Но Одир продолжал вырываться. Я наклонилась ниже, почти к самому его лицу, и громко, протяжно простонала — как только смогла изобразить.
Он притих, а затем задышал ровнее и даже улыбнулся:
— Какой подлый прием, Дая. Ты это… извини?
Эрк тут же убрал колено от его горла, а потом и помог подняться. Но смотрел внимательно, готовый кинуться на ракшаса снова. Одир уже виновато поглядывал то на него, то на меня:
— Я… ну…
— Сорвался, — подсказала я.
— Сорвался, да. Дая, ты не бойся… такого не повторится. Даже не знаю, что сказать…
— А действие диодов прошло? — меня больше интересовало это.
Он снова блуждающе улыбнулся, покачнулся и заявил:
— Я бы так не сказал. Но мне лучше прогуляться.
И нам пришлось выгуливать приятеля до самой ночи. Я не особенно злилась на него — понимала, что он подобного тоже не ожидал: смесь действия диодов и его природы. Никакой самоконтроль не поможет. И хоть не злилась, но старалась держаться на расстоянии. Впрочем, как и Триш. Она с большим удовольствием принимала его ласки, когда знала, что Одир остановится в любой момент. Но изнасилованной оборотнем точно быть не хотела.
Глава 8
И в ту ночь блондин снова явился. Но никаких трепетных касаний, никакого сексуального подтекста. Он стоял за моей спиной, давая ощущение прилива сил — так начиналось сновидение каждый раз, но голос был сухим:
— Я ведь предупреждал. Вы своей дракой не могли не привлечь внимания. Столько работы дерьяку под хвост… Но мы не можем допустить, чтобы вы сами пошли в полицию. Завтра не дергайся — это ненадолго. Как только решу проблемы, я тебя вытащу.
Я с недоумением повернулась, но до того, как увидела его, проснулась. Ого-го, игры разума! Хотя объяснимо — перепсиховала, накрутила себя. Жаль только, что сегодня его лица не увидела.
Во вторник в самом начале первой лекции занятие остановили. В аудиторию вошли несколько человек в полицейской форме, а сопровождали их бледный ректор и кураторы. Один из кураторов сказал громко, резко:
— Курсант Джисс, встаньте!
Я, конечно, поднялась и вытянулась по струнке.
— Да, сэр!
— Курсант Джисс, вы обвиняетесь в распространении запрещенных психотропов на территории академии. С письменного разрешения руководства академии военно-полицейских сил номер один Системы Освоенных Территорий вы временно направляетесь в полицейский квадрат до выяснения. Учим во имя порядка!
Я похолодела. Даже «Да, сэр!» выдавить не смогла. А еще в кармане учебного комбинезона лежала записка — они обыщут меня, и теперь этот адрес станет доказательством моей вины, а не невиновности. От шока не могла пошевелиться, но почти сразу раздалось:
— Курсанты Вейр и Хадсон! — на этих словах подскочили с мест Одир и Триш. — Вы обвиняетесь в преступном сговоре и сокрытии важной информации. С письменного разрешения руководства академии военно-полицейских сил номер один Системы Освоенных Территорий вы временно направляетесь в полицейский квадрат до выяснения. Учим во имя порядка!
Мы втроем, едва передвигая ватными ногами, направились к выходу. Лишь бы не опустить подбородок. Лишь бы не ссутулить спину. Мысли замерли, ни одной внятной. Когда поравнялись с ректором, он сказал тихо:
— Надеюсь, что все быстро выяснится и окажется ложью. Жду вас в скором времени на занятиях, курсанты. А от полиции жду извинений.
Кажется, Триш благодарно улыбнулась ему, хотя ее глаза были переполнены слезами от страха. Ректор это сказал от чистого сердца, он всерьез надеялся на удачный исход. Потому что в ином случае репутация всей академии получит удар — да такой мощный, что этому бедному мужчине, вполне вероятно, вообще придется освободить должность. Ничего показного в его бледности и испарине на лбу не было. Могу только представить, с каким лицом он подписывал озвученные разрешения.
В коридоре на наших запястьях закрепили пластиковые наручники. Хоть вина пока и не доказана, но как курсанты мы считались субъектами повышенной опасности. Полицейские просто указывали, что делать и куда идти. Без давления, тихо, не привлекая еще большего внимания, они выполняли свою работу. Во имя порядка, дерьяк их раздери.
Навстречу по коридору бежал Эрк. Начал объяснять еще на ходу:
— Триш вскрикнула, когда озвучивали обвинения… Я все слышал! Это бред!
— Отойдите в сторону, курсант Кири, — сказал один из полицейских, а я даже не удивилась, что он знал его имя.
Эрк же уверенно преградил ему дорогу:
— Почему, интересно? Ведь мне, вроде как, должны были высказать те же подозрения!
— Отойдите в сторону, курсант Кири, иначе мы будем вынуждены применить силу.
Эрк зло рассмеялся:
— А, понял! Решили навести порядок, но так, чтобы не создать еще больше проблем? А у меня такая чудесная фамилия — от нее так и разит проблемами и основательным расследованием! Если оформите меня, то дело запросто уже не закроешь, отец не позволит. Угадал?
— Отойдите в сторону, курсант Кири! — рявкнул полицейский.
Но тот даже не дрогнул. Наоборот, чуть подался вперед:
— А как же чистосердечное признание, офицер? Я чистосердечно признаюсь, что участвовал с этой компанией во всех их тайных заговорах! Надо явиться в квадрат и оформить письменно?
Полицейские переглянулись. Потом тот, что стоял за нашими спинами, шагнул вперед:
— Вы мешаете правосудию, курсант Кири. Но вы действительно можете поехать самостоятельно в полицейский квадрат и оформить там признание. В нем должно явственно звучать — распространяла ли Дая Джисс запрещенные препараты. Если распространяла, и вы об этом знали, то вам даже отец не поможет. А если не распространяла, то вас мы все равно не арестуем, поскольку на ваше имя обвинения не выдвинуто. Отойдите в сторону, курсант Кири, и подумайте о том, что никакие ваши действия ничего не принесут обвиняемым.
Какая интересная юридическая проволочка! Триш и Одир арестованы, а Эрка не арестуют в любом случае, если он только не напишет обвинительное заявление против меня. И тогда я до конца жизни свободы не увижу.
После этого Эрк был вынужден дать им проход. Я не посмотрела на него — не могла посмотреть. Он отчаянно пытался сделать хоть что-то — если бы его арестовали вместе с нами, то доказательство его невиновности, в которое обязательно вмешался бы отец, служило бы доказательством и нашей. Но полицейские так не просчитываются. Во имя порядка…
Мы не разговаривали, вообще лица не поднимали, раздавленные тяжестью. Нас посадили в большой полицейский перевозчик, который со стоянки подал резко вверх, на третью воздушную полосу. Но я не смотрела в окно, хотя до сих пор никогда так высоко не летала. Самая страшная полоса — по ней передвигаются только транспортные средства силовиков и медиков. Всегда самая свободная и притом самая напряженная.
Я не могла себя заставить глянуть на друзей. Ведь именно я их впутала в настолько серьезные неприятности. Это давило даже сильнее, чем страх за себя. Меня-то впутали какие-то отморозки, без морали и совести, а этих двоих уже я… И в голове все крутился и крутился странный сон. Словно мое подсознание заранее знало о грядущих бедах — якобы перевертыши нас вчера заметили, они не хотели, чтобы мы пошли в полицию, потому слили нас. Зачем? Ведь без меня они тоже не смогут проникать в академию!
Потом начались допросы. Нас, выведя со стоянки, уволокли в полицейский квадрат и сначала разместили в одной комнате. Спрашивали только Триш и Одира, словно меня и не было. И вопросы были странными:
— Курсант Хадсон, вы знали, что на территории академии распространялись запрещенные препараты?
— Знала! — импульсивно отвечала Триш. — Но это не…
— Отлично. Поставьте здесь свой отпечаток. Курсант Хадсон, вы знали, что в нелегальном клубе для отдыха «Ромарио» на тридцать шестой улице распространялись запрещенные препараты?
— Да они там постоянно распространяются! — Триш и не скрывала назревающей истерики. — Только ни я, ни мои друзья не…
— Вот здесь отпечаток. Спасибо.
— Курсант Одир, можно ли считать, что вы не сообщили о преступлении, которое вам было известно?
— Ну вы и повернули. Я как раз и собирался сообщить! Сегодня!
— Понятно. Удивительно ли, что все соучастники именно это и говорят? Поставьте тут отпечаток.
Дело дрянь, даже и думать нечего. Они заранее собирались нас закопать — они и закапывают. Я подала голос:
— У меня в кармане есть адрес! Мы вычислили сбытовую точку!
Один из допрашивающих наконец-то соизволил уделить мне внимание. Вынул бумажку из указанного кармана и кивнул. Однако сделал при этом неожиданный вывод:
— Ну вот. Все как обычно. Когда одного прижмешь, он начинает сдавать остальных. Вышлем туда рейд — проверим. Но уже задницей чую, что подозреваемая раскололась.
Я закрыла глаза, а Триш, не стесняясь, завыла. Мы обречены. На самом деле, перевертышей в том месте уже не должно быть. Если сдали нас именно они, то сразу же и переехали. Но нам троим это уже ничем не поможет.
Женщина-полицейская, которая до сих пор молча сидела за столом, вдруг спросила:
— А может ли быть такое, что Дая Джисс угрожала этим двоим? Вряд ли она одна это проворачивала, там целая преступная сеть. Так что и угроза физической расправы не иллюзорная…
Офицер недовольно на нее цыкнул. Похоже, что она озвучила то, что нельзя было произносить вслух, и я за это сразу зацепилась — от бесконечной безнадеги, что самой мне все равно не выпутаться, так зачем тащить за собой остальных:
— Да! Я им угрожала!
Одир пытался остановить, забубнил что-то, но я вскочила на ноги и заорала в полную глотку:
— Я угрожала курсантам Вейру и Хадсон! Чтобы они молчали! Куда поставить отпечаток?!
— Сядь на место! — подлетел ко мне офицер.
— Куда поставить отпечаток?! — кричала я ему в лицо.
Эти показания они у меня приняли — чистосердечное признание нельзя не принять. Потом увели в малюсенькую камеру, сняли наручники и наконец-то оставили одну. Только тогда я позволила себе разреветься. Ведь даже не знала, освободили ли друзей. Если они сами не сглупили, то должны освободить… А я… я могла только реветь в серую подушку.