Чтобы избавиться от варварского звучания имени Ротруда, византийцы назвали её Эритро и отправили образованного евнуха Елисея, чтобы тот обучил её греческому языку и придворным манерам. Но в 786 г., когда принцессе было всего одиннадцать лет, страшная интриганка Ирина по неизвестным причинам расторгла помолвку; что же касается Константина VI, то ему довелось закончить свою жизнь низложенным и ослеплённым по воле собственной матери.
В отсутствие династического союза отношения с Карлом Великим были не лучшими, хотя прямой войны удалось избежать вплоть до гораздо более позднего времени[246]. Когда Карл Великий принял титул Imperator Augustus, «император и август», на своей коронации, совершённой папой Львом III на Рождество, 25 декабря 800 г., это стало прямым вызовом верховенству Византии, независимо от намерений самого Карла. Его официальный биограф, Эйнхард (Einhardus, Eginhard, Einhart), франкский монах-историк, преданный придворный Карла Великого, открыто порицает папу Льва III за это деяние:
…римляне, которые подвергли папу Льва большому насилию, выколов ему глаза и вырвав язык, принудили его молить короля о защите. Поэтому, отправившись в Рим, чтобы восстановить положение дел в церкви, пришедшее в полный беспорядок, он задержался там на всю зиму. Именно тогда он принял титул императора и августа [Imperator Augustus], чего вначале совершенно не желал, утверждая, что если бы заранее знал о замысле папы, то в тот день не пошел бы в церковь, несмотря на то, что это был один из главных праздников. С великим терпением переносил он зависть ромейских императоров [Константинополя], негодовавших на то, что он принял это звание. Их упорство Карл победил своим великодушием, которым он, несомненно, их превосходил, посылая к ним частые посольства и в письмах называя их братьями[247].
Действительно, папа и Римская Церковь сильнее нуждались в западном императоре, способном защитить их, чем Карл Великий – в этом титуле: ведь к тому времени и его личное преобладание, и его гегемония над континентальной Западной Европой не подлежали никакому сомнению. Тогдашние византийские императоры стали еретиками в глазах римлян из-за своего иконоборчества, но ещё большее оскорбление они нанесли тем, что находились слишком далеко и потому не могли оградить пап от воцарившейся вокруг них дикости, причём не всегда варварской: ведь именно шайка римлян, посланная раздосадованными родственниками предшественника Льва III, Адриана I, напала на него, простолюдина по происхождению, вынудив его искать защиты у Карла Великого.
Византийский взгляд на коронацию Карла Великого как на политический акт, тщательно рассчитанный с обеих сторон, куда более правдоподобен:
…[подвергшись нападению, папа Лев] прибегнул к франкскому королю Карлу, который горько отмстил врагам его и снова посадил его на своем престоле, и с того времени Рим находился под властью франков. Папа из благодарности к Карлу венчал его в римские цари в храме святого апостола Петра, помазал его елеем от головы до ног декабря 25 индиктиона 9 [25 декабря 800 г.][248].
Ирина, фактически правившая как императрица с 797 по 802 г. в качестве регента при своём сыне, не желала ставить под сомнение первенство империи, признав Карла Великого «императором и августом» (Imperator Augustus). Последовавшие события, с другой стороны, засвидетельствованы лучшим для той эпохи источником, с другой же – поверить в них нелегко:
В сем году 25 числа декабря месяца индиктиона 9 [800 г.] Карл, король франков, коронован был папою Львом, и намеревавшись отправиться с флотом против Сицилии, раздумал, и лучше хотел соединиться браком с Ириною, и для того отправил послов в наступающем году…[249]
Кроме того, разгорелся давно уже ожидаемый территориальный конфликт, предметом которого стала Венеция и её окрестности, – о своих притязаниях на Истрию, находящуюся на противоположной стороне Адриатики, заявлял уже отец Карла Великого, Пипин III.
Преемник Ирины, Никифор I (802–811 гг.), добился мирного соглашения в 803 г., но всё ещё отказывался признать за Карлом Великим титул императора. Затем война возобновилась и продолжалась до тех пор, пока при императоре Михаиле I Рангаве (811–813 гг.) не был заключён новый мирный договор в 812 г., по которому Венеция и Истрия возвращались империи, а за Карлом Великим признавался императорский титул: только не Imperator Augustus («император и август») и не Imperator Romanorum («римский император»), а неуклюжая и временная формулировка – Imperator Romanorum gubernans imperium, т. e. «Римский император, правящий империей». Карл Великий и его секретари удовольствовались титулом «император и август», а также «король франков и лангобардов», оставив уточнение «Римский» за Михаилом I и Византией[250].
Брак с франками, разрешавшийся автором трактата «Об управлении империей» (“De administrando imperio”), так никогда и не состоялся, а вот другие примеры были. Вот один из самых примечательных: император Иоанн Цимисхий (969–976 гг.) согласился выдать Феофано, предложенную в качестве его племянницы, за сына короля Германии и Италии Оттона I – будущего императора Оттона II. Переговоры начались при его предшественнике, Никифоре II Фоке (963–969 гг.), который презрительно отверг это предложение и был в отместку язвительно высмеян гневливым представителем Оттона на этих переговорах, Лиутпрандом Кремонским, написавшим и полемический отчёт о происшедшем[251]. Это был не просто династический брак, это был стратегический брак, неотъемлемая часть плана войны.
При его предшественнике Никифоре Фоке (963–969 гг.) две империи столкнулись друг с другом в Италии, но Цимисхий хотел возобновить наступление на противоположном конце империи, против арабов-мусульман. Брак был заключён в Риме 14 апреля 972 г., и противостоянию на Западе, казалось бы, положен был конец. В том же году Цимисхий начал свою успешную кампанию, целью которой было изгнание мусульман-арабов. Вот краткое сообщение Скилицы: «Города, которые… император Никифор захватил и подчинил ромеям, теперь взбунтовались и сбросили с себя римское господство; поэтому император выступил против них и дошёл до Дамаска»[252].
Впоследствии было гораздо больше династических и стратегических браков со старыми и новыми державами, причём всё более экзотическими. Исаак I Комнин (1057–1059 гг.) женился на Екатерине Болгарской, дочери давно умершего к тому времени царя Ивана Владислава; Михаил VII (1071–1078 гг.) пошёл гораздо дальше, женившись на Марии Аланской, дочери грузинского царя Баграта IV из рода Багратионов, насчитывающего тысячелетнюю историю, – и её также взял в качестве супруги, которая придала бы законность его власти, преемник Михаила, Никифор III Вотаниат (1078–1081 гг.), низложивший её бывшего мужа (которого великодушно постригли в монахи, благодаря чему он начал новую карьеру, венцом которой стало его рукоположение митрополитом-архиепископом Эфесским).
Иоанн II Комнин (1118–1143 гг.) также зашёл далеко, женившись на Пирошке (которой дали цивилизованное имя Ирина), дочери венгерского короля Ласло (Владислава) I, но при этом не получил ничего, кроме вынужденного вмешательства в венгерские распри; Мануил I Комнин (1143–1180 гг.) женился на Берте фон Зульцбах, свояченице (сестре жены) германского короля Конрада III, а после её смерти в 1159 г. – на Марии Антиохийской, дочери князя Раймунда Антиохийского, французского вельможи из Аквитании.
Но самый решительный шаг сделал Михаил VIII Палеолог (1259–1282 гг.), отвоевавший Константинополь у латинян и бывший хитроумным Улиссом среди императоров благодаря своим неистощимым стратегемам. Кроме семерых законных детей, один из которых стал его преемником, Андроником II (1282–1328 гг.), у него были ещё две внебрачные дочери, которых он отдал замуж в империю, самую географически пространную за всю историю. К 1279 г. преемники Темучина (Чингисхана) завоевали земли к востоку вплоть до Южного Китая и Кореи, к западу – вплоть до Венгрии, а к югу – от Центральной Азии до Афганистана, Ирана и Ирака. Повсюду подвижные монгольские всадники за счёт высокой манёвренности наносили сокрушительные поражения превосходящим силам противника, как было в битве при Вальштатте близ Лигница в тогдашней Германии (ныне Легница в Польше), известной каждому немецкому школьнику; там 9 апреля 1241 г. князь Генрих II Благочестивый пал вместе с большей частью своих польских, моравских и баварских сил, а также с горсткой рыцарей-тамплиеров и госпитальеров, в сражении, как представлялось, со всем монгольским войском (хотя в действительности это был всего лишь второстепенный отряд). Другие оказались мудрее: в 1243 г. тюрки-сельджуки, сражавшиеся с Византией в течение почти двухсот лет, стали данниками монголов. Тех, кто сопротивлялся, уничтожали: войско под началом Хулагу, внука Темучина, разгромило и исмаилитов [ассасинов], и Аббасидский халифат, разграбив и разрушив Багдад в 1258 г.[253]
Вскоре воспоследовала консолидация врагов и с запада и с востока от Константинополя, когда потомки Темучина (Чингисхана) основали прочные государства, которые следует называть скорее чингизидскими, нежели просто монгольскими, потому что их силы всё больше и больше набирались из местного населения, тогда как монголы оставались лишь на вершине руководящей власти, да и то не слишком долго.
На востоке Хулагу, носивший титул ильхана, то есть правителя, подчинённого владыке всех монголов, основал государство, простиравшееся от нынешнего западного Афганистана до восточной Турции через Ирак, охватывая и весь Иран; этот ильханат господствовал также над сельджукскими правителями в Анатолии, которые стали его подданными, дабы избежать уничтожения. На северных берегах Каспийского и Чёрного морей всё огромное степное пространство, начиная от нынешней Молдавии и вплоть до нынешнего Узбекистана, а к северу захватывавшее значительную часть нынешней России, перешло во владение западного войска, или «орды» (от монгольского слова «орда», «воинский стан», отсюда «ставка вождя» и его войско