той или другой стороны окажутся утомлены недосыпанием, изнурены испорченным пропитанием, будут страдать от истощения вследствие нехватки продовольствия, не справятся со страхом после предыдущей битвы или станут проклинать погоду. В Центральной Европе мгла или густой туман ложатся часто на протяжении многих месяцев в году. Благодаря этому танки и бронетранспортеры могут внезапно появиться перед обороняющимися, почти не оставив им времени на то, чтобы выпустить хотя бы одну ракету (даже если допустить, что пехота осталась на месте, будучи деморализованной внезапным ревом надвигающейся невидимой бронетехники).
Асимметрия нападения и отступления
Все, что принимается в расчет на тактическом уровне, имеет свои соответствия в других видах военных действий – в небе и на море ровно так же, как на суше. Но влияют ли факторы местности, мастерства, лидерства, боевого духа и удачи одинаково на обе стороны? Меняет ли включение этих факторов в нашу картину те категоричные выводы, к каким мы пришли на техническом уровне? По-прежнему ли верно, что пехота, вооруженная противотанковыми ракетами, способна действовать эффективно против советских бронетанковых войск, защищая Центральную Европу? Ответом на эти вопросы будет решительное «да».
Во-первых, потребности двух сторон неодинаковы. Советским бронетанковым войскам нужно лишь двигаться вперед, чтобы выполнить свою задачу. Большинству экипажей пришлось бы вести машины и стрелять из узких смотровых щелей, а от большей части устрашающих сцен и звуков боя их защищали бы бронеплиты и ревущие двигатели. Чтобы наступать в верном направлении и толково использовать местность, необходимо, конечно же, лидерство, которое призваны обеспечить младшие офицеры во главе колонн; но от экипажей бронетехники такой инициативы не требуется.
Напротив, находящаяся в обороне пехота с ракетами не может полезно участвовать в бою чисто механически, в состоянии ограниченного осознавания. Для полноценного участия ей нужно сохранять бдительность, чтобы замечать цели издалека, несмотря на мглу, туман и возможный дым, естественный или искусственный. Затем следует спокойно взять цели на прицел и хладнокровно выбрать момент для пуска ракет, а это непросто, поскольку стрелять лучше на предельном расстоянии, но чем длиннее дистанция, тем вероятнее, что появится «мертвое пространство», в котором наступающий танк может скрываться достаточно долго для ускользания от летящей в него ракеты. После запуска оператор должен держать подвижную цель на прицеле в течение долгих секунд полета ракеты – до взрыва (первые ракеты, основанные на принципе «выстрелил и забыл», начали производиться только сейчас). В течение всей этой процедуры, от обнаружения цели до попадания, ракетчики должны исполнять свои нелегкие задачи, пока их чувства подвергаются атаке звуками и сценами битвы, и отвлечься даже на секунду – значит утратить контроль над летящей ракетой.
Прибавим сюда значительную асимметрию в физической защищенности при отсутствии мощных укреплений. Бронетехника уязвима лишь для ракет, для других танков и мин, зато защитники уязвимы для всех видов оружия на поле боя: для пулеметов, минометов, гранатометов, танковых пушек и, самое главное, для огня артиллерии поддержки, предваряющего наступление бронетехники. Вдобавок к смертям и ранениям все эти виды огня могут вывести пехоту с ракетами из строя тактически, вынуждая людей искать укрытия, а не поражать цели.
В действительности против защитников работают не только их собственные чувства, но и мысли. Наступающую бронетехнику подпирают другие части, идущие за ней следом. Если не считать общего направления атаки, бронетанковые подразделения обладают свободой выбора, на решения их командиров и членов экипажа лишь в малой степени влияет мощь противостоящей им защиты, о которой они знают очень мало и, конечно, не могут рассчитать заранее. Зато у защищающихся есть отличная возможность выполнить соответствующие расчеты: даже при полной видимости максимальная дальность боя для них не превышает 4000 метров; если вражеская техника наступает на скорости всего 15 километров в час, то у пехоты будет только 16 минут на стрельбу, прежде чем танки и боевые машины прорвутся. А если видимость ухудшается из-за дымки или тумана, боевое расстояние сокращается заодно со сроком эффективной стрельбы. В Центральной Европе даже 1500 метров и шесть минут боя можно счесть излишне оптимистичными. Теоретически каждый ракетный расчет мог бы стрелять по новой цели каждую минуту, и так иногда делают на огневых стрельбищах в мирное время. Но в настоящем бою эта последовательность, от обнаружения цели до ее поражения, позволяет делать максимум один выстрел в две минуты, причем техническая вероятность попадания равняется 38 процентам, если никакой вражеский огонь не снижает полезность действий расчета.
