Ящики с аммонитом аккуратными штабелями укладывались под мартеновскими печами. Уложив с двумя помощниками пять штабелей, Крайнев почувствовал полное изнеможение. Пришел Бровин, проверил работу, заложил взрыватели, провел бикфордов шнур. У штабелей выставили охрану. Затем обошли все минированные точки завода. Осмотр закончили на электростанции – самом дальнем объекте…
После того, как были уложены штабеля и заложен взрыватель со шнуром, начальник охраны завода, высокий, мрачный Полынов, подошел к вахтеру.
– Допуск к заряду имеют товарищи Лобачев и Бровин, – сказал он.
– Или лицо, сообщившее пароль, – добавил Бровин.
– А это для чего? – спросил Полынов.
– Так нужно. На всякий случай…
Полынов отозвал вахтера в сторону и сообщил ему пароль…
…Люди толпились в диспетчерской. Это был единственный действующий пункт на заводе – сердце без тела. Отсюда поддерживалась связь с постами. Отсюда через потухшую степь протянулись телефонные провода к соседним заводам, к областному центру. Давно в Донбассе не было ночи чернее этой. К отсутствию огней в степи уже привыкли, но зарево заводов не угасало до последних дней. Сегодня все тонуло во мраке.
Всем было ясно, что это последняя ночь на территории завода. Стрелки на стенных часах показывали без четверти десять. Время тянулось до тошноты медленно.
Вошел Дубенко, бледный, осунувшийся, небритый.
– Проверьте связь, – сказал он начальнику телефонной станции. – Не могу вызвать замнаркома. Он на соседнем заводе…
…Вошел начальник станции и доложил, что связь с заводами прервана из-за повреждения линии.
После короткого раздумья Дубенко приказал Макарову немедленно выехать к наркому для получения инструкций.
– Только возвращайтесь скорее, – сказал он, выходя след за ним, – а то мы здесь досидимся еще до прихода немцев…
…Резкий телефонный звонок разбудил всех, кроме Бровина.
– Пропустите вместе с машиной, сказал в трубку диспетчер, меняясь в лице. – Нарочный от замнаркома, – объяснил он собравшимся вокруг стола.
Было слышно, как прошумела машина, резко тормозя у подъезда, как кто-то пробежал вверх по лестнице и хлопнул дверью директорского кабинета. Торопливые шаги в коридоре подняли на ноги почти всех.
Вошел Дубенко.
– Немедленно приступайте к взрыву завода, – сказал он, и голос его сорвался. – Приказ немного запоздал. Связаться с нами по телефону не удалось, прислали нарочного.
Снова раздался звонок. Телефонистка разыскивала директора, но он только отмахнулся. Диспетчер включил динамик.
Начальник заградительного отряда сообщил, что танки и мотопехота противника движутся в обход с юга, и приказал взорвать завод.
– Скорее же, скорее! – торопил Дубенко. – Где подрывник?
Бровина разбудили. Несколько секунд, в течение которых он протирал глаза, показались вечностью.
– Я в мартен – там пять точек, – коротко сказал он на ходу, – остальные по своим цехам…
Вместе с Крайневым они побежали в цех. Лучи электрических фонарей прыгали по шпалам, рельсам, слиткам, скользили по лужам.
Три дальних шнура зажигаю я, два – ты! – крикнул Бровин, не останавливаясь.
В цехе они разошлись. Некоторое время Крайнев ждал у второй печи, пока Бровин доберется до пятой.
– За-жи-гай! – донесся до него из глубины цеха хриплый голос, и Крайнев поднес зажженную спичку к шнуру.
Тонкая струйка пламени со свистом вырвалась из плотной оболочки. Спотыкаясь, он побежал к первой печи, зажег шнур и, вобрав голову в плечи, каждую секунду ожидая взрыва, бросился в заводоуправление.
Мартеновский цех был расположен ближе остальных, и Крайнев прибежал первым. В диспетчерской Дубенко и работники аппарата молча ожидали взрыва. Сергей Петрович ответил кивком головы на вопросительный взгляд директора, заметив, как у него выступили желваки на скулах.
Два взрыва почти одновременно потрясли воздух, и пол задрожал под ногами. Посыпались стекла. Шторы надулись, как паруса; одна из них оборвалась и упала на пол.
Вторая и пятая, – догадался Крайнев.
Через несколько мгновений взрывы начали раздаваться один за другим. Со столов полетели бумаги. Замигали огни фонарей…»
Завод взорвали грамотно. Немцы так и не сумели его восстановить. Но когда наши войска освободили Енакиево, завод уже через сто дней дал первую плавку чугуна.
До сих пор никто, кажется, не изучал подробно организацию вывоза советской промышленной базы. Зато, совершенно случайно, нам кое-что известно о реализации другого пункта нашего мобилизационного планирования.
Еще в 1927 году на заседании постоянного мобсовещания при ВСНХ эвакуация была поделена на три части:
а) вывоз отдельных цехов или комплектов (серий) станков, машин, аппаратов наиболее важных цехов, силовых установок, отдельных машин-уникумов, равно как и ценного сырья, материалов и фабрикатов, с обязательным использованием в базовых пунктах;
б) вывод жизненно важных частей оборудования с предприятий, приведенных в состояние бездействия;
в) ликвидация предприятий[179].
Зная, как проходил этот процесс в 1941 году, нетрудно проследить за развитием каждого из трех пунктов. Первый превратился в полную эвакуацию предприятий, которые целиком перебазировались на новые места. Второй стал частичной эвакуацией, когда вывозились иногда отдельные цеха, а иногда просто уникальное оборудование, стратегические запасы и пр., и все это размещалось на других заводах.
Ну, а третий пункт остался неизменным. И, по некоей иронии судьбы, как раз о нем мы знаем довольно много. В Санкт-Петербурге в 2005 году вышел сборник документов под названием «План «Д», дающий отчетливое представление о механизме реализации третьего пункта составленного в 1927 году перечня[180].
Конец августа – начало сентября были критическим моментом битвы за Ленинград. К 25 августа немцы взяли Лугу и Любань, 28 августа – Ижору, и на этом выдохлись. Развивать наступление они уже не могли. Однако и защитники сражались из последних сил. Стрелка весов замерла на нулевой отметке, но казалось, что ее так легко качнуть…
Каждое ведомство реагировало на ситуацию по-своему. Ставка командировала в город сперва правительственную комиссию, потом генерала Жукова, чтобы отстоять Ленинград. Кремль надеялся на лучшее, НКВД же готовился к худшему – формировал резидентуры на случай оставления города.
В начале сентября, когда над Ленинградом нависла прямая опасность захвата немцами, в городе началась подготовка к уничтожению важнейших предприятий, мостов, электростанций и пр. Ни станки, ни оборудование, ни запасы ценного сырья – ничто из того, что Гитлер мог бы использовать в войне, не должно было достаться врагу.
13 сентября в город прилетел человек с мандатом ГКО № 670 – «уполномоченный по специальным делам», заместитель наркома внутренних дел Всеволод Меркулов, многолетний соратник Берии и первый его помощник. В мандате говорилось, что он приехал с целью «тщательно проверить дело подготовки взрыва и уничтожения предприятий, важных сооружений и мостов в Ленинграде на случай вынужденного отхода наших войск из Ленинградского района». Военный совет Ленфронта, все партийные и советские работники Ленинграда обязаны были оказывать ему всю необходимую помощь.
В сохранившихся документах схема проведения «спецмероприятий» вырисовывается достаточно ясная и для СССР типичная – методом «троек». Вообще-то говоря, этим словом обозначался любой орган из трех человек, но в практике государственного управления это была весьма специфическая штука: три человека из трех разных ведомств, каждый из которых имел свою линию подчиненности.
В нашем случае в районах города создавались «тройки» в составе первого секретаря райкома, начальника райотдела НКВД и представителя инженерных частей РККА. Каждый из членов «тройки» по вертикали подчинялся своему собственному начальству аж до самой Москвы, так что, с одной стороны, получалось вроде бы коллегиальное руководство, а с другой – действиями на местах можно было руководить по любой из этих линий, и приказ будет выполнен, если хотя бы одна из них сохранится. Если же не сохранится… то партийное руководство имело право на самостоятельные действия, а что касается чекистов – у них были соответствующие директивы. Вот одна из них, самая общая:
«…В случае вынужденного отхода частей Красной Армии работники органов НКГБ обязаны до последней минуты оставаться на своих боевых постах в городах и селах, борясь с врагом всеми возможными способами до последней капли крови.
Эвакуироваться можно только с последними частями Красной Армии, приняв предварительно необходимые меры к проверке, насколько тщательно уничтожено на занимаемой противником территории СССР народное достояние (фабрики, заводы, склады, электростанции и все, что может оказаться полезным врагу в его борьбе с советским народом…)»[181]
А если проверили, и оказалось, что не уничтожено – что тогда? Созваниваться с Москвой, когда по городу бьет артиллерия и немецкие танки прорываются на окраины? Чтобы оттуда пришла команда уже давно, может быть, целых два дня тому, уехавшим из города партийным и советским руководителям? Это ведь не газетная статья, а директива. И если в директиве не указано, как поступать в том или ином случае, значит, люди, которым она адресована, это знают и имеют соответствующие полномочия.