Военные действия на европейском континенте в ходе Второй мировой войны — наглядный пример всех разновидностей схождения и взаимообращения победы и поражения. Поскольку благодаря бронетехнике и ВВС глубокий маневр наполеоновского масштаба снова стал играть главную роль, отменив первостепенную роль статических укрепленных линий Первой мировой войны, сражения разворачивались в виде череды драматических ходов.
Немецкое вторжение в Нидерланды, Бельгию и Францию, которое началось 10 мая 1940 года и завершилось 17 июня, когда Франция запросила перемирия, состоялось, хотя и с трудом, в рамках одного решительного усилия[13]. К 17 июня в десяти бронетанковых (Panzer) дивизиях, возглавлявших немецкое наступление, произошло столько поломок танков, полугусеничных машин и грузовиков, что их сила скорее сводилась к показухе и шумихе, нежели была проявлением действительной мощи. Немцы вынуждены были прибегать к уловкам: например, укомплектовывать захваченные французские грузовики своими пулеметными расчетами. Солдаты пехотных дивизий, составлявшие огромное большинство наступавших немецких армий, совершали марш пешком с самого начала и были по большей части совершенно измотаны. Немецкая служба снабжения вынуждена была полагаться на циркуляцию гужевого транспорта от ближайшей железнодорожной станции до места дислокации боевых подразделений, и ее линии настолько растянулись, что лишь изобилие продовольствия и фуража на только что завоеванных процветающих землях спасало победоносную армию от гибельной нехватки припасов. Снабжение боеприпасами не представляло собою серьезной проблемы в кампании, сводившейся к быстрым маневрам и кратким атакующим ударам, в которой большинство боевых столкновений были не более чем стычками.
Совершая марши в основном пешком, получая снабжение в основном гужевым транспортом, немецкая армия не нуждалась в обилии топлива — и все же его решительно недоставало: рвущиеся вперед бронетанковые дивизии могли продвигаться лишь потому, что по мере наступления в больших количествах конфисковали бензин Гражданских жителей[14]. Но, прежде чем немцы решительно перешли кульминационную точку своей победы, все их скопившиеся слабые стороны были упразднены перемирием: дальность их целеустремленного проникновения, как оказалось, превзошла географическую и «моральную» мощь Франции.
Когда армии Гитлера напали на СССР — почти ровно через год, 22 июня 1941-го, — глубина их целеустремленного наступления лишь в малой степени была увеличена с помощью захваченных французских грузовиков и незначительного усиления моторизованных войск. Из 142 немецких дивизий трех групп армий, дислоцированных накануне вторжения вдоль длинной линии фронта от Балтийского до Черного моря, только 23 были бронетанковыми, частично бронированными легкими или моторизованными. К тому времени во всей немецкой армии 88 дивизий были укомплектованы французскими машинами. Но даже при этом 75 из пехотных дивизий, развернутых на Восточном фронте, вынуждены были лишиться всех своих грузовиков, чтобы укомплектовать колонны снабжения групп армий; взамен каждая получила по 200 крестьянских телег[15]. Такова была реальность, стоявшая за фасадом модерновой механизированности, сыгравшей столь важную роль в психологическом воздействии гитлеровского блицкрига.
Но Советский Союз — страна куда более крупная, чем Франция; воспользоваться его железными дорогами было гораздо труднее из-за различной ширины колеи, а также вследствие значительного саботажа; немногочисленные дороги были лишены покрытия, так что автомобильный транспорт быстро выходил из строя; а упорство сопротивления русских, казалось, не уменьшалось, несмотря на череду катастрофических поражений. Так, в середине октября 1941 года, когда немецкие войска достигли того пункта, который, оглядываясь назад, можно считать кульминационной точкой победы, Москва все еще отстояла примерно на 60 миль от самых передовых наступательных колонн немцев[16]. Но, поскольку во главе командования стоял Гитлер, нечего было и думать о перерыве для восстановления сил. Немецкие войска на центральном участке фронта, нацеленные теперь на Москву, продолжали наступать в течение ноября с двух направлений, с севера и с юга, чтобы создать еще один громадный «котел», который покончил бы и с Советской армией, и с войной. Но при этом немецкая армия решающим образом перешла кульминационную точку своего успеха и неизбежно стала скатываться вниз по кривой. Возрастающая нехватка боеприпасов на линии фронта заставляла умолкнуть артиллерию, и даже пехота испытывала нехватку во всем необходимом, поскольку расстояния между станциями снабжения и фронтом были слишком велики для циркуляции колонн гужевого транспорта и немногих имеющихся грузовиков. Железные дороги были в любом случае не способны удовлетворять нужды в снабжении из-за острой нехватки подвижного состава, рассчитанного на русскую ширину колеи. В ходе этого процесса зимнее обмундирование и смазочные материалы для холодной погоды остались в глубоком тылу, на отдаленных сортировочных станциях, поскольку высшее предпочтение было отдано предметам первой необходимости: продовольствию, топливу и боеприпасам. В механизированных войсках количество действующих танков, полугусеничных машин и артиллерийских тягачей продолжало снижаться, поскольку износ становился все больше, а полевые ремонтные мастерские остались далеко позади. К тому времени реквизированные у русских крестьян телеги стали жизненно важным транспортным средством даже в танковых дивизиях.
