м.
Мы с тов. С.К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть вам и Тимошенко».
Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию, не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня, а фашистские войска тем временем, уничтожая героически сражавшиеся части пограничной охраны, вклинились в нашу территорию, ввели в дело свои танковые войска и начали стремительно развивать удары своих группировок.
Как видите, кроме просчетов в оценке обстановки, неподготовленности к войне, с первых минут возникновения войны в Верховном руководстве страной в лице Сталина проявилась полная растерянность в управлении обороной страны, использовав которую, противник прочно захватил инициативу в свои руки и диктовал свою волю на всех стратегических направлениях.
Я не сомневаюсь в том, что если бы наши войска в западной приграничной зоне были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника…
…Положение осложнялось тем, что с первых дней наша авиация, ввиду своей отсталости в техническом отношении, была подавлена авиацией противника и не могла успешно взаимодействовать с сухопутными войсками. Фронты, не имея хорошей разведывательной авиации, не знали истинного положения войск противника и своих войск, что имело решающее значение в деле управления войсками.
Войска, не имея артиллерийских тягачей и автотранспорта, сразу же оказывались без запасов горючего и боеприпасов, без должной артиллерийской поддержки. В последующем, будучи значительно ослаблены в вооружении, без поддержки авиации не имея танков и артиллерии, часто оказывались в тяжелом положении.
Все это привело наши войска к тяжелым жертвам и неудачам в первый период войны и оставлению врагу громаднейшей территории нашей страны».
Глава 3. «Преступные» директивы и военная доктрина
…Рамка может или в одну сторону крутиться, или в другую… в обе стороны сразу она вертеться никак не может. Противоречит… эта… законам природы.
Все ж таки этот доклад так и не рискнули прочитать с высокой трибуны. Слишком много оставалось еще свидетелей, помнивших, как все было на самом деле, и даже хрущевская команда, по наглости переплюнувшая самого доктора Геббельса, не посмела озвучить эти измышления. Да и на репутации маршала такая речь поставила бы жирный и окончательный крест, а Жуков новым правителям СССР был еще нужен.
После того как они отблагодарили маршала внезапной отставкой, вопросы репутации больше не стояли – почетный пенсионер был уже никому не интересен. И все же открыто озвучить положения доклада рискнули лишь тринадцать лет спустя, уже совсем в другую эпоху, когда в заживо гниющей стране всем и все стало по барабану (кроме денег, конечно). Они были введены в книгу «Воспоминания и размышления», которая считается мемуарами маршала, хотя на самом деле является программным документом и директивным руководством для военных историков, своего рода «генеральной линией» Министерства обороны в этом вопросе. И если в политической истории пресловутое «об этом все знают», или «известно, что» приводят к Хрущеву, то в военной истории – к Жукову.
Рассмотрение вопроса, зачем прославленный маршал залез в эту грязь, в задачу данной книги не входит. Раз залез, значит, были причины. Например, умолчать о состоянии армии перед войной – вроде бы даже как бы благородные побуждения, уберечь от позора защитников Отечества… А сделать это можно было, либо приняв вину за поражение 1941 года на свои генеральские плечи, либо взвалив ее на главу государства. Свои плечи жалко, а второе вполне совпадает с новой линией партии – ну как тут устоять? Да и риска не было никакого, поскольку при наличии цензуры ни одни мемуары, противоречащие «генеральной линии», не увидят света…
Не все генералы, конечно, в этом участвовали – большинство обходили скользкий вопрос десятой дорогой. Даже и не меньшая часть, наверное. Можно сказать, единицы. Но для создания исторической картины хватило бы и мемуаров «маршала Победы» – они были распиарены столь широко, что картина начала войны писалась главным образом с них.
Умолчания маршала Жукова, или Занимательное источниковедение
Ни одно древнее пророчество нельзя трактовать однозначно. В этом мудрость древних пророчеств.
Итак, рассмотрим подробнее – что в «генеральных мемуарах» военной истории говорится о последнем предвоенном дне.
Сказка о «верю – не верю»
Первая ложь жуковских воспоминаний связана с пресловутой «Директивой № 1». Вот как появился на свет этот документ, по версии Георгия Константиновича:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И.В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
– Что будем делать? – спросил И.В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – сказал И.В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи…
С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота.
