Поэтому в случае менее радикального предложения технически превосходящая и тактически адекватная защита фронта силами пехоты с ПТУР, в конечном счете, оперативно действенна. Следующий вопрос, конечно, будет заключаться в том, насколько она действенна в сравнении с альтернативой — придать вместо пехоты с ПТУР побольше бронетанковых и моторизованных сил. Тогда это уже вопрос об оценке альтернативных вариантов, то есть о том объеме мобильной силы, которым жертвуют ради того, чтобы получить фронтовую линию пехоты, вооруженной ПТУР, с требуемыми заграждениями и силами, их охраняющими. Ответ будет зависеть частично от того, кем будет укомплектовано это формирование: немногочисленными регулярными солдатами, взятыми из мобильных сил, или же более многочисленными резервистами. Институциональные особенности, не имевшие никакого значения на техническом уровне и важные, как выяснилось, на тактическом уровне, на оперативном уровне оказываются решающими.
Поскольку пехота с ПТУР статична, есть лишь два оперативных метода ее использования: защита фронта ее собственными силами или же в сочетании с контратакующими мобильными войсками. Конечно, существуют и другие способы применения оснащенной противотанковыми ракетами пехоты, более подходящие, чем фронтальная защита, где такая пехота должна принять на себя еще не ослабленный наступательный порыв атакующих. Одна из возможностей, уже упоминавшихся выше, — «эластичная оборона» (elastic defense), способная серьезно противостоять продвижению врага лишь после того как он проникнет достаточно глубоко, чтобы его первоначальный порыв ослаб. Это, разумеется, требует соответственно глубокого отступления в строгом порядке — а также достаточно территории, которую можно потерять, не проиграв войну. Другая возможность — глубокая оборона (defense-in-depth), в форме многочисленных линий, призванных замедлить противника на каждой из них последовательно, либо в форме сильных «островов» сопротивления, призванных направлять каждое перемещение противника в заранее подготовленные огневые зоны, готовя тем самым контратаки.
Но эти варианты решений относятся не к оперативному уровню, поскольку действующие здесь факторы определяются не взаимодействием сил в бою, а, скорее, протяженностью, глубиной и характером театра войны, — а это уже следующий уровень стратегии. Кроме того, мы увидим, что как только предметом рассмотрения становится вопрос о сдаче территории по военным причинам, в силу также вступают и различные политические соображения.
Теперь уже должно быть ясно, что истощение и реляционный маневр присутствуют не только на войне, но и в подготовке к ней в мирное время — например, в исследованиях и разработке оружия. При подходе, ориентированном на истощение, цель состоит просто в том, чтобы улучшить оружие, получить все и всяческие технические преимущества, которые предлагает наука и которые можно развить с помощью доступных ресурсов и таланта. Здесь нет какой-либо особой тактической или оперативной направленности: речь лишь о тому чтобы разработать «лучшее» оружие» в смысле всех технически-эксплуатационных характеристик, которое только можно произвести за терпимую цену. Соответственно этому, вместо того чтобы совершенствовать существующее оружие или что-то к нему прибавлять, разрабатывается принципиально новое оборудование, дабы избежать ограничений, унаследованных от конструкции старого. Из-за этого, когда новое оружие наконец появится, чтобы заменить собою прежнее, потребуются также значительные и зачастую дорогостоящие изменения в порядке эксплуатации и в средствах обслуживания. Например, старые склады запасных частей больше не понадобятся, а новые еще нужно будет создать. Принципиально новое оборудование потребует также заново обучить как обслуживающий, так и эксплуатационный персонал, а это тоже может обойтись дорого.
Поэтому лишь очень серьезные преимущества в технических характеристиках могут оправдать приложенные усилия, что едва ли вероятно, если не будут достигнуты значительные инженерные успехи. А это, в свою очередь, не только повышает стоимость исследований и развития, но и требует многих лет для начального изучения и расчетов, создания модели, испытаний, новых расчетов, новых моделей и новых испытаний. Наконец, поскольку период «вынашивания» столь долог, лишь в силу случайности специфические характеристики нового оружия могут подходить для специфической конфигурации уязвимых мест противника или отвечать специфическим тактическим требованиям тех войск, которые будут это оружие применять. К тому времени, когда оно принимается на вооружение, прежние слабости врага вполне могут стать его сильными сторонами и наоборот, причем оперативные методы самих войск, для которых предназначено новое оружие, тоже могут измениться[73].
Напротив, при подходе, ориентированном на реляционный маневр, цель исследований и разработок заключается в обретении специфических возможностей, чтобы использовать столь же специфические уязвимые места врага. К тому же новшества должны подходить для тактических и оперативных методов, выработанных с той же целью. Это оборудование, чтобы быть полученным своевременно, пока предполагаемые слабые места противника все еще существуют, должно быть не полностью новым, а развиваться посредством обновления, модификации или пере комбинирования уже существующих подсистем, компонентов и частей. Само собой, это предполагает ограничения в конструкции, не позволяющие в полную силу эксплуатировать все возможности, которые теоретически предоставляет нынешнее состояние научно-технического прогресса. Это не может быть совершенно новым оборудованием, «последним словом техники» (state of the art), как говорят технологи. Кроме того, поскольку обновленные/усовершенствованные устройства вводятся в действие в относительно короткие сроки, совместимость общего обслуживания и обучения с прежним оборудованием является ключевым фактором, позволяющим избежать убийственных затрат на интеграцию — а это накладывает дополнительные ограничения на разработку конструкции. Иными словами, действительно важные технические достижения («прорывы») в данном случае куда менее вероятны. Но потери на техническом уровне могут оказаться гораздо меньше выигрыша на тактическом и оперативном уровнях. Так, например, совершенно новый танк М-1, разрабатывавшийся армией США с 1970-х годов (поначалу для войны на центральном фронте НАТО), был впервые применен в бою в 1991 году, причем не на гладких лугах Германии, а в Аравийской пустыне, и не в обороне от лавины советских танков, а в нападении на иракские войска, отступающие из Кувейта. Поскольку иракцы были сильно потрепаны обстрелами и деморализованы неделями бомбардировок, любые танки оказались бы столь же эффективны против них (французский Иностранный легион, например, успешно наступал на легких бронированных машинах). Таким образом, недостатки танка М-1 — высокий уровень потребления топлива газотурбинным двигателем и уязвимость отсека для боеприпасов, расположенного высоко в башне, — не имели ровно никакого значения, впрочем, как и его достоинства. Напротив, израильтяне в течение многих лет производили все новые и новые варианты своего танка «Меркава», каждый раз заменяя двигатель, чтобы повысить подвижность танка, и оставляя пушку и броню без изменений. Затем они заменили первоначальную пушку калибром 105 мм на более мощную, калибром 120 мм, оставив без изменений двигатель и броню; далее установили устройство телевизионного слежения при низком уровне освещенности против вертолетов (low-light TV tracking device), потом добавили броню для защиты от противотанковых ракет — и так далее. Всякий раз эти перемены, осложнялись необходимостью соответствия предшествующей конструкции. Но имелась и возможность давать быстрый ответ на новые угрозы, использовать новые удобные обстоятельства, усваивая уроки не только полевых учений и технических испытаний, но и реального боевого опыта.
То, что верно в отношении исследований и развития оружия, приложимо и к другим аспектам военной политики. Истощение предполагает независимое стремление к лучшему в самом общем смысле, будь то обучение вооруженных сил, строительство военных баз и их оснащение или же разработка оборудования. Напротив, при реляционном маневре «лучшие» решения приносятся в жертву, чтобы на первый план вышли возможности, использующие уязвимые места и ограниченность конкретных противников. Ни истощение, ни реляционный маневр никогда не выступают в чистом виде, но их соотношение обычно отражает взгляд нации на саму себя, а также общий подход к ведению войны.
Сосредоточившись на постепенном восхождении с одного уровня стратегии на другой, я оставил без внимания горизонтальное измерение — превратности действия и противодействия на каждом отдельном уровне. Это не просто некоторое ограничение реальности: это ее прямое искажение, поскольку вертикальное взаимодействие между различными уровнями оказывает влияние (и претерпевает воздействие) парадоксальной логики в пределах горизонтального измерения на каждом уровне, что и приводит к возникновению цепочки: успех, кульминация и упадок. Если, например, в бою появляется новое оружие, то в ответ на эту контрмеру противника на техническом уровне может быть дан ответ в виде тактического противодействия, которое, в свою очередь, вызывает ответ врага уже на оперативном уровне. Допустим, враг внедряет более совершенные противовоздушные ракеты, когда война уже началась, и у вас нет времени отвечать ему на том же, техническом уровне, разрабатывая электронные контрмеры, на которые уйдет несколько месяцев или даже лет. Единственная возможная реакция в этом случае — тактический ход: летать на самых малых высотах, ниже минимальной высоты действия этих ракет, и атаковать в первую очередь сами эти ракеты. У врага тоже нет времени на то, чтобы дать ответ на техническом уровне и разработать новые ракеты, способные поражать цели, летящие с большой скоростью на низкой высоте, а тактический ответ — добавить скорострельную зенитку к каждой ракетной установке — едва ли будет адекватным. Поэтому главный ответ противника может быть оперативным — изменить технологию противов