Поэтому чтобы решить, возможно ли удержать линию обороны или же единственной альтернативой гибели или плену будет отступление, защитники должны оценить, сколько танков и боевых машин пехоты на них наступает. Если количество техники больше, чем по одной машине на каждый ракетный расчет, переживший артобстрел и прямой огонь, тогда пехотинцам придется осознать, что они лишатся жизни или свободы в ближайшие несколько минут. Поскольку в нашем условном случае врагом выступает Советская армия, а защитники оказались по прихоти судьбы перед ее колоннами, им следует ожидать худшего: танков и бронетранспортеров в поле зрения может быть не очень много, но это лишь начало – вскоре появятся многочисленные другие. Это изобилие бронетехники выступает причиной, по которой концепция пехоты с ракетами, поставленная во главу угла, может вылиться только в деморализующую тактическую ситуацию, единственным выходом из которой будет не стойкая оборона, а принцип «выпустить ракету-другую и быстро отступить».
В силу всего сказанного первоначальный вывод на техническом уровне сильно видоизменяется. Рассматривая столкновение на тактическом уровне, мы видим, что защитники уже не могут надеяться на уничтожение танка, который стоит стократно дороже одной ракеты, затратив всего 2,56 ракеты, или боевой машины пехоты, стоящей минимум в 15 раз дороже одной ракеты, затратив всего 1,8 ракеты, и при этом добиться отличного соотношения в 1:39 для танков и в 1:8 для БМП. Часть пехоты вместе с ее ракетными установками гибнет под предварительным артобстрелом из пушек и минометов, а также под прямым огнем, не успев вступить в схватку; другая часть неспособна обнаружить и поразить хотя бы одну цель в течение нескольких минут боестолкновения из-за дымовых помех; третья часть теряет управление ракетами, уже летящими к цели, из-за ударной волны и шока от взрывов вокруг.
Так сколько же ракетных установок потребуется в тактической реальности для того, чтобы уничтожить танк или боевую машину пехоты? Десять или двадцать, как подсказывает опыт войн на Ближнем Востоке? Или больше, потому что в Центральной Европе нет такой великолепной видимости? Поскольку различия в стоимости настолько велики, стоимостное соотношение, пожалуй, останется благоприятным для ракетных расчетов, но уже не в такой мере. Поэтому наш вывод, сделанный на тактическом уровне (пусть и предварительный), таков: концепция пехоты с ракетами далеко не такая многообещающая, какой казалась поначалу на техническом уровне. Теперь мы знаем, что ее успех в огромной степени будет зависеть от качеств людей, участвующих в битве. Неосязаемые факторы боевого духа, дисциплины и сплоченности в бою всегда важнее, чем факторы материальные, но в данном случае это особенно верно, потому что обороняющиеся выдерживают куда больший стресс, нежели нападающие (это показательная асимметрия, составляющая ключевой недостаток данной концепции).
Итак, мы выяснили, что достоинства предложения положиться на пехоту с ракетами на самом деле определяются факторами, которые ранее могли бы показаться сугубо административными. Будет ли такая пехота укомплектована местными подразделениями, состоящими из друзей и соседей, многим друг другу обязанных, прошедших проверку на совместимость и столь серьезную подготовку, какую позволяет тренировка в свободное от работы время? Или же резервистами, проходившими действительную военную службу много лет назад, которых соберут со всей страны и которые встретятся друг с другом лишь перед боем? Или же такая пехота должна быть элитным корпусом тщательно отобранных молодых людей, подготовленных и управляемых таким образом, чтобы обеспечить высочайший боевой дух?
Но если это так, то какими соображениями должны будут руководствоваться богатые страны НАТО, отбирая своих лучших людей для сражений дешевым оружием с врагами из стран Варшавского договора, которые куда беднее, но куда лучше вооружены?
Таким образом, на тактическом уровне стратегии мы встречаемся со всеми сложностями человеческого измерения боя, ибо он разворачивается в уникальном контексте времени и места. Из-за непредсказуемости погоды и изменчивости прочих обстоятельств даже войска, одинаково укомплектованные и вооруженные, действующие сходными способами на одной и той же местности, не могут дважды провести в точности одинаковые сражения и добиться в точности того же результата. Разумеется, шансы взаимно упраздняют друг друга, и, полагаясь на вероятностные оценки на основе наблюдений множества событий (точность оружия, особенности климата), мы можем делать более достоверные выводы на тактическом уровне – но даже это возможно лишь для конкретных войск с конкретным вооружением, а также с конкретными человеческими характеристиками.