В тылу уже началось активное сопротивление партизан и отставших солдат, и поэтому полицейские задачи в тылу (сопровождаемые истреблением населения и конфискацией) пришлось выполнять тем войскам, которые могли бы быть на фронте. Приток свежей живой силы неуклонно снижался, в то время как количество жертв возрастало. Прежде всего, немецкие солдаты на линии фронта все сильнее страдали от холода, все больше уставали физически и были деморализованы самой своей победой. С 22 июня они постоянно продолжали продвигаться вперед, миля за милей. К ноябрю было взято в плен около трех миллионов советских солдат, их убивали десятками тысяч в одном сражении за другим, но казалось, что впереди еще остается столько же миль не завоеванного пространства и столько же бойцов, которые будут сопротивляться немцам, и конца этому не предвидится. Но Гитлер и его генералы не остановились — из-за столь соблазнительной близости Москвы. Было приложено еще одно неимоверное усилие; 1 декабря 1941 года, в трескучие морозы, когда самые передовые немецкие части стояли всего в 20 милях от Красной площади, но их последние силы быстро иссякали, началось еще одно наступление[17]. Через четыре дня, рано утром в пятницу, 5 декабря, первое свое за эту войну масштабное наступление предприняла Красная армия. Советские солдаты в зимних маскировочных халатах отбросили немцев на расстояние, вдвое превышавшее глубину их последнего, пагубно-успешного продвижения. После того как это советское наступление окончательно остановило неудержимое до тех пор продвижение немецких войск, последовали еще три года войны с переменным успехом, причем победы и поражения чередовались, как волны и ответные волны: новые впечатляющие летние наступления немцев завершались все более глубокими отступлениями под ударами советских войск, быстро набиравших силу.
После эпической победы под Сталинградом последовало слишком глубокое наступление русских, подготовившее почву для немецкого контрнаступления в марте 1943 года[18], принесшего советским войскам огромные потери. Это научило Сталина и его верховное командование чередовать каждое успешное наступление тщательно продуманными перерывами, чтобы удерживать свои армии в надежном расстоянии от кульминационной точки победы. Поскольку Советский Союз полностью мобилизовал свои население и промышленность, а также получил значительную помощь от США и Британии (включая 409 526 джипов и грузовиков)[19], он смог выставить превосходящие немцев силы, которыми все искуснее командовало новое поколение офицеров, воспитанное войной. С возрастанием дисбаланса основных источников военной силы чередование немецких и советских наступлений в 1942 и 1943 годах привело к непрерывной череде побед советских войск, вплоть до последнего рывка на Берлин. И все же до самого конца, несмотря на то, что немецкие войска на Востоке превратились в сборище утомленных ветеранов, неумех-новобранцев, моряков и летчиков, внезапно переведенных в ряды пехоты и никогда не проходивших подготовки к сухопутной войне, юнцов, стариков и полуинвалидов, каждое победоносное советское наступление тщательно умерялось, чтобы не допустить чрезмерностей; любые признаки «авантюризма» вызывали сильное недовольство Сталина[20].
В одиннадцатимесячной войне на Западном фронте, начиная с высадки в Нормандии 6 июня 1944 года и заканчивая капитуляцией немцев, не было недостатка в эпизодах, в которых обе стороны переходили за кульминационную точку победы, хотя на деле только одна сторона могла оправиться от последствий своего чрезмерного продвижения. И война в Северной Африке, которая велась перемежающимися наступлениями и отступлениями на пространстве пустыни протяженностью в тысячу двести миль между Триполи и дельтой Нила, была не чем иным, как целой чередой подобных эпизодов. К 23 октября 1942 года, когда подавляющее материальное превосходство британских войск, в конце концов, сделало возможным медленное, но неотвратимое наступление от Эль-Аламейна, военные действия в романтическо-авантюристическом стиле, которые два года вели сначала британцы, а потом немцы и итальянцы Эрвина Роммеля, в полном масштабе продемонстрировали работу этого принципа. Победоносные наступления заходили настолько далеко, что за отмечающими их стрелками на карте могла в действительности стоять жалкая горстка танков, которым недоставало горючего, — и в