Войска, которые все же добираются до указанных им позиций, тоже ждет шок. Они обнаруживают, что для них ничего не приготовлено: нет ни окопов, ни позиций для орудий, ни еды, ни полевых кухонь, ни проводных коммуникаций для связи со штабами, а прежде всего, нет полевых складов боеприпасов, которые могли бы заменить те, что остались на фронте из-за недостатка транспорта. Кроме простой нехватки времени есть и еще одна причина неподготовленности: проникнув глубоко в тыл, наступающий противник расправился со многими транспортными подразделениями, захватив или уничтожив множество грузовиков и разметав остальные. Склады и логистические центры также были захвачены, а многие подразделения поддержки и обслуживания не могут добраться до указанных им позиций на новой линии фронта, потому что между ними и отведенными им местами назначения стоят вражеские боевые силы.
Вновь прибывшие войска обороны тем не менее начинают обосновываться на новом месте. Солдаты трудятся до седьмого пота: роют траншеи и выкапывают позиции для орудий, собирая все имеющиеся у них боеприпасы.
Время от времени работу прерывают налеты вражеской авиации; некоторые солдаты гибнут или получают ранения, что еще сильнее деморализует остальных. Продовольствия не хватает, и командиры подразделений вынуждены прибегнуть к древнему средству: они высылают в близлежащие деревни особые группы фуражиров, чтобы те взяли там все, что смогут. Но ситуация, похоже, налаживается. Новый оборонительный фронт в глубоком тылу, который был всего лишь линией на штабных картах, становится реальностью по мере того, как все больше и больше войск прибывает, >чтобы занять отведенные им позиции. Лишь несколько участков остаются незащищенными, хотя многие участки укомплектованы лишь малочисленными подразделениями, тонким слоем распределенными вдоль линии обороны. Этот новый фронт неизбежно будет слабее первоначального, потому что столько всего было оставлено или потеряно при перевозке; но высшее командование энергично собирает подкрепления и свежие припасы, где только может, и отправляет их как можно быстрее.
Утрата первоначального фронта и всей территории, расположенной между ним и новым фронтом, конечно, весьма прискорбна, но силы обороны в отступлении начинают получать некую выгоду от парадоксальной логики, способной обратить поражение в победу: высшее командование обнаруживает, что требуется меньше времени и горючего, чтобы доставлять подкрепления и припасы для снабжения нового фронта, который находится несравненно ближе, чем первый. Это тоже внушает некоторый сдержанный оптимизм. Все, что нужно силам обороны, — время, чтобы перестроить свои войска.
Но времени нет, слишком поздно. Передовые подразделения колонн глубокого проникновения уже зашли далеко за новую линию фронта и теперь захватывают центральные базы и склады, а также главные штабы, чьи офицеры, связные, служащие, повара и военные полицейские должны вступить в безнадежное сражение с атакующими боевыми колоннами танков и моторизованной пехоты.
В этой сумятице верховное командование обороны стремится восстановить контроль над ситуацией, опять перестроив свои войска на фронте: оно не видит никакой альтернативы очередному отступлению, чтобы образовать новую линию фронта еще глубже в тылу. Когда соответствующие приказы передаются по уцелевшим линиям коммуникации, некоторые фронтовые войска по-прежнему удерживают первоначальную линию фронта. Другие войска все еще находятся в процессе движения, скованные многочисленными пробками. Только те солдаты, что окапывались на новой линии фронта, могут действовать быстро. Теперь им опять приказывают отступить, чтобы образовать новый фронт. Возможно, у них еще есть энергия и решимость немедленно подчиниться; но даже те, чьи машины находятся в боевой готовности, не могут опередить вражеские колонны, которые обошли их некоторое время назад и теперь упорно катятся вперед.
Таким образом, весь мучительный процесс может повториться снова, до тех пор, пока очень малочисленная боевая сила не останется среди массы все более дезорганизованных и деморализованных войск обороны, разметанных по всей карте, оторванных от своих подразделений поддержки, отрезанных от снабжения. Начинаются массовые сдачи в плен, как только на пути действительно встретится некоторое количество вражеских солдат. Либо капитуляция, либо дальнейшее отступление в континентальном масштабе, если у обороняющихся достаточно земли для того, чтобы ее терять, — вот единственные решения, к которым может прийти верховное командование. Все это произошло с поляками в 1939 году, с французами в 1940-м, с русскими в 1941-м, а затем с армией США в Корее в 1950 году, с египтянами в 1967-м и с южновьетнамцами в 1975 году.
Только теперь тактические составные части снова приходят в соответствие с оперативным целым, и это приведет к неожиданным результатам. До тех пор пока войска обороны не приведены в состояние хаоса и смятения, любой взгляд на ход сражений с тактического уровня по-прежнему вводит в заблуждение, поскольку ничто не исправило крайней уязвимости (на тактическом уровне) длинных и тонких глубоко проникших колонн нападения. Решающее материальное и психологическое воздействие их слаженного наступления становится очевидным лишь на оперативном уровне. При таком, более широком и полном взгляде на ход сражений мы видим, что уязвимость колонн глубокого проникновения является лишь теоретической, а усиливающийся паралич обороны — неизбежным.
