ассказал, что его солдаты были в ужасе, когда слышали начало налета этих тяжелых бомбардировщиков… звук вибрации земли от бомбежек можно было слышать и чувствовать на… расстоянии многих миль. Звуковые эффекты вызывали у солдат оцепенение и страх, потому что они с ужасом думали, что станут следующей мишенью»[157].
Мы отвергаем подобные свидетельства не потому, что ставим под сомнение их достоверность, — но потому, что они вводят в заблуждение, даже будучи верными. Конечно, разрывавшиеся среди иракских солдат бомбы сеяли ужас, мрачные предчувствия и страх — точно такой же временный эффект наблюдался во Вьетнаме и во всех предыдущих воздушных войнах, но этот эффект немедленно испарялся, когда прекращалась бомбежка. Однако воздействие атак с помощью управляемых боезарядов, которые прервали движение на иракских шоссейных и железных дорогах, не было ни психологическим, ни временным, а скорее физическим и постоянным. Когда шоссейные и железнодорожные мосты выводились из строя бомбардировками, первые поначалу еще можно было обойти, частично восстановить или заменить понтонами, но железная дорога Багдад — Басра, по которой перевозилось подавляющее количество военных грузов для снабжения войск, полностью замерла. Это усилило зависимость иракцев от снабжения автотранспортом. После этого были поражены отремонтированные мосты и понтоны, что привело к огромному скоплению транспорта на дорогах. Затем на длинные вереницы машин налетали тактические штурмовики. В результате лишь немногие водители отваживались продолжить путь, но машин, оставшихся в целости, в любом случае было немного.
Поэтому боевой дух отдельных иракских солдат в целом не имел никакого значения. Были ли иракские солдаты полностью деморализованы бомбежками или по-прежнему столь же фанатичны (как войска СС в свои лучшие дни), их подразделения не могли ни наступать, ни отступать, ни выжить, оставаясь на месте после того, как снабжение было прервано ударами с воздуха. Все это делает атаки на «боевой дух» бессмысленной жестокостью и пустой тратой сил.
То, что прерывание путей снабжения в любом случае заставило бы иракские войска уйти из Кувейта или вызвало бы у них внутренний коллапс из-за голода и жажды, представляется в ретроспективе довольно очевидным. Но и во время войны в Персидском заливе, и до нее сторонники раннего начала наземного наступления яростно настаивали на том, что воспрещение с воздуха «никогда не работает», часто приводя в доказательство опыт Вьетнамской войны. Таким образом, условия Вьетнама с его многочисленными путями с севера на юг через Лаос и Камбоджу, с густыми джунглями, скрывающими большинство участков дорог от наблюдения и атак с воздуха, с множеством пеших носильщиков и велосипедистов наряду с конвоями грузовиков, приравнивались к ситуации в Ираке и Кувейте[158]. Иракские войска были слишком многочисленны для того, чтобы снабжаться столь ненадежным способом, как доставка припасов на верблюдах по ночам. Они зависели от железнодорожной линии на Басру и от двух шоссе с большим количеством важных мостов, которые были ясно видны в пустынной местности без всякого природного прикрытия, а потому полностью доступны для наблюдения и атаки с воздуха. Кроме того, Вьетнам отнюдь не засушливая страна, там хватает риса и воды. Даже если бы линии снабжения северовьетнамских войск были полностью перерезаны, они все равно не испытывали бы недостатка в еде или питье, нуждаясь лишь в пополнении боеприпасов — но и эту потребность можно контролировать, за исключением случаев необходимой обороны против наземных сил противника[159]. Напротив, иракским войскам в Кувейте пополнение снабжения требовалось даже в отсутствие наземных боевых действий, и прервать его было куда проще. Логистическая уязвимость югославской армии в Косове была еще более низкой, чем у северовьетнамцев в Индокитае, несмотря на отсутствие прикрытия в виде густых джунглей: многочисленные дороги, достаточное количество местных источников снабжения и никаких наземных боевых действий, требовавших пополнения боеприпасов.
Перед войной в Персидском заливе также выдвигался аргумент, что воспрещение будет неэффективным, поскольку запасы иракских войск в Кувейте якобы огромны (некоторые оценки исходили из шестимесячного запаса воды и продовольствия). Это стало бы уникальным достижением логистики, но оценки были просто неверны. У некоторых иракских дивизий были месячные запасы самого необходимого. Но воспрещение с воздуха, способное прекратить движение по железным и шоссейным дорогам, может также и атаковать сами склады с запасами — и именно это и произошло: «Другой офицер заявил, что у его дивизии были заготовленные запасы еды, воды и боеприпасов на один месяц. Атаки с воздуха уничтожили 80 % этих припасов»[160].