Мудрость тактических наставлений в детализированном ремесле войны не заходит слишком далеко и не существует слишком долго. Нет ничего верного или ошибочного, что не зависело бы от специфического характера противника и от специфического действия оружия. Тот или иной способ нападения на вражеский аванпост, способ воздушного перехвата или нападения на вражеский корабль может быть либо самоубийственно дерзким, либо чрезмерно робким, в зависимости от характеристик противостоящих сил. Пособия по тактике нужно переписывать всякий раз, когда появляется некое новое оружие, преображающее то, что считалось невозможным, в простую обыденность, а то, что некогда было вполне надежным, – в недопустимо опасное. Ныне, штудируя древние тексты по тактике, мы извлекаем оттуда советы непреходящей ценности, но было бы нелепо ожидать от них чего-то большего, нежели банальностей. А при чтении куда менее интересных тактических пособий времен двух мировых войн мы обнаруживаем, что они устарели в той же мере. Поэтому тактика – это занятие профессионалов своего времени, а любая нормативная «стратегия», отстаивающая ту или иную линию поведения для той или иной страны, в лучшем случае имеет лишь временную ценность – в отличие от стратегии как таковой, которая ничего не предписывает, а лишь характеризует неизменные явления, существующие вне зависимости от того, знаем мы о них или нет.
Пределы тактики
В нашем «фотографическом» взгляде на столкновение между пехотой с ракетами и наступающими бронетанковыми частями мы не допускали никаких изменений в тактике обеих сторон. Не предусматривалось никакой реакции на успех или неудачу, которая могла бы породить дальнейшие реакции с той или другой стороны, и так далее. Предполагается попросту, что обе стороны будут придерживаться простой тактики лобовой атаки и лобовой обороны, пусть и уделяя должное внимание особенностям местности.
Это упрощение может быть полезным для первого столкновения между начальной волной наступающей советской бронетехники и оборонительной линией пехоты с ракетами. Но если оборона сумеет отразить начальную атаку, за нею неизбежно последует реакция: защиту попытаются либо подавить более сильным артиллерийским огнем, либо обойти каким-то способом. Оборона также может отреагировать, воспользовавшись временем, выигранным благодаря своему первому успеху. Она либо сменит позиции, либо выдвинет группы «охотников» с противотанковыми ракетами при наличии подходящего рельефа или растительного покрова для укрытия, либо спланирует засаду, в которую угодит следующая волна атаки, чтобы оказаться под ударом с тыла. Тем самым начнется новый раунд битвы.
Те конкретные войска, которые мы рассматривали, не являются, впрочем, независимыми агентами, преследующими собственные цели. То, что для них является боем в его целости, то, что в действительности составляет все их существование в это время, – лишь фрагмент целого сражения для высших уровней командования и для национальных властей с обеих сторон. Именно последние разрабатывают планы и принимают решения, итогом которых становится конкретный бой. Когда бой начинается, они стараются удерживать контроль над ходом битвы, реагируя на возникающие обстоятельства – могут усилить артиллерию или обеспечить поддержку с воздуха подразделениям, уже участвующим в бою. Порой они жертвуют этими подразделениями, оставляют их сражаться в одиночку – либо для того, чтобы до конца использовать сдерживающую мощь в обороне, либо чтобы сохранить вектор атаки в наступлении, пускай силы конкретных частей тают и они превращаются в простую видимость. Когда части на поле боя полностью вовлечены в сражение и, быть может, поглощены борьбой за собственное выживание, высшие эшелоны способны уверенно контролировать лишь новые подкрепления, направлять те на новые оборонительные позиции по своему выбору или, если речь идет о наступлении, задавать новые векторы атаки. Даже при наличии разветвленных средств мгновенной связи невозможен сиюминутный контроль над подразделениями, уже вовлеченными в битву с врагом, ибо в таком случае то, что можно сделать, прямо зависит от поведения врага.
Значит, взаимосвязь между действием и противодействием уже не сводится к тактическому уровню. Нам нужна совсем иная, гораздо более широкая перспектива, чтобы продолжать исследование. В этой перспективе детали местности теряют свое значение, когда все множество вражеских войск рассматривается на гораздо более обширном пространстве Для этого нужно подняться на следующий уровень стратегии, предварительно отметив, что, пусть мы берем в пример эпизод наземной войны, в любом другом виде военных действий, в прошлом и в будущем, на море, в воздухе, даже в космосе – включая те виды, которые неточно называют «стратегическими»[72], – должен быть свой тактический уровень.