Глядя назад, мы понимаем, что высшее командование фатально ошиблось, отдав приказ о самом первом отступлении вместо приказа об упорных контратаках против узких проходов в линии фронта. Если бы значительная часть войск удерживалась на некотором расстоянии от линии фронта именно с этой целью, бреши в линии можно было бы быстро залатать, и колонны глубокого проникновения были бы отрезаны от снабжения, что облегчило бы их поголовное уничтожение.
Но у высшего командования сил обороны никогда не было такого ясного взгляда на ход сражений с оперативного уровня. Ни вначале, ни некоторое время спустя оно не могло даже знать о том, что враг намеревается проникнуть так глубоко: его начальные атаки были неотличимы от обычной попытки вести наступление по всей линии фронта. Сообщения о больших и малых атаках приходили с каждого участка фронта, но, по мнению штабных офицеров, складывающаяся при этом ситуация была весьма обнадеживающей. Враг, по всей видимости, затеял общее наступление. Во многих местах его атаки были на удивление слабы и потерпели неудачу. Командиры подразделений бодро рапортовали о победах сил обороны на многих участках, по обыкновению давая слишком высокую оценку численности отраженных ими вражеских сил. Врагу удалось продвинуться вперед лишь в нескольких местах, образовав немногочисленные и узкие бреши в линии фронта. Конечно, следовало ожидать новых атак, потому что враг, несомненно, попытался бы продвинуться на более широком участке — в противном случае ему пришлось бы оттянуть назад эти немногочисленные атакующие силы, чьи фланги были так опасно открыты.
Вот каким образом прямолинейная ментальность определяет восприятие. Эти «на удивление слабые» атаки врага не были опознаны как уловки, единственная цель которых— отвлечь внимание от главных сил, стремящихся прорваться прямо через фронт. Поскольку метод ведения войны, свойственный высшему командованию обороны, заключается в том, чтобы защищать линию фронта войсками, распределенными по всей ее длине, командование предполагает, что враг тоже замышляет сражаться прямолинейно, чтобы отбросить назад весь фронт посредством широкого наступления.
Маневр глубокого проникновения использует эту прямолинейную ментальность, предоставляя факты, подтверждающее ошибочное восприятие. Лучшие атакующие войска, конечно же, скапливаются напротив немногих узких участков фронта, чтобы вести битву на прорыв, а колонны бронетехники располагаются за ними, дожидаясь начала своего наступления. Но, кроме того, есть еще войска, хотя бы и слабые, напротив каждого участка фронта, и всем им, даже если они способны лишь на совсем незначительные шаги, приказано инсценировать атаки, по меньшей мере открывать огонь, как будто они собираются атаковать.
Линейный оперативный метод был вбит в умы обороняющихся годами планирования и полевых учений. Он держится прочно. Поэтому, впервые услышав, что силы врага прорвали их фронт, обороняющиеся предполагают, что враг решил предпринять ограниченное наступление или всего лишь несколько рейдов. Если войска, осуществляющие эти рейды, не перехватят, им придется отступить обратно, на свою безопасную линию фронта, прежде чем у них закончатся припасы. А если это наступление по ограниченному фронту, его открытые фланги скоро предоставят прекрасную возможность для контратак. Именно так британское и французское высшее командование истолковало первоначальное проникновение немцев в Бельгию 10 мая 1940 года, пока не пришло верное понимание методов и целей блицкрига, гитлеровской разновидности войны методом глубокого проникновения. Но точно так же были проанализированы и первые танковые атаки северокорейцев в июне 1950 года, прежде чем стало понятно, что идет полномасштабное вторжение. Подобным же образом египетское высшее командование истолковало переход войск Ариэля Шарона через Суэцкий канал 15–16 октября 1973 года. Египтяне, сами успешно пересекшие канал большими силами и удерживавшие прочный фронт на восточной, или Синайской, стороне канала, отразив серию израильских контратак, полагали, что небольшое израильское подразделение каким-то образом просочилось на ту сторону канала через брешь в их линии фронта, которая скоро будет залатана. Они думали, что это был всего лишь рейд коммандос для поднятия боевого духа, и он скоро либо отступит обратно, либо будет перехвачен и уничтожен. Когда египтяне поняли, что израильтяне вводят значительные бронетанковые силы на запад от канала и намерены пройти за египетским фронтом на Синайской стороне, чтобы отрезать его от поддержки с тыла, было уже слишком поздно: израильтяне уже переправили через канал две бронетанковые дивизии, которые продвигались к югу и к западу; отрезав южную половину египетского фронта, они стали угрожать самому Каиру.