Что получилось из этого запоздалого распоряжения, мы увидим дальше».
В сталинском кабинете как начальник Генштаба, так и нарком в тот день побывали, это однозначно доказывает журнал посетителей. Маршал Тимошенко вошел туда в 19.05. Правда, Сталин никак не мог «встретить его один», потому что у него к тому времени почти сорок минут сидел Молотов. Вместе с Тимошенко (а не после него) пришли еще шесть человек, однако Жукова среди них не было.
Тимошенко ушел от Сталина в 20.15 и через полчаса вернулся вместе с Жуковым. И снова никакого приватного разговора быть не могло, потому что у Сталина находились Берия, Молотов и Маленков, а вместе с нашими героями пришли Буденный и Мехлис. Все военные и Маленков покинули сталинский кабинет в 22.20. Что касается Ватутина, его там не было вовсе.
Как видим, визиты к Сталину происходили вообще не так, как описано у маршала. Никаких приватных бесед, а весьма представительное совещание с участием первых лиц и военной верхушки, о котором он напрочь умолчал. И во время этого совещания Жуков и Тимошенко выходят в приемную писать директиву, рискуя пропустить все интересное? Или остальные их послушно ждут?
Когда же была написана директива? И какова во всем этом роль Ватутина?
Случайным свидетелем составления сего исторического документа оказался нарком ВМФ адмирал Кузнецов, и с жуковской версией рождения директивы его воспоминания не согласуются категорически.
«…Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К. Тимошенко:
– Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне.
Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова[86], пошел вместе с ним. Владимир Антонович захватил с собой карты. Мы рассчитывали доложить обстановку на морях. Я видел, что Алафузов оглядывает свой белый китель, должно быть, считал неудобным в таком виде идти к Наркому обороны.
– Надо бы надеть поновее, – пошутил он. Но времени на переодевание не оставалось.
Наши наркоматы были расположены по соседству… Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К. Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал… Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.
Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной – на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:
– Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
– Разрешено.
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
– Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!..»
Впрочем, в другом варианте своих воспоминаний, опубликованном в книге «Оборона Ленинграда», адмирал приводит этот момент несколько по-иному. Дело в том, что книга вышла в 1968 году, а сдана в набор аж в 1965-м. Мемуары маршала Жукова тогда еще не были опубликованы, свой доклад на пленуме в 1956 году он так и не прочел, так что официальная позиция по вопросу, кто предложил привести войска в боевую готовность, не была известна. Вот что вспоминает адмирал:
«Когда вошли в кабинет, нарком в расстегнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г.К. Жуков и, не отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.
«Возможно нападение немецко-фашистских войск», – начал разговор С.К. Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И.В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией. При этом С.К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г.К. Жуковым. Мы с В.А. Алафузовым прочитали ее. Она была адресована округам, а из нее можно было сделать только один вывод – как можно скорее, не теряя и минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…»[87]
Вот так так! Оказывается, не военные уговаривали Сталина привести войска в боевую готовность, а сами получили от него соответствующий приказ. В таком случае эту невероятно важную директиву – чтобы и привести войска в боевую готовность, и не дать Гитлеру повода кричать о «советской агрессии», и встретить врага у наших границ, и в то же время, если появится возможность, «отыграть» войну назад – едва ли доверили составлять наркому и начальнику Генштаба. Девять из десяти, что родилась она на этом самом совещании.
Более того, у этой директивы какой-то странный, невоенный стиль. В армейских штабах так не изъяснялись. Рискну предположить, что ее настоящим автором являлся Сталин. Вождь сформулировал примерное содержание директивы, которое было понятно всем присутствующим на совещании, а военные затем должны были изложить его языком штабных приказов. А они, то ли за недостатком времени, то ли чтобы снять с себя ответственность, делать этого не стали и отправили сталинский текст, как он есть.
Итак, что увидел Кузнецов? А увидел он, как Тимошенко диктует текст из своего рабочего блокнота, а Жуков переписывает его в шифроблокнот. И по времени совпадает – в 22.20 они вышли от Сталина, пока добирались до наркомата со всеми лестницами, коридорами и постами охраны… как раз «около одиннадцати» Тимошенко должен был дойти до своего кабинета и позвонить Кузнецову, который на совещании не присутствовал.
