клендских островов? Разве опыт этих войн не подсказывает гораздо более простого объяснения? А именно — все зависит от предполагаемой важности предприятия, от объективной стоимости того, что ставится на кон, или (что более реалистично) — от способности политических лидеров оправдать необходимость войны. В конце концов, даже во время Второй мировой войны военнослужащие горько сетовали, если их отправляли на фронты, которые считались второстепенными, и быстро присваивали им эпитет «забытые» (почти официальное название Бирманского фронта в 1944 году). Конечно, сражениям и связанным с ними жертвам противятся тем сильнее, чем менее убедительны официальные оправдания. Поэтому может показаться, что новая семейная демография и проистекающий из нее «мамизм», по большому счету, не относятся к делу, и важно лишь то, что было важно всегда: значительность интересов, которые ставятся на кон, политическая оркестровка события и лидерство.
В этих возражениях, несомненно, есть некий резон, но они не вполне убедительны. Прежде всего, если жизни людей можно подвергать опасности в ситуациях, занимающих выдающееся место на национальной сцене, то лишь в тех случаях, когда кризис достиг крайней остроты, то есть либо при непосредственной угрозе войны, либо когда она уже идет. А это само по себе исключает наиболее эффективное применение силы — скорее раньше, чем позднее, скорее в меньших масштабах, чем в больших, скорее для того, чтобы предотвратить эскалацию, чем для того, чтобы действительно воевать.
Еще важнее другое: использовать силу лишь тогда, когда налицо убедительное оправдание тому, подходит скорее малым государствам, подвергающимся угрозе. Для великой державы это слишком стеснительное условие. Великая держава не может быть таковой, если не выдвигает всевозможных притязаний, выходящих далеко за рамки ее непосредственной безопасности, чтобы защитить своих союзников и клиентов, а также отстоять другие интересы, не являющиеся для нее жизненно важными. Поэтому она должна идти на риск войны с целями, которые вполне могут быть неясными, — возможно, в малоизвестных отдаленных землях, в таких ситуациях, когда воевать она не вынуждена, но сознательно делает такой выбор.
Несомненно, даже сегодня выдающиеся усилия исключительно решительных лидеров, искусных в политическом руководстве, могут соответственно расширить область свободы их действий, отчасти преодолевая нежелание идти на жертвы. Именно это случилось и во время войны в Персидском заливе в 1990–1991 годах, и раньше, при отвоевании Фолклендских островов: эти предприятия были бы невозможны, если бы не исключительное лидерство президента Буша и премьер-министра Маргарет Тэтчер. В действительности решающим фактором стало именно это, а не очевидная важность задачи воспрепятствовать Ираку взять в свои руки контроль над саудовской и кувейтской нефтью или же незначительность Фолклендских островов для каких бы то ни было практических целей. (Еще одна иллюстрация того, что «объективная» ценность интересов, ставящихся на кон, может не играть никакой роли.)
Лидерство действительно важно, но повседневное существование великой державы не может зависеть от более или менее случайного наличия исключительного военного лидерства. Более того: следует вспомнить, что весьма низкое мнение о боевой мощи Аргентины (во всяком случае, недооценка силы аргентинских ВВС) и проистекающая из этого вера в то, что жертв будет очень мало, стали ключевыми моментами в решении Британии начать войну на Фолклендах. Схожим образом стремление снизить численность жертв было лейтмотивом всей войны в Персидском заливе, начиная с первой операции «Щит пустыни», которая сначала подавалась как сугубо оборонительная, заканчивая внезапным решением свернуть наземную войну, как только иракцы ушли из Кувейта, а Саддам Хусейн еще оставался у власти. (Правда, имелись и другие причины отказаться от атак на иракскую армию, а именно страх того, что если армия Ирака будет полностью уничтожена, угроза будет исходить от Ирана.) Как бы то ни было, представляется ясным, что свобода действий, обретенная благодаря успешному лидерству, все еще довольно узка — нетрудно догадаться, что довелось бы испытать президенту Бушу, если бы число жертв за всю войну в Персидском заливе достигло уровня одного-единственного дня серьезной битвы в любой из двух мировых войн.
Данные новой семейной демографии свидетельствуют, что ни одна из развитых стран с низким уровнем рождаемости больше не может играть роль классической великой державы: ни США, ни Россия, ни Британия, ни Франция, ни, тем более, — Германия и Япония. Иные из них еще обладают атрибутами военной силы или экономической базой для развития военного потенциала, но их общество настолько не переносит жертв, что в действительности демилитаризовано или близко к этому.
Если оставить в стороне самооборону и такие исключительные случаи, как война в Персидском заливе, общество согласно мириться только с такой войной, которую можно вести одними лишь бомбардировками на дальние расстояния, не подвергая риску солдат на суше. Многого можно добиться с помощью ВВС, подвергая риску жизни лишь немногих солдат; ВМФ тоже может быть иногда полезен; уже сейчас есть некоторые виды роботизированного оружия, и их будет еще больше. Но Босния, Сомали и Гаити напоминают нам, что типичное для великой державы занятие, «восстановление порядка», все еще требует сухопутных войск. В конце концов, без пехоты, пусть и механизированной, не обойтись — а теперь ее применяют очень мало, опасаясь жертв. Конечно, страны мира с высоким уровнем рождаемости пока все же могут воевать по собственному выбору, и в последние годы некоторые из них так и поступали. Но даже у очень немногих из этих государств, обладающих боеспособными вооруженными силами, нет других ресурсов, которыми располагают великие державы — например, возможности вести военные действия на дальних расстояниях или широкой сети разведки.
Ко времени написания этой книги военные власти США и Европы все еще вынуждены бороться с постгероическими ограничениями, само существование которых они склонны отрицать. Командование сухопутных войск (а в случае США — также и морской пехоты) не может смириться с тем, что их боевой личный состав стал по большей части неприменим в сражении, если не считать крайне редкой ситуации оборонительной войны. Представления держав о самих себе, господствующая культура, а также грубо материальные бюрократические интересы в получении неиссякающих бюджетных средств — все это препятствует признанию постгероических реалий. Взамен по-прежнему притязают на то, что войска, классифицируемые как боеготовные, действительно готовы к бою. Конечно, это порождает проблемы, когда на деле предстоит сражение, пусть даже самое незначительное. Так, в 1998 году гражданские власти США стали требовать поимки Радована Караджича и Ратко Младича, выступавших соответственно как политический и гражданский вожди боснийских сербов во время гражданской войны в Югославии, и дальнейшего суда над ними. Оба они были объявлены военными преступниками, несущими личную ответственность за страшные зверства.
В рамках созданного именно ради этого случая подразделения под кодовым названием «Янтарная звезда», действия которого планировались в НАТО, Агентство национальной безопасности США (специализировавшееся на удаленной электронной разведке), Балканская специальная группа ЦРУ (отвечающая за операции на месте), агенты ФБР и отряд судебных приставов из США (специалистов по конвоированию арестованных) получили задание вести постоянное наблюдение над обеими целями. Особой сложности это не составляло, потому что Караджич, которого трудно было не узнать, то и дело проезжал через КПП армии США в тогдашней Боснии, причем совершенно беспрепятственно, ибо военные командиры США старались избегать конфронтации с боснийскими сербами. В то же время Объединенный комитет начальников штабов США уполномочил Особое оперативное командование, которое отвечает за подразделения коммандос и отборные элитные войска, спланировать захват — совместно с руководством британских сил специального назначения. Был тщательно и во всех подробностях подготовлен Приемлемый план, предусматривавший применение всей полноты имеющихся средств. Хотя Караджич обычно передвигался с небольшим эскортом, снабженным лишь легким вооружением, а о Младиче было известно, что он живет как обычный горожанин в Белграде, Объединенный комитет настаивал на полномасштабной операции, чтобы избежать опасности, которой могли подвергнуться коммандос. Объединенный штаб, приданный командующим видами вооруженных сил и представляющий все четыре рода войск, то есть сухопутные, ВМФ, морскую пехоту и ВВС, потребовал, чтобы рейды проводились значительно превосходящими силами, дабы избежать опасностей, заложенных в любой маломасштабной операции с участием коммандос.
Более года и десятки миллионов долларов были потрачены на эту подготовку. Но, когда все, наконец было готово, Объединенный комитет начальников штабов США отказался дать «добро» на эту миссию, сославшись на то, что боснийские сербы могут отомстить, напав на солдат США, несущих обязанности миротворцев в Боснии[54]. С начала и до конца решающим пунктом в размышлениях военного командования США была возможность жертв — даже самых незначительных.
В прошлом страны, не желающие нести потери в сражениях, обращались к услугам наемников: как чужеземных, так и местных добровольцев, отколовшихся от своей нации. Совершенно справедливо отмечалось, что США, равно как и другим постгероическим обществам, следовало бы перенять модель Британии в обращении с гуркхами, то есть нанимать солдат, желающих сражаться в странах с иными, подходящими для этого культурами, — если не вербовать добровольцев в самом Непале, как по-прежнему делает британская армия. Пусть и наемники, эти бойцы могли бы обладать высокой квалификацией, а общее этническое происхождение обеспечило бы их сплоченность. На практике гуркхи или равноценные им солдаты должны были бы составить пехоту под командованием «настоящих» американских или европейских офицеров, которые предоставили бы также более совершенные в техническом плане формы боевого обеспечения, гораздо менее подверженные риску в сражении. Другой возможный вариант — воспроизвести модель французского Иностранного легиона с американскими или европейскими офицерами, командующими подразделениями, составленными из иностранных и