Вот честно, как зашёл — так сразу захотелось отсюда выйти. Едва удержался от первого порыва и, затолкав отвращение и брезгливость в глубины сознания, подошёл к стойке.
— Чо надо? — исподлобья глянул на меня бармен, огрызнувшись так, будто я был не посетителем, а каким-то забредшим нищим.
— Лавандовое вино.
— Чо?! — округлил глаза бармен, уставившись на меня, будто увидел привидение давно почившей прабабушки. — У нас только пиво и крепкое.
— Вино. Лавандовое, — словно не услышав его слов, спокойно повторил я.
А затем, не обращая внимания на его реакцию, отправился в самый тёмный угол зала и, сцепив зубы, сел на лавку — всё равно этот плащ потом выкину. Если нужного мне человека нет в городе, ко мне подойдёт бармен и поставит кружку тёмного. Если человек в городе, но не может подойти сегодня — принесут светлого.
Но нет — не прошло и минуты, как на моём столике уже стояла пыльная винная бутылка, горлышко которой было плотно запечатано сургучом. А ещё очень аккуратно, словно это была самая большая ценность, которую он держал в руках за последние десять лет, бармен поставил передо мной два чистых (!) стакана.
Это хороший знак. А теперь мне остаётся только ждать. Возможно, минут десять, а может — и несколько часов. Впрочем, если получится договориться, даже полдня впоследствии изрядно сэкономят мне и нервы, и силы.
То, что моё ожидание не затянется надолго, показало поведение бармена: тот засуетился, а затем подошёл к входной двери и закрыл её с той стороны, оставив меня одного в этом “заведении”.
Не прошло и четверти часа, как за мой столик кто-то подсел. Причём сделал это так, что я вообще не заметил его приближения. Вот только что я был один во всём зале, а теперь на хрупком стуле напротив уже кто-то сидит.
На вид — совсем молодой парень, лет шестнадцати, не больше. Лицо простое, веснушчатое, нос приплюснут, одежда как у всех: такая же грязная и вонючая. Но то, как он сейчас выглядит, не имеет никакого значения — потому как не зря его прозвище Человек с Тысячью Лиц. Мастер, великолепно владеющий как кинжалами, так и Тенью, а также магией Природы. Глава местной гильдии воров. Воин-маг Мифрилового ранга, а заодно и главный жрец Сегуны в этом “благословенном Сино” городе.
— О, моё любимое вино! — с кажущейся вполне искренней радостью, выглядящий словно подросток один из самых опасных людей Фейста, а то и всего Айна, потянулся к бутылке и одним движением вскрыл её. — Тебе налить?
— Разумеется, — кивнул я, всем видом показывая полное спокойствие.
Наполнив бокалы, “подросток” сделал неспешный глоток, а затем голосом и интонациями бармена рявкнул:
— Чо надо?
На моём лице не дрогнул ни один мускул. Также неспешно пригубив вино, я повертел бокал в руке, довольно крякнул и сказал:
— А, вкусное.
— Ты что, бессмертный? — невинно поинтересовался “юноша”, заглядывая мне в глаза.
— Увы, — сокрушённо пожимаю плечами.
Такого не напугать и мифриловым зомби чумного апокалипсиса.
— Кто послал? — откинувшись на спинку стула, которая едва не отвалилась от такого беспардонного к себе отношения, поинтересовался жрец Ночной Хозяйки.
Заказ лавандового вина в этом месте — сигнал главе гильдии, что прибыл кто-то из “братьев по Тени” из другого города. И разумеется, даже о самом наличии такого сигнала знали совсем немногие — по пальцам двух рук пересчитать можно.
— Меня никто не посылает… сам прихожу, — хрустнув шейными позвонками, ответил я.
Это была с моей стороны очень опасная игра, но благодаря памяти будущего я знал многое об этом человеке. Именно из-за него и его усилий трущобы Фейста ещё не скатились совсем в клоаку. Он, в отличие от многих других “братьев в Тени”, помнил, что Сегуна — это не только богиня воров и ночных чудовищ, но также божество, покровительствующее беднякам, обездоленным и отверженным. Именно из-за него дети здесь не мрут, словно мухи, а получают пусть минимальное, но всё же пропитание. А те из взрослых, кто ещё не совсем опустился, находят работу. Да, далеко не всегда честную — но всё же работу.
— Как меня зовут? — внешне мой собеседник выглядит расслабленным, но это только кажется.
Его вопрос не так прост. Я знаю два его “внешних имени”, но ни одно из них не будет правильным ответом. А каково его настоящее имя — не знаю. А может, все, кто знал, уже давно мертвы.
— Вы сами приходите… когда захотите, — не отводя взгляда, отвечаю я.
— Ха… — улыбнулся, показывая сразу все зубы, “подросток”. — Ты прав.
И тут же наполнил наши бокалы заново, что я воспринял как хороший знак. Да, меня тут не убьют, но вот выкинуть из города, если не понравлюсь этому человеку — запросто. Не убьют — потому что сидящий напротив меня человек ненавидит “пустые” убийства. Точнее, я надеюсь, что в этом нюансе память будущего меня не обманывает.
— Не люблю повторять, — сделав глоток, “юноша” посмотрел на меня таким взглядом, что не знай я о его пунктике насчёт “убийств попусту”, мои пятки уже сверкали бы на улице. — Но всё же повторю. Чо надо?
— Бывший особняк гильдии Ночных Сов. Его руины в трёх кварталах к востоку отсюда.
— Знаю, — коротко ответил “парень”, и от его голоса наши бокалы покрылись инеем.
Не подавая виду, что мне на самом деле страшно, подняв холодный, словно осколок льда, стакан, я сделал большой глоток.
— Сегодня на закате там не должно быть никого. Ни жителей, ни случайных прохожих. И даже мышей.
— О как, — мне удалось его удивить, правда, пока только своей наглостью. — И зачем мне это делать?
— Вы это сделаете, — улыбнулся я такой улыбкой, которую представлял себе на лице дьявола-искусителя.
— Никогда не видел такого наглого шерифа, — усмехнулся “юнец”, а затем добавил, — Точнее, живого не видел.
Его намёк более чем прозрачен. А то, что этот человек знал, что на подконтрольной ему территории появился какой-то незнакомый цеховой шериф, у меня удивления не вызвало ни малейшего.
— Даже если это Шериф Книги. Первый за три сотни лет, — добавил он с лёгкой, едва уловимой улыбкой.
— Рэйвен Александрит, — представился я, пропустив его угрозы мимо ушей.
— Рэйвен Наглец, — поправил меня глава гильдии воров. — Я слышал о тебе.
А вот сейчас я почти удивился. Почти, потому как для удивления было далеко не самое лучшее время. Но от кого он обо мне слышал? На ум приходят два варианта. Первый — болтливая Миранда добралась до Пятиградья раньше меня. Второй — что один новоявленный жрец Ночной Хозяйки послал весть о странном шерифе своим “братьям в Тени”.
Если верен второй вариант, то всё вообще прекрасно. А чем я, собственно, рискую? Если на мою следующую фразу не получу нужной реакции, то сделаю вид, что оговорился, и зайду на второй круг.
— Раз вы обо мне знаете, то можете догадаться, что я вам могу предложить.
Договорив, я вызвал над ладонью визуализацию Сродства с Тенью.
— Надо же, какие нынче пошли шерифы, — оскалился мой собеседник, ничуть не удивившись моей демонстрации, а это намёк на то, что Миранда со своей болтовнёй тут не при чём. — Значит, я должен догадаться.
Он задумался всего на пару секунд, а затем наклонился к столу и приторно сладким голосом произнёс:
— Считай, что догадался. Только я тебе не верю.
— Ну, если лгу — потом убьёте, — с внешним безразличием пожал я плечами.
— Так…
А вот теперь он стал серьёзен. Предельно серьёзен. И передо мной сидел уже не юноша, а мужчина средних лет самой бандитской наружности, со шрамом через всё лицо. Впрочем, и это лицо почти наверняка было не более чем искусной маской.
— Хорошо. На закате руины, о которых ты спрашиваешь, будут пусты.
— Отлично, — стараясь не показать, что у меня пересохло горло, заговорил я, молясь о том, что мои четыре Звезды в Таланте Оратора — это не какая-то шутка. — Но это подождёт до вечера. А сейчас, пока солнце высоко, я бы с вами прогулялся в сторону рыбацкого порта.
— И зачем же? — кажется, мне удалось сбить этого человека с толку.
— Потому что два, — улыбнулся я, показав зубы.
— Два?.. Но… — человек напротив меня застыл, словно статуя, его взгляд устремился куда-то вдаль.
— Два, — повторил я с лёгким нажимом.
Ни слова не сказав, жрец Сегуны поднялся со стула и пошёл к выходу. Он не сделал ни одного жеста, но по его неспешной походке я догадался, что мне надо следовать за ним.
Глава 9
Район рыбацкого порта выглядел на порядок благополучнее большинства других мест за городской стеной, в нём чувствовалась пусть серая, трудная, но всё же честная жизнь. Здесь люди работали, а не мечтали, трудились руками, а не ждали чудес, и это сразу отражалось на всём: дома пусть и без излишеств, но крепкие, сложенные с толком и с прицелом на годы, а не как в трущобах — перекошенные лачуги, будто слепленные в бреду из гнилых досок и мусора. Фасады побелены кое-как, окна покрыты плёнкой копоти, но всё это было своё, заработанное, не краденое. С улиц ещё не ушёл тот лёгкий запах соли и рыбы, который всегда сопровождает портовые города, но поверх него уже плотно осела вонь протухших потрохов и прогнивших бочек.
Даже здесь, в месте, где ещё теплится хоть какая-то трудовая гордость, дыхание Фейста чувствовалось во всём, как зловоние на дне бочки с вяленой скумбрией. Грязь липла к сапогам, будто не хотела отпускать, а явно редкие попытки особо чистоплотных жителей навести порядок выглядели жалко и формально. Несколько рыбаков, уже порядком поддатых, сидели прямо у моря, полоща ноги в тёмной воде, словно это была святая купель, и в их лицах читалась та же самая фейстская усталость от жизни — только не в разврате и праздности, как в других районах, а в вечной, безнадёжной борьбе с тухлой реальностью. Воздух был густой, чуть влажный и будто сам давил на плечи, не давая забыть, что ты в Фейсте — даже если работаешь честно и пьёшь реже остальных.
Стоя в десяти шагах от кромки накатывающих на берег волн, я смотрел на морскую гладь. Где-то там, в направлении моего взгляда, далеко за линией горизонта, лежал Дейтран — торговая столица мира, до которой я до сих пор так и не добрался. Город, который, в отличие от Фейста, “прошлый я” полюбил всей душой.