При чем тут Ватутин? В данном случае совершенно ни при чем. Может быть, отнес директиву из наркомата в Генштаб, в шифровальный отдел – начальнику Генштаба невместно самому по лестницам бегать, адъютанта же с такой бумажкой тоже не очень пошлешь. Есть сведения, что в шифровальный отдел Генштаба директива попала в 23.45, минут тридцать – сорок ушло на зашифровку, потом ее передали связистам, и примерно в 0.30, как и писал Жуков, она ушла в войска.
Тут интереснее другое. Согласно мемуарам того же маршала Жукова, приехав в наркомат, они с наркомом договорились встретиться в его кабинете через десять минут. Почему они сразу не прошли в кабинет наркома? Чем в это время занимались?
Переместимся снова в соседний наркомат, к морякам. Первая телеграмма, которую дал прибежавший заместитель наркома, ушла в 23.50 и состояла из одной фразы[88]:
«Немедленно перейти на оперативную готовность номер один»[89].
Саму директиву писали уже не торопясь, и отправилась она к флотам, несмотря на то что была намного короче армейской, куда позже, чем у соседей – в 1.12.
«В течение 22.6-23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»[90].
Третью телеграмму, Тихоокеанскому флоту, передали в 1.20.
«Западные флоты переведены в готовность. В случае необходимости получите указания. Оставаясь в прежней готовности, примите меры осторожности»[91].
То есть, что сделал Кузнецов? Он отправил заместителя в наркомат, и тот передал флотам условный сигнал о приведении их в боевую готовность. А потом дождался, пока военные отправят свою директиву, выслушал от них все новости и уже тогда, не торопясь, написал свои приказы. При таком раскладе он успевал.
И вот вопрос: а кто сказал, что «Директива № 1» была на самом деле первой? Кто может гарантировать, что, вернувшись с совещания, Тимошенко и Жуков не отправили первым делом в округа приказ поднять по тревоге части прикрытия государственной границы (что должно было занять два-три часа), и лишь потом занялись отправкой принесенной от Сталина директивы? Или, еще проще, связались с Ватутиным прямо из сталинского кабинета (не зря же Жуков его упомянул), приказав поднимать округа – и перед тем как засесть с наркомом за переписку текста, Жуков ходил поинтересоваться, что сделано? Может быть, и об этом тоже умалчивается в мемуарах?
(Версия Олега Козинкина. Жуков в 20.50 принес к Сталину какой-то текст. Скорее всего, это был приказ: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года», что привело бы к вскрытию «красных» пакетов, и тогда остановить войну было бы уже невозможно. Только такой текст Сталин мог тормознуть: «Этот приказ отправлять пока рано – вдруг еще получится уладить мирно»…
К вечеру 21 июня все войска, ВВС, ПВО и флота уже должны были находиться в повышенной боевой готовности. Им и пишется директива – о приведении-переводе всех войск, ВВС, ПВО и флотов в полную боевую готовность. Части поднимаются по тревоге и выводятся из спящих казарм и палаток в ближайшие окустья – в район сбора. Бойцам выдаются, как положено, патроны на руки – по 90 штук на винтовку. А скинуть следом короткий приказ вскрывать пакеты – минутное дело…
Этот приказ, судя по всему, и ушел следом за директивой без номера – он-то и был настоящей «Директивой № 1» – после 2 часов, примерно в 2.30… У Павлова по его команде пакеты вскрывали в 2.30-2.40, в КОВО начальник штаба Пуркаев давал команду действовать по плану, и Рокоссовский показал в мемуарах – он пакет вскрыл по команде из армии, еще до нападения…)
…В чем же цель сего драматического опуса с тяжело думающим вождем и молчащими членами Политбюро (эта картинка потом перекочевала в озеровские киноэпопеи)? Цель понятна – доказать, что основная причина поражений в том, что Сталин «проспал» войну. Не в состоянии армии, не в раздолбайстве округов, не в работе самих Жукова и Тимошенко, которые это раздолбайство не пресекли, даже когда вермахт стоял у наших границ, не в предателях из армейской верхушки. Сталин виноват – «не пущал» военных привести войска в боевую готовность, вот ведь злодей!
Той же цели служат и сопровождающие это «воспоминание» размышления:
«Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И.В. Сталина.
С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность.
Но, с другой стороны, немецкие войска завтра могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом».
Вдумаемся, что означает последняя фраза? А она как раз и означает сказку об армии, погибшей в казармах.
Проблема пространства и времени в Генеральном штабе
Но это еще что! Существуют три (!) официально и полуофициально признанных текста самой директивы, два времени ее передачи и одно несовпадение в объеме. Помните, адмирал Кузнецов назвал телеграмму «пространной»? Так же охарактеризовал ее в своих воспоминаниях и маршал Баграмян. Но пресловутая «Директива № 1» по военным меркам является как раз очень короткой. Обычно военные с редким занудством расписывают кучу мелочей (вспомним хотя бы директивы ПрибОВО, где не забыты даже воронки и ведра – а ведь писал штаб округа).
Теперь о собственно тексте. Впервые он был опубликован в мемуарах Жукова. Забавно, что маршал даже вкратце не упоминает, что содержалось в отвергнутом вождем проекте, зато окончательный вариант приводит полностью.
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота
1) В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, нападение немцев может начаться с провокационных действий.
2) Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. (Вот он – характерный сталинский повтор-разъяснение! – Е.П.)
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3) Приказываю:
а) В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе.
б) Перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать.
в) Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно.
г) Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
д) Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко, Жуков. 21.6.41».
Для удобства назовем этот текст «длинным» (почему – станет ясно чуть ниже). Вообще-то это самый надежный вариант: опубликован в мемуарах маршала Жукова и в сборнике приказов наркома обороны РФ за 1938–1941 годы с архивной ссылкой «ЦАМО РФ. Ф. 48-А. Оп. 1554. Д. 90. Л. 257–259. Подлинник».
Несколько лет назад с подачи Марка Солонина пошла гулять фотокопия последней страницы рукописного оригинала пресловутой директивы[92]. Последние три пункта там выглядят совсем по-другому (зачеркнутый в оригинале текст выделен подчеркиванием). Этот текст мы назовем «коротким».
в) Все части, расположенные в лагерях, привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно и зарывшись в землю.
г) В случае каких-либо провокаций со стороны немцев или их союзников ни на какие провокации не поддаваться, приняв все меры к немедленному урегулированию недоразумений мирным путем.
Эвакуация. Ни каких других мероприятий без особого разрешения не проводить».
Где же пункт про ПВО? А его нет! Получается, маршал придумал его, чтобы особо подчеркнуть невиновность Генштаба в сокрушительных результатах первых бомбежек? Не спешите, все еще любопытней, поскольку существует и третий вариант. Дело в том, что в Западном Особом военном округе не стали писать собственные директивы, а переслали на места полученный приказ. В документах ЗапОВО пункт в) выглядит следующим образом:
«в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов».
Назовем этот, гибридный текст «павловским коротким». Он был опубликован дважды. Первый раз – в 1958 году в сборнике боевых документов Великой Отечественной войны с архивной ссылкой «Ф. 208. Оп. 2454сс. Д. 26. Л. 69»[93]. Второй раз – в «Военно-историческом журнале» № 5 от 1989 года с архивной ссылкой «ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 71. Л. 69. Подлинник»[94].
Но и это еще не все! В сборнике документов фонда «Демократия» под названием «1941» приводится еще один приказ Западного особого, по тексту совпадающий с опубликованным в мемуарах Жукова (назовем его «павловский длинный». При этом он имеет тот же архивный номер, что и «павловский короткий»: «ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 71. Л. 69. Машинопись».
И это тоже еще не все! В сборнике 1958 года на «павловском коротком» приказе есть пометка: отправлен в войска 22 июня 1941 года в 2 часа 25 минут. В ВИЖе пометки более детальные: документ поступил в штаб округа в 0.44, отправлен в войска в 2.25 и 3.35. А вот на «павловском длинном» приказе стоит пометка: «Поступила 22 июня 1941 г. в 01–45».
Ну, и как все это прикажете понимать?
Сага о боевой готовности
Несмотря на то что военной историей я практически не занимаюсь, все равно приходится читать немало военных документов. В них всегда учитывается та армейская аксиома, что если приказ может быть понят неправильно, он будет понят неправильно, поэтому обычно они просты и не допускают двойных толкований. А по поводу истолкований данной директивы написана уже целая литература, причем иной раз ничего не понять не только скромной домохозяйке, но и специалистам. Один из них даже в «Википедию» попал – некий полковник Генерального штаба М. Ходоренок, который считал директиву безграмотной, непрофессиональной и практически невыполнимой.
А в чем, собственно, дело?
А дело не в жуковских словах, а в его же умолчаниях. Он говорит, что Сталин, не веря в возможность нападения, не давал привести войска в боевую готовность. Но уж коль скоро он не давал это сделать 20 июня, то не давал и 20 мая? И 20 апреля? А то что же получается – 20 мая верил в нападение, а 20 июня перестал?
«Да!» – неявно, опять же по умолчанию отвечает маршал в проекте доклада образца 1956 года. Иначе почему войска не были развернуты в оперативных построениях? Почему не хватало тягачей и автотранспорта? И вообще, почему немец дошел до Москвы, в конце-то концов? Не из-за ошибок же военного руководства!
И, опять по умолчанию, получается, что Красная Армия до 22 июня жила так, словно бы нам ничего не грозило. Солдатики помогали колхозникам убирать урожай, трактора и лошади тоже находились в колхозах, законсервированная техника – в парках, снаряды, горючее, продовольствие – на окружных складах и т. п. Генералы постоянно просили, умоляли вождя привести части в боевую готовность, а он запрещал. Возможно ли было сделать это за несколько часов в ночь на 22 июня?
Но ведь далеко не везде немцы застали технику в парках, а солдат в казармах. Во многих местах сразу же начались тяжелые бои. Значит, успели? Стало быть, возможно было успеть даже при насильственном, аж из самого Кремля, удержании армии кверху пузом? Или все же невозможно было поднять войска за несколько оставшихся предрассветных часов?
За неимением знакомых, служивших в армии до 1941 года, я обратилась за ответом к их более молодым коллегам. Исходя из того что уставы и нормативы, может, и поменялись, но суть-то осталась.
Вот что поведал мне на тему боевой готовности писатель Валерий Белоусов, автор известной книги «Горсть песка» и бывший офицер-артиллерист.
«Поговорим о том, что я знаю. Гаубичный дивизион 122-мм гаубиц М-30. Уровень дивизионной артиллерии. Всегда рядом с пехотой, прямо скажем, в одном боевом строю, как знаменитая «трехдюймовка» на всех войнах конца девятнадцатого – начала двадцатого века.
Что мы тут имеем?
Три батареи по шесть орудий. Управление (разведчики, связисты, штаб), тылы (хозяйство, тяга, медпункт). Личного состава около полутора сотен человек…
Из трех батарей в обычной мирной жизни развернута первая, стреляющая. Реально в этой батарее стреляет единственное орудие, основное, третье – из 18 орудий. А что же остальные?
В первой батарее их возят. То есть прицепляют к тягачам и выдвигают на полигон, на тактические занятия. Все остальные 12 орудий стоят в ружпарке. На колодках, чтобы рессоры разгрузить. Со стволами, заклеенными ингибиторной бумагой, со слитой из поршней цилиндров накатника и тормоза отката гидравликой. Так орудие может храниться не годами, а десятилетиями.
Естественно, личного состава в двух батареях практически нет, кроме командира батареи, одного водителя тягача, командиров взводов (огневика, старшего офицера и комвзвода управления), разведчиков (из всего отделения – комотделения, буссолист и вычислитель), один радист, один телефонист, один старшина батареи. В случае повышенной боевой готовности добавляются командиры орудий и наводчики к ним. А в остальное время за всех отдувается первая батарея.
Что такое полная боевая готовность?
1. Принять личный состав до численности по штату, а именно шесть человек расчета на орудие, водители на все тягачи, хозвзод.
2. Расконсервировать тягачи, то есть установить аккумуляторы, заправить машины топливом, водой и маслом. Обычно из-за пожарной безопасности техника стоит сухая.
3. Прокрутить механизмы, вычистить орудия от смазки, промыть их керосином, залить гидравлику, прокачать пневматику, получить и установить прицелы (оптика хранится отдельно).
4. Получить боеприпасы и привести их в окснарвид, то есть окончательно снарядить: вынуть из ящиков, протереть керосином, вывинтить упорные крышки и ввернуть взрыватели, уложить назад в ящики, разложить по весам (плюсики к плюсикам, минусики к минусикам), погрузить в технику.
5. Получить буссоли, дальномеры, бинокли, радиостанции, телефоны, кабель, проверить связь, получить таблицы кодов. Старшины получают сухпай, мехводы заправляют свои машины.
6. Получить личное оружие и боеприпасы.
7. Провести элементарное боевое слаживание, хоть пару раз выйдя на полигон, по ходу оставив на дороге половину техники.
8. Стрельнуть задачу номер один[95].
Можно сказать, в первом приближении к боеготовности…
При подаче же команды «тревога» все хватают одежду, не одеваясь, бегут к технике и выводят её из расположения в район сосредоточения».
То есть все это, кроме, может быть, последних двух пунктов, надо сделать, чтобы привести батарею в боевую готовность? М-да… Но ведь и это еще не все.
«Директива № 1 является невыполнимой. Почему? Например: явился я на склад боеприпасов и требую выдать мне боекомплект. А мне и говорят, парень, ты что, не похмелился? Да на каком основании?! Дело в том, что склады подчиняются не войскам, а ГАУ, и без команды из Москвы мне ни одного патрона не выдадут. И Москве не нужно командовать: быстро выдать ст. л-ту Белоусову В.И. пол-бэка. А поступает сигнал: «Акация», к примеру. По этому сигналу в третью батарею первого дивизиона 453 МСД выдается 72 осколочно-фугасных снаряда ОФ-462, в комплектации. То же самое с горючим, продуктами, вещевым снаряжением…
А карты! Как артиллеристу стрелять без карты? Так вот, нужные листы выдаются на руки в штадиве уже обрезанными и склеенными. А для того, чтобы нужный лист найти в совсекретном делопроизводстве, его обрезать, склеить и сложить, нужно часа два.
Таким образом, указанной Директивой № 1 не токмо что войска не поднять, задницы не оторвать!»
Видите, в чем особенность жуковского умолчания? Маршал не пишет, что солдатики были в колхозах и т. п. Он это подразумевает – для штатских. А для военных подразумевается совсем другое, и тоже по умолчанию. Он ведь упоминает о неких «мероприятиях», которые они проводили перед войной. Штатскому здесь вообще ничего не понятно – мало ли какие это могут быть мероприятия? Военному же все понятно и без слов – то самое «первое приближение» к боевой готовности.
Продолжаем слушать Валерия Белоусова:
«Е.П. Значит ли это, что директива является завершением целой серии приказов?
В.Б. Что там серия? Лавина. Начиная с линии политотдела: приказ на проведение ППР (партполитработы) – не смейтесь! Очень важная штука! Какие лозунги вешать, как ориентировать личный состав, как работать с агитаторами, секретарями партийной и комсомольской организации, политбойцами… и кончая приказом по линии ДМП (дивизионного медпункта) – сколько выдать индивидуальных перевязочных пакетов, сколько сумок санинструкторам. А в артполку – три дивизиона. А в дивизии – два артполка. И еще танкисты-связисты-саперы… и по каждому роду войск свое начальство, кроме дивизионного. Там набирается столько бумаг, что дом можно оклеить вместо обоев. Причем приказы конкретные…»
Если это и есть пресловутые «мероприятия», то лаконичностью «маршала Победы» можно только восхищаться.
Осталось выяснить, что означает приведение части или соединения в полную боевую готовность.
Директивой РВС № 61582сс от 29 апреля 1934 года в РККА было установлено три положения: нормальное, усиленное и положение полной готовности. Последнее предполагает следующий список мероприятий[96].
а) если части находились в лагерях – возвращаются на зимние квартиры;
б) оружие непзапаса, огнеприпасы, снаряжение, обмундирование для первых эшелонов выдаются в подразделения и приводятся в готовность;
в) в танковых и танкетных подразделениях диски с боевыми патронами вкладываются в машины;
г) весь личный состав переводится на казарменное положение;
д) возимые запасы огнеприпасов, горючего, продфуража для 1-го моб. эшелона укладываются в обоз;
е) организационно оформляется 1-й моб. эшелон;
ж) части занимают пункты, если не будет особых распоряжений со стороны комвойск, наименее опасные в отношении внезапных атак с воздуха, и наиболее удобные для вытягивания в колонны для марша в районы выполнения боевой задачи;
з) карты непзапаса выдаются на руки начсоставу;
и) противогазы «БС» выдаются на руки; элементы наливаются водой;
к) проводятся все организационные и подготовительные мероприятия по отмобилизованию вторых моб. эшелонов…
Но «боевая готовность» и «боевая тревога» – это все же несколько разные вещи. По сигналу о приведении в полную боевую готовность по тревоге выступают части прикрытия государственной границы – они отмобилизованы, имеют все необходимое на своих складах и первыми вступают в бой. А кадрированные части в глубине округов, «сухой компот», начинают принимать приписной состав, который должен поступить по мобилизации, мобилизация же объявляется лишь после начала войны. Так что в них разве что винтовки пересчитывают да продовольствие подвозят в увеличенных размерах, чтобы накормить пополнение. Все эти подробности – каким частям и куда двигаться, а каким сидеть на месте и пересчитывать винтовки – были расписаны в плане прикрытия государственной границы, который, судя по тому, что РККА с первых же часов стала воевать, а не разбежалась по окружным складам за горючим и боекомплектом, начал приводиться в действие отнюдь не в ночь на 22 июня.
Обо всем этом тоже умолчал маршал в своих мемуарах, как и о приказах, которые он сам лично подписывал, или отчетов, которые получал от подчиненных. Вроде вот этого[97]:
Директива Военного совета КОВО военным советам 5-й, 6-й, 12-й, 26 армий. 11 июня 1941 г.
«1. В целях сокращения сроков боеготовности частей прикрытия и отрядов, выделяемых для поддержки погранвойск, провести следующие мероприятия:
а) Носимый запас винтовочных патронов иметь в опечатанных ящиках. На каждый станковый пулемет иметь набитыми и уложенными в коробки 50 % боекомплекта и на ручной пулемет 50 % снаряженных магазинов.
Ящики с патронами, коробки с набитыми лентами и дисками хранить в опечатанном виде в подразделениях в особо охраняемых помещениях.
Диски и патроны периодически освежать, ленты просушивать. Замену набитых дисков к ручным пулеметам производить через каждые два месяца.
б) Ручные и ружейные гранаты хранить комплектами в складах части в специальных ящиках для каждого подразделения.
в) ½ боекомплекта артснарядов и мин неприкосновенного запаса для всех частей прикрытия иметь в окончательно снаряженном виде. В частях, где до получения настоящей директивы было окончательно снаряжено свыше ½ боекомплекта артснарядов, дальнейшее хранение их оставить в снаряженном виде.
Для войсковой зенитной артиллерии иметь в окончательно снаряженном виде ½ боекомплекта артснарядов непзапаса.
Снаряды держать в закрытых на замок и опечатанных передках и зарядных ящиках.
г) Военно-химическое, инженерное и имущество связи хранить в складах части, комплектами для каждого подразделения.
д) Носимый запас продовольствия и личные принадлежности бойцов хранить в подготовленном виде для укладки в вещевые мешки и ранцы.
Сверх того в складах части хранить для каждого подразделения по одной суточной даче продовольствия и фуража, подготовленным к погрузке в обоз части. Кухни и обоз иметь в исправном виде с положенным к ним имуществом и запасными частями.
е) Запас горючего для всех типов машин иметь по две заправки – одна залитая в баки машин (тракторов) и одна в цистернах (бочках).
ж) В зимних условиях все подразделения должны быть обеспечены теплым бельем для всего состава части, рукавицами и маскхалатами.
з) На каждую боевую машину в складах части иметь ½ боекомплекта артснарядов непзапаса в окончательно снаряженном виде и 50 % боекомплекта патронов, набитыми в ленты и диски. В частях, где до получения настоящей директивы было окончательно снаряжено свыше ½ боекомплекта артснарядов, дальнейшее хранение их продолжать в снаряженном виде.
Переснаряжение магазинов производить через каждые два месяца.
Укладку снарядов и снаряженных магазинов в машины производить по объявлении боевой тревоги.
б) Все остальные виды запасов хранить порядком, указанным для стрелковых, кавалерийских и артиллерийских частей.
в) Запас горючего для всех типов машин иметь по две заправки – одна залитая в баки машин (тракторов) и одна в цистернах (бочках).
2. Особо отработать вопрос подъема по тревоге частей прикрытия и отрядов поддержки погранвойск.
Сроки готовности по тревоге устанавливаю: для стрелковых и артиллерийских частей на конной тяге – 2 часа; для кавалерийских, мотомеханизированных частей и артиллерии на мехтяге – 3 часа. Зимой готовность частей соответственно 3 и 4 часа. Для отрядов поддержки готовность – 45 минут.
При объявлении боевой тревоги командованием части проводятся следующие мероприятия:
а) Выделяется командный и красноармейский состав в количестве, обеспечивающем охрану и возможность выполнения всех работ до перехода части на военное положение. Зенитные пулеметы и артиллерия занимают заранее подготовленные огневые позиции и изготавливаются для немедленного открытия огня по самолетам и парашютистам противника.
б) Усиливается охрана складов, парков и гаражей.
в) Возимый запас огнеприпасов, горючего и продовольствия для первого эшелона укладывается в обоз (боевые машины); носимый запас огнеприпасов выдается на руки на сборном пункте. В танковых частях магазины с патронами и снаряды вкладываются в машины.
г) Проверяется наличие полной заправки всех боевых и транспортных машин горючим и маслом.
д) Заранее заготовленные карты неприкосновенного запаса выдаются на руки командному и начальствующему составу по особому приказанию, а командирам отрядов поддержки погранвойск – немедленно.
е) Боевые противогазы выдаются всему личному составу на руки.
ж) Телефонные элементы заливаются водой по особому приказанию.
Подъем частей по тревоге и выход их на сборные пункты должны быть доведены до автоматизма, для чего особенно четко необходимо поставить весь внутренний распорядок части, отработать и проверить службу оповещения командного состава.
Хранение имущества должно обеспечить быструю его выдачу в подразделения.
3. Для поверки готовности частей и для их тренировки на быстроту сбора по тревоге устанавливаю УЧЕБНО-БОЕВЫЕ ТРЕВОГИ.
Учебно-боевые тревоги проводить непосредственным и прямым начальникам от командира части и выше.
По особым предписаниям Военного совета армии и Округа учебно-боевые тревоги могут проводиться командирами управлений армий и Округа (начальники штабов, оперативных отделов, начальники родов войск).
Учебно-боевая тревога проводится обязательно в присутствии командира части.
По учебно-боевой тревоге надлежит:
а) части вывести на сборные пункты (согласно плана тревоги части);
б) опечатанный пакет на случай боевой тревоги не вскрывать;
в) патроны на руки бойцам не выдавать, но на сборный пункт выносить или вывозить;
г) телефонные элементы не заливать;
д) пакеты с топокартами на руки командному составу не выдавать;
е) продукты в котлы закладывать по особому распоряжению лица, производящего поверку.
После проверки части на сборном пункте, проверяющий дает отбой или ставит части учебную задачу.
Во исполнение настоящей директивы, Военным советам армий немедленно отдать подчиненным соединениям и частям соответствующие распоряжения и организовать поверку их точного выполнения»[98].
Если эти мероприятия выполнены, то части прикрытия государственной границы могут вступить в бой через два часа после того, как объявлена тревога.
Так что времени на самом деле хватало – немцы тоже не трансгрессировали всей армией на нашу территорию, им надо было как минимум перейти границу (а это зачастую река, стало быть, протолкнуться через мосты или навести переправы), да и пограничники на своих заставах не мух ловили. При одном условии: если все мероприятия выполнены. А вот как они выполнялись, кто и почему в эти нормативы не уложился – вопрос уже не к руководству страны, а к наркому обороны.