Воспрещение с воздуха снабжения иракцами своих войск в Кувейте было, таким образом, очень эффективным, и оно могло бы сделать наземное наступление вообще ненужным, длясь достаточно долго — если при этом предполагать (чего, может быть, и не следует делать), что стратегическая цель всей операции была одна: добиться вывода иракских войск из Кувейта. Но, хотя аналогия с Вьетнамом решительно не подходит, она напоминает нам, что воспрощение с воздуха может быть бесполезным, полезным, очень полезным или даже самодостаточным методом ведения войны, в зависимости от конкретных обстоятельств, которые сопутствуют стратегии уровня театра военных действий: это густота транспортной сети и ее открытость атакам с воздуха, уровень проходимости местности вне дорог, длина расстояний и, прежде всего, состав и объем необходимого снабжения. Именно по этой причине (наряду с другими) мощь воздушного воздействия так сильно зависит от конкретной ситуации — таково критическое условие при определении общей роли ВВС в национальной стратегии.
Если быть точным, то не все бомбардировки старого типа с применением неуправляемых боеприпасов были направлены во время войны в Персидском заливе против иракских сил в Кувейте с целью «подготовки поля для наземного сражения». Даже В-52, которые не могли нацеливать свои неуправляемые бомбы индивидуально, как с определенной точностью делают истребители-бомбардировщики[161], тоже применялись для атак на аэродромы, промышленные комплексы и склады на открытой местности. В отличие от рассредоточенных войск, такие цели можно действенно атаковать, не притязая воздействовать на боевой дух. Но сегодня эти цели представляют собой довольно ограниченную категорию, когда есть альтернативные возможности для точных ударов. Например, даже склад на открытой местности лучше всего атаковать управляемыми боезарядами, направленными на его отдельные части; во время войны в Персидском заливе большинство бомб, сброшенных на такие склады, попали в проходы между их составными частями, не причинив вреда. Что же касается различных типов промышленных объектов, то лишь небольшое их количество можно эффективно атаковать экстенсивным рассеянным бомбометанием. Например, завод тяжелого машиностроения не понесет серьезного ущерба, если разрушить кровлю здания: ее обвалившиеся части уберут, и станки останутся практически в целости и сохранности, конечно, если из-за возгорания смазочных материалов не начнется пожар, способный привести к оплавлению оборудования. Даже нефтеперерабатывающие и химические заводы можно гораздо экономичнее атаковать несколькими управляемыми боеприпасами, если их технологические процессы известны достаточно хорошо для того, чтобы вскрыть критически важные участки производства.
Что касается военных аэродромов, то только управляемое оружие может уничтожить ключевые их объекты, которые предположительно будут защищены толстым слоем бетона: ангары для самолетов, бункеры с боеприпасами, командные центры, помещения для летных смен боевой готовности и мастерские по ремонту электронного оборудования. Неуправляемые бомбы могут повредить только незащищенные вспомогательные строения, а также взлетно-посадочные полосы. Это может оказаться очень полезным, чтобы временно приковать самолеты противника к земле, но во время войны в Персидском заливе даже беспримерно пассивные ВВС Ирака сумели довольно быстро использовать общеизвестные теперь ремонтные средства: быстро застывающий бетон для заполнения воронок от бомб, вспомогательные настилы для их прикрытия, перфорированные металлические листы и т. п.
Должный вывод из этого представляется таким: дело не в том, что неуправляемые бомбы и ракеты стали бесполезны — скорее налицо смена ролей различных типов авиационного вооружения. Хотя неуправляемые бомбы по-прежнему официально именуются бомбами «общего назначения» (general purpose, G. Р.: например, «бомба Mk-83, 1000 фунтов, G. Р.»), на деле они стали сегодня высокоспециализированным оружием, в то время как различные типы управляемых боеприпасов стали стандартным оружием воздушной бомбардировки уже после войны в Персидском заливе и действительно являлись таковыми во время войны в Косове. Именно генерализация воздушных атак со средней точностью попадания бомб лазерного наведения в 3 фута, в сравнении с 30 футами точности во время лучших кампаний прошлого, с 400 футами в среднем во время войны во Вьетнаме и 3000 футов во время большинства бомбардировок Второй мировой, привела к появлению преображенной воздушной мощи, способной выиграть войну самостоятельно, результаты чего были впервые продемонстрированы в Персидском заливе в 1991 году и еще нагляднее проявились в ходе войны в Косове в 1999-м, когда наземных операций вообще не было.
Таким образом, мы можем прийти к следующему заключению. Если общие условия конфликта вообще допускают успех воздушной войны, то эта война в ее современном исполнении может быть задумана как комбинация трех различных фаз: