й. Только созданный ими образ самих себя как единственных защитников единственно истинной веры позволял им сохранять моральное равновесие. По византийской схеме, военная сила была подчинена дипломатии, а отнюдь не наоборот, и использовалась она скорее для сдерживания и наказания, чем для нападения или защиты с использованием всех войск.
Византийский «оперативный кодекс»[752]
I.
Избегай войны всеми возможными средствами, во всех возможных обстоятельствах, но всегда действуй так, будто она может начаться в любое время. Упорно обучай как отдельных новобранцев, так и целые формирования, проводи учебные бои одного подразделения против другого, собирай оружие и припасы, чтобы всегда быть готовым к битве – но не рвись в неё. Высшая цель максимальной боевой готовности – повысить вероятность того, что сражаться не придётся совсем.
II.
Собирай разведывательные данные о враге и о его способе мышления, постоянно следи за его перемещениями. Патрулирование и разведка боем, осуществляемые отрядами лёгкой конницы, необходимы, но не достаточны. Нужны шпионы на вражеской территории, чтобы заранее предупреждать об угрозе войны или хотя бы сообщать о приготовлениях к ней, а также помогать в угадывании намерений врага. Между рекогносцировкой, осуществляемой боевыми подразделениями, и шпионами в гражданской одежде средний уровень сбора разведывательных данных оказывается зачастую самым полезным: тайная (= скрывающаяся в природных условиях) разведка на местности, то есть пассивное наблюдение и доклады. Усилия, затрачиваемые на то, чтобы обеспечить собственную разведку на местