Далее мы видим, что ракета уверенно достигает своей цели. Испытав некоторое количество таких ракет, мы обнаружим, что всякий раз 90 процентов из них попадают в цель. Ракеты с кумулятивной боевой частью без труда пробьют тонкую броню БМП благодаря потоку сверхскоростной плазмы, которая уничтожит всё и всех внутри. Танк может нести на себе толстые плиты самой современной композитной брони на основе керамики с так называемыми ячейками активной брони поверх нее, но в нашем «стоп-кадре» мы рассматриваем столь же современные ракеты с точными системами наведения и с боевой частью, диаметр которой достаточен для того, чтобы пробить даже самую толстую лобовую броню.
Экипаж танка, конечно же, стреляет и из пулеметов, и даже из пушки — возможно, даже осколочными или кассетными боеприпасами. Или же, если это боевая машина пехоты, стреляет и пехотный десант, и экипаж — возможно, также из малых минометов или гранатометов вдобавок к нескольким пулеметам. Но дальнобойность ракеты выше, чем у любого из этих видов оружия, кроме танковой пушки. Поэтому у ракетного расчета есть прекрасный шанс уничтожить свою цель, то есть боевую машину, прежде, чем оказаться в зоне досягаемости ее пулеметов и до того, как наводчик пушки сможет засечь перемещающуюся ракетную установку. Ночью ничего не меняется, поскольку обе стороны применяют приборы ночного видения. Правда, поскольку машины могут генерировать энергию и охлаждение, у них, вероятно, имеются инфракрасные прицелы дальнего обзора, превосходящие пехотные оптические приборы ночного видения. Но, в противовес этой разнице в оборудовании налицо также разница в контрасте целей: танки и бронемашины, конечно, куда больше по размерам, они издают громкий шум, а потому их гораздо легче обнаружить ночью.
Простые цифры способны описать все, что мы наблюдаем на техническом уровне стратегии. Прибегая к грубым прикидкам, мы можем дать такие предварительные оценки: 90 % всех ракет сработают безотказно, 60 %, в свою очередь, поразят цель, 80 % из них пробьют танковую броню, а из них 90 % нанесут ущерб, выводящий танк из строя — таким образом, мы получаем 39 % совокупной возможности успеха. Поэтому в прямых дуэлях, которые в нашем абстрактном рассмотрении ведутся умелыми и бесстрастными экипажами и расчетами, 2,56 ракеты уничтожат один танк, стоящий в 100 раз больше, а 1,8 ракеты уничтожат бронемашину пехоты, стоящую более чем в 15 раз дороже (в данном случае пробивание тонкой брони и выведение машины из строя можно приравнять друг к другу, поскольку броня тонкая и попадание почти всегда будет равносильно уничтожению).
Мы видим, что применительно к цене эффективность ракеты несравненно выше эффективности бронемашины на этом техническом уровне (например, ракеты стоимостью в $51 200 уничтожат танк, стоящий два миллиона долларов). Но сама по себе эта разница может не значить почти ничего, если не учитывать общие военные ресурсы обеих сторон: в то время, когда пишется эта книга, США в обычном порядке применяют крылатые ракеты стоимостью в миллион долларов и больше против лачуг и укрытий в Афганистане или против иракских бараков, где размещаются радиостанции. Однако в нашем примере у Советского Союза не было никакого превосходства в общем количестве военных ресурсов: он, конечно, не мог затратить на противостояние каждой ракете 39 танков или 8,3 пехотных бронемашины, чтобы подавить все ракеты численностью.
На этом мы могли бы, как часто делается, остановиться и выдать полученный технический результат за окончательный — каковым он мог бы и стать, если бы мы рассматривали, скажем, столкновение баллистических и антибаллистических ракет в огромном абстрактном космическом пространстве. Тогда любая эффективность применительно к цене служила бы достаточным основанием для того, например, чтобы определить возможность самого предприятия. Однако рассмотрение дуэли, происходящей на техническом уровне между наступающей бронетехникой и противотанковыми ракетами, даст нам картину лишь частичную и предварительную.
Разумеется, технический уровень обладает собственным значением, причем в наше время гораздо большим, чем в историческом прошлом, когда различия в технических возможностях были обычно невелики. Сегодня последние модели реактивных истребителей, танков или подводных лодок могут несравненно существеннее превзойти своих не столь современных предшественников, чем это было в случае незначительных качественных различий между двумя хорошими мечами или удобными щитами. Исключения немногочисленны. Например, в IV веке гунны обладали решающим техническим преимуществом благодаря своим составным лукам, достаточно коротким для того, чтобы стрелять с лошади, но вместе с тем обладавшими невиданными до тех пор дальнобойностью, точностью и убойной силой.
Границы технического уровня стратегии не произвольны. В их пределах различные виды оружия и их взаимодействие видны очень ясно — но лишь как один слой гораздо более широкой реальности, потому что все материальные и неосязаемые факторы, влияющие на ход сражения, остаются неопределенными. Сам по себе технический уровень достаточен только для ученых и инженеров, занятых разработкой новых видов оружия. Чтобы приступить к работе, им нужно знать лишь одно: какие виды дополнительной эффективности наиболее желательны; они не обязаны и не вправе решать, какой объем эффективности нужно набрать ценою денежных сумм и/или иных военных приоритетов.
Редко когда ученые и инженеры хорошо знакомы с подробным тактическим содержанием требований, предъявляемых военными к новому типу вооружения. Как бы то ни было, их готовность считаться с этими требованиями зачастую сугубо формальна. Ученые и инженеры очень хорошо знают, что требования военных изменяются в зависимости от каждой новой тактической доктрины, от каждой новой «стратегии», тогда как оружие, которое они разрабатывают, будет применяться в течение многих лет: тридцати и более, если речь идет о боевых самолетах, и даже еще дольше, если о танках и пушках. Кроме того, ученые и инженеры, как правило, не слишком считаются с требованиями, выдвигаемыми военным командованием, которое, по их мнению, и не подозревает о полном объеме доступных ему технологических возможностей. Очень часто они отмечают, что внимание офицеров сосредоточивается на вчерашних «новейших» технологиях, которые для ученых и инженеров уже далеко не столь новы. Неуклонно повышающийся уровень технического образования военных (этот процесс начался в XVIII веке) не отменил этого разрыва, поскольку у двух упомянутых сторон различные высшие ценности: сама наука — для ученых и инженеров, военные структуры и иерархия — для военных.
Цели их тоже существенно разнятся. Для военных бюрократов наивысшее качество, которого можно достичь в отдельно взятом виде оружия, обычно приносится в жертву возможности закупить это оружие в некотором значительном количестве: ведь уменьшить численность вооруженных сил — значит подорвать основу военной иерархии. Для ученых и инженеров количественные показатели сами по себе вовсе не имеют никакой ценности: высшее качество — единственная цель их амбиций, поэтому они всегда стремятся разрабатывать самые совершенные, самые многоцелевые виды оружия, максимально эффективные на всех возможных направлениях их применения.
До Первой мировой войны таковыми были самые большие и лучше всего защищенные боевые корабли, а также орудия на железнодорожной платформе, отличавшиеся чрезвычайной дальнобойностью и волновавшие воображение инженеров. Это пришлось весьма по вкусу командованию ВМС, поскольку в те времена военно-морская доктрина делала упор на подготовке к одиночным сражениям, нацеленным на полное уничтожение врага, чтобы добиться полного превосходства на море благодаря действиям самых сильных кораблей, пусть даже малочисленных: ведь один линкор может потопить сколько угодно крейсеров. Но огромные орудия на железнодорожной платформе совсем не вписывались в тогдашнюю артиллерийскую доктрину, которая взывала к мобильности, и тем не менее их разрабатывали, не считаясь со страшной дороговизной.
До Второй мировой и во время нее пути технологического прогресса разветвлялись и множились, что привело к самым разнообразным новшествам. Некоторые из них обладали непосредственной военной ценностью (например, радар, а, в конце концов, и атомная бомба). Военная ценность других была отрицательной (самый известный пример — немецкие ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2 (V-1 и V-2 rockets), на разработку которых затратили огромные средства, хотя они не пригодились ни для какой реальной цели). Многие другие новшества, например, реактивные беспилотные крылатые ракеты-самолеты ФАУ-3 (V-3 ramjet gun), а также стотонный супертанк «Маус» поглотили скудные ресурсы Германии, даже не достигнув производственной стадии.
В настоящее время инженерные амбиции сосредоточиваются на оружии направленной энергии, таком, как бортовые лазеры (airborne lasers), достаточно мощные для того, чтобы прожечь насквозь и уничтожить ракетоносители, находящиеся далеко внизу под ними, или истребители, способные совершать крейсерские полеты на сверхзвуковой скорости (нынешние так называемые сверхзвуковые истребители очень быстро расходуют топливо, перейдя барьер скорости звука, в режиме форсажа); как самолеты типа «стеле» (Stealth), которые трудно обнаружить с помощью обычных радаров — к тому же их инфракрасное излучение и звуковые волны также сведены к минимуму; и как (в более широком масштабе) системы «революции в военном деле».
«Обнаружение-Уничтожение» («Reconnaissance-Strike»), самой сложной задачей которых остается сведение данных, собранных приборами, в единую сиюминутную картину всех многообразных и важных целей, уже распределенных по уровню приоритетности, благодаря чему атака на них требует лишь передачи координат цели расчетам крылатых ракет, самолетам-бомбардировщикам и даже артиллерийским батареям.
Между тем вследствие вчерашних инженерных амбиций появились нынешние атомные подводные лодки, превышающие размерами крейсеры времен Второй мировой войны и гораздо более дорогостоящие; авианосцы с атомными двигателями, еще большие по размерам и необычайно дорогие; а также реактивные истребители, сами по себе настолько технологически продвинутые и дорогостоящие, что в год их выпускается меньше того количества, которое может быть потеряно в течение лишь одного неудачного утра в ходе воздушного боя.