Ну, так уже понятнее. Хотя вопрос с подлинностью директивы все равно остается открытым.
Как бессонный Жуков будил спящего Сталина
И, наконец, есть в мемуарах совершенно замечательный пассаж о том, как Жуков звонил Сталину на дачу.
«В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В.Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М.А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф.И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.
Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика (начальника управления охраны).
– Кто говорит?
– Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
– Что? Сейчас?! – изумился начальник охраны. – Товарищ Сталин спит.
– Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
– Подождите.
Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин».
Это просто дивно по историческим соответствиям. Особенно хорош начальник правительственной охраны генерал Власик, ночующий на сталинской даче и самолично бегающий по ночам к телефону вместо дежурного на узле связи. Но читаем дальше:
«Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.
– Вы меня поняли?
Опять молчание.
– Будут ли указания? – настаиваю я.
Наконец, как будто очнувшись, И.В. Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит по ВЧ с Киевским округом.
– Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…»
Интересно, с какой стати Жуков должен был давать указания сталинскому помощнику Поскребышеву, который ему не подчинялся? Почему этого не мог сделать сам Сталин или, на худой конец, все равно уже проснувшийся Власик? Но это мелочи.
«В 4 часа 30 минут утра мы с С.К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет».
Если предыдущий день весь по времени приблизительный, ни одно событие не указано точно, то здесь вдруг точность невероятная. Спустя столько лет помнить дату начала совещания! Впрочем, все равно пальцем в небо: согласно журналу, Тимошенко и Жуков приехали к Сталину в 5.45, кроме них тогда же у Сталина появились Мехлис, один член Политбюро и один кандидат – Молотов и Берия (а Маленкова, упомянутого в проекте доклада, не было). Зачем понадобилось сдвигать время? О, это важно для сюжета!
«И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках не набитую табаком трубку.
Мы доложили обстановку. И.В. Сталин недоумевающе сказал:
– Не провокация ли это немецких генералов? (Это после директивы-то! – Е.П.)
– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация… – ответил С.К. Тимошенко.
– Если нужно организовать провокацию, – сказал И.В. Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города… – И, подумав немного, продолжал: – Гитлер наверняка не знает об этом. (Какая прелесть! – Е.П.)
– Надо срочно позвонить в германское посольство, – обратился он к В.М. Молотову.
В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
Принять посла было поручено В.М. Молотову.
Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.
Мы тут же просили И.В. Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.
– Подождем возвращения Молотова, – ответил он. Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов:
– Германское правительство объявило нам войну».
Теперь понятно, зачем потребовался перенос совещания на 4.30? Журнал посетителей сталинского кабинета во время опубликования мемуаров был засекречен, но тот факт, что германский посол передал заявление об объявлении войны в 5.30 (то есть за 15 минут до начала реального заседания в сталинском кабинете), был широко известен. И если так, то пропадает весь драматизм образа Сталина, упорно, вопреки фактам, не верящего в немецкое нападение. А каков образ-то!
И был вечер, и было утро…
Перейдем теперь от сказок к реальности. Что на самом деле происходило вечером 21 июня и в ночь на 22?
21 июня нарком иностранных дел Молотов виделся с послом Германии в СССР Шуленбургом. Формально – чтобы обсудить вопрос о нарушениях границы германскими самолетами, фактически – попытаться выяснить что-нибудь относительно начала войны.
Из отчета о беседе наркома иностранных дел Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом. 21 июня 1941 г.[101]
«…Затем тов. Молотов говорит Шуленбургу, что хотел бы спросить его об общей обстановке в советско-германских отношениях. Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией, что миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, не может ли он дать объяснения этим явлениям.
Шуленбург отвечает, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует… О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения».
Впрочем, на самом деле господин Шуленбург все прекрасно знал. Посольство готовилось к войне уже давно: германские дипломаты отправляли семьи на родину, вывозили имущество. А в посольстве сидел агент советской военной разведки, торговый советник Герхард Кёгель, исправно информировавший своего куратора обо всем, что происходило вокруг него. 21 июня Кёгель вызвал его на встречу и сообщил, что война начнется в течение 48 часов. Вечером, в 19 часов, вызвал еще раз. Было получено новое указание из Берлина – уничтожить все секретные документы. Все сотрудники должны были до 22 июня прибыть с вещами в здание посольства.
Так что встреча проводилась явно не для того, чтобы что-то разузнать, а чтобы еще раз обозначить: советское правительство ни сном ни духом об агрессивных намерениях гитлеровской Германии. Если что – вот протокол официальной встречи дипломатов, там мы тоже недоумеваем…
Несмотря на все дипломатические недоумения и реверансы, 21 июня фактически стало для советского правительства первым днем войны. По крайней мере, именно этой датой отмечены решения о преобразовании округов во фронты и первые военные назначения.
Тем вечером у Сталина в Кремле собралось совещание – точнее, несколько совещаний. По журналу посетителей легко определить их темы. Итак, в 18.27 к Сталину пришел Молотов. Затем, в 19.05, подошли остальные – Берия, председатель Госплана Вознесенский, Маленков, Ворошилов, нарком обороны Тимошенко, начальник мобилизационно-планового отдела Комитета обороны при Совнаркоме Сафонов и Кузнецов. Какой именно – не совсем понятно, поскольку в журнале записаны только фамилии. Логичней всего предположить, что это был адмирал Кузнецов, но, судя по его воспоминаниям, нарком ВМФ в тот день у Сталина не был. Существуют еще две версии: Ф.Ф. Кузнецов, заместитель начальника управления политической пропаганды РККА, и А.А. Кузнецов («ленинградский»), замещавший Жданова на время его отпуска. Последнему у вождя точно делать нечего, присутствовать на столь представительном совещании ему не по рангу, а первому зачем там быть, если к тому времени уже определилась кандидатура начальника ГлавПУРа? Более того, есть данные, что Мехлис еще с середины июня негласно занимал этот пост. Существовал еще В.В. Кузнецов, зам. председателя Госплана – может быть, именно он пришел к Сталину вместе со своим начальником?
В 20.15 ушли Вознесенский и Сафонов – стало быть, часть совещания, посвященная мобилизации промышленности, закончилась. Тогда же удалились Тимошенко и непроясненный Кузнецов – впрочем, первый через полчаса вернулся вместе с начальником Генштаба Жуковым. Одновременно пришли Буденный и Мехлис. Началась вторая, военная часть совещания. Военные округа были преобразованы во фронты, Буденный назначен командующим армиями второй линии (резервным фронтом), Мехлис получил должность начальника политуправления РККА[102], Жукову поручили общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами. Все четверо и Маленков, в то время начальник управления кадров ЦК и секретарь ЦК, покинули сталинский кабинет в 22.20. Куда они отправились – догадаться нетрудно. Естественно, в наркомат обороны, отправлять директиву и ждать сообщений с западной границы. В кабинете остались Сталин, Молотов, Берия и Ворошилов. В одиннадцать часов кабинет опустел. Что они делали потом?
Молотов вроде бы вспоминает, что они разошлись, и его снова вызвали в Кремль около двух часов. Однако его рассказ о той ночи вообще не согласуется с записями в журнале. (Например, он говорит, что вечер 21 июня они провели на сталинской даче и вроде бы даже смотрели кино.) Сталинский соратник то ли забыл ее хронику, то ли подредактировал в соответствии с «генеральной линией». (Последнее вернее – трудно поверить, что такое можно забыть.) Однако, читая мемуары Жукова, он все время возражал: «Раньше, раньше нас собрали».