точная Азия.
Когда союзники по-настоящему мобилизовали свои человеческие и материальные ресурсы, их превосходство, объяснявшееся успехами в горизонтальном измерении, стало обусловливать исход сражений в вертикальном измерении на одном театре военных действий за другим. Из-за этого ни немцы, ни японцы уже больше не могли достичь дальнейших успехов на уровне большой стратегии: их качественное превосходство стало недостаточным для того, чтобы восполнить численную нехватку. На последнем этапе возрастающее мастерство солдат, моряков и летчиков союзников, появление дееспособных командиров, технологический прогресс и развитие соответствующих видов тактики и методов ведения войны упразднили даже прежнее превосходство немцев и японцев на тактическом и оперативном уровнях вертикального измерения, в одном виде войны за другим, на одном театре военных действий за другим.
Выиграв и в качестве, и в количестве, союзники отныне не утрачивали в сражениях тех преимуществ, которые им приносило превосходство в горизонтальном измерении. На уровне большой стратегии, где сливаются воедино все результаты, полученные на прежних уровнях, итогом стало отвоевание некоторых территорий, прежде утраченных, все возрастающий ущерб, наносимый немцам и японцам бомбардировками, и, наконец, блокирование подводными лодками путей японского морского судоходства. Таким образом, страны, выбравшие, прежде всего, не тех союзников и не тех врагов, стали терять то, что приобрели ранее в ходе дерзких захватов 1939–1942 годов, демонстрируя специфическое сочетание военного таланта и бездарности в государственном управлении. Завершающие победы 1945 года были столь абсолютными именно из-за взаимно усиливающих друг друга последствий превосходства в обоих измерениях: войска Оси все больше проигрывали технически, тактически и оперативно, причем на каждом театре военных действий они оказывались во все большем численном меньшинстве вследствие своих прежних потерь на многих театрах, которые сами по себе знаменовали их полный и постоянный провал в горизонтальном измерении.
Но где же была логика стратегии в окончательном итоге 1945 года? В конце концов, по парадоксальной логике, возрастающая слабость немцев и японцев в вертикальном измерении должна была бы дать им преимущество в измерении горизонтальном, чтобы задержать или даже остановить их упадок. По мере того как союзники продвигались к полной победе на главных театрах военных действий, когда стала намечаться послевоенная картина распределения власти, союз созрел для того, чтобы распасться. Если бы война попросту продолжалась и дальше, то в результате она стравила бы британцев и американцев с СССР в новом противостоянии, в котором каждая из сторон крайне нуждалась бы в немцах и японцах в качестве союзников.
Уступая в техническом и промышленном отношении, Советский Союз нуждался в промышленных талантах Германии и Японии. Что же касается британцев и американцев, то для них немецкие и японские солдаты стали бы решающей силой в противостоянии континентальной державе со столь мощными сухопутными войсками, как у СССР. И ни та, ни другая сторона не могли надеяться, что в складывающемся послевоенном мире они сумеют обрести то, в чем нуждаются, если Германия и Япония прекратят существование как великие державы.
Этим выходом Германия и Япония могли бы воспользоваться, если бы прежде не пошли по столь опасному пути, что любое налаживание отношений с ними было практически исключено. Если бы не воздействие на американское общественное мнение болезненной атаки Пёрл-Харбора, чреватой всеми зловещими коннотациями, которые к тому же раздувал расизм; если бы не воздействие всего того, что натворили нацисты, немцы и японцы могли бы предложить кому угодно свои оставшиеся силы и свой будущий потенциал и побудить ту или иную сторону принять их в качестве союзников. Но крах государственного управления в Берлине и в Токио был настолько сокрушителен, что такая попытка даже не предпринималась, хотя Японии все же удавалось сохранять мир с Советским Союзом вплоть до самого кануна ее капитуляции.
Сталин, видимо, был убежден, что британцы постараются убедить более простодушных американцев пойти на союз с нацистской Германией до ее окончательного поражения, которое сделает этот шаг бессмысленным. С точки зрения Сталина, было бы просто нелогично, если бы британцы и американцы вступили в грядущую послевоенную конфронтацию, не заручившись ценным союзником, которого могли получить так легко. Сам он начал готовиться к послевоенной борьбе с 1943 года, а еще раньше без особых колебаний закрывал глаза на преступления нацистов, чтобы заключить выгодный союз с Германией в 1939 году. Поэтому Сталин предполагал, что британцы и американцы сделают то, что на их месте сделал бы он — возможно, прикрываясь фиговым листком нового немецкого военного правительства, которое устранит Гитлера, но продолжит войну, теперь уже только против Советского Союза[188]. Вот почему новости о сорвавшемся заговоре военных против Гитлера 20 июля 1944 года пробуждали у Советов только подозрения, как и вообще любые контакты британцев или американцев с немецкими офицерами (а они действительно имели место в последние недели войны в связи с частными переговорами о сдаче).
Сталин ошибался в своих подозрениях относительно британцев и американцев, но был совершенно прав в своем понимании логики стратегии. Союз американцев с немцами и японцами действительно состоялся, как и ожидал Сталин, пусть уже после того как война закончилась и политический характер новых партнеров полностью изменился. Однако во время самой войны тенденция к распаду союза, проявлявшаяся в горизонтальном измерении, встречала сознательное сопротивление, так что ни одна сила не вмешалась, чтобы помешать полному поражению Оси, которое, в конце концов, произошло в вертикальном измерении во всех видах военных действий, на всех главных театрах войны.
Из этого следует, что, если бы Роммель выиграл свою битву в Северной Африке, он всего лишь разделил бы судьбу не занятых в военных действиях гарнизонов на островах в проливе Ла-Манш, в Дании и Норвегии, которые все равно вынуждены были сдаться 7 мая 1945 года. Но, конечно, Роммель свою битву не выиграл. Сколь бы ни было велико превосходство немецких войск над британцами на оперативном уровне, оно не смогло полностью преодолеть обусловливающего воздействия пространственных факторов на уровне стратегии театра военных действий. Нужно бросить взгляд за пределы Северной Африки, чтобы осознать то огромное превосходство британцев, с которым немцы пытались состязаться. Мы можем предположить, что, если бы Роммель получил дополнительные силы и если бы они были должным образом снабжены всем необходимым, то он сумел бы достичь своих окончательных целей, то есть Каира и Суэцкого канала, зайдя примерно на 1500 миль от Триполи. Это действительно была бы великая победа для генерала, таланты которого не выходили за пределы оперативного уровня и который, видимо, вообще не понимал стратегии театра военных действий[189]. Но все же это стало бы только победой в битве — или, скорее, итогом нескольких побед в сражениях, — а не победой в кампании' ибо кампания не закончилась бы.
Если бы Роммель дошел до Каира и Суэцкого канала, то британцы продолжали бы сражаться и, вне всякого сомнения, образовали бы новый фронт к югу от Каира со своих баз в Верхнем Египте и Судане, а также еще один фронт на Синайской стороне Суэцкого канала со своих баз в Палестине и Трансиордании. Снабжение обоих фронтов осуществлялось бы по Красному морю. И если бы их оставили на какое-то время в покое, то британцы стали бы строить базы, мастерские, полевые госпитали, дороги, железнодорожные линии и порты с американской помощью, чтобы набраться сил для дальнейшего отвоевания. Немцам, не способным добиться капитуляции британцев (что можно было сделать только в Лондоне, а не в Каире), пришлось бы тогда встать перед выбором: либо пассивно ожидать, пока возрастающие силы британцев все сильнее угрожают их контролю над Египтом, либо начать новые наступления, чтобы захватить базовые районы, в которых готовились контрнаступления британцев. Дальнейшее эпическое завоевание Верхнего Египта и Синая еще больше прославило бы Роммеля, но победу в кампании сделала бы для него возможной лишь капитуляция Лондона. Когда после потери Малайи, Сингапура и Бирмы японцы вытеснили британцев из Юго-Восточной Азии в Индию, они продолжали сражаться; точно так же поступили бы они и в описанном выше случае, сопротивляясь в обширных пустынях Трансиордании и в Сирии, а также на еще более обширных просторах Судана, причем их восточный фронт снабжался бы через Персидский залив и Ирак, а южный — через мыс Доброй Надежды и Восточную Африку. Британцы стали бы накапливать силы и, в конце концов, перешли бы в наступление, подобно тому, как они, накопив силы в Индии после 1942 года, приступили к отвоеванию Бирмы в 1944-м, продвигаясь к Малайе и Сингапуру, предстоящее отвоевание которых потеряло смысл после капитуляции Японии.
Немцы, растянув свои силы по огромной территории от Ливии до Трансиордании и на юг до Судана, опять же, встали бы перед выбором: либо вести бесконечную войну на обоих фронтах против наращивающего мощь противника, либо начать еще одну череду наступлений в те районы, откуда британцы по-прежнему угрожали бы всем их завоеваниям. До тех пор пока кампания не закончилась бы, все пространство от Триполи и далее оставалось бы «зоной преткновения», и удержать ее можно было бы только дальнейшими сражениями, которые оказались бы наступательными для немцев, пытающихся выстоять против надвигающейся на них ответной волны. И материальная мощь этой волны демонстрировала бы крах немецкой государственной политики в горизонтальном измерении большой стратегии. В конце концов, Роммелю пришлось бы идти вперед через всю Восточную Африку до самого Кейптауна, а также к востоку, за Ирак и через Иран, чтобы завоевать все бескрайние просторы Индии. Только тогда у британцев больше не было бы открытых фронтов, на которых они могли бы сражаться. Если бы британцы не были вытеснены немецким наступлением из Африки и из Индии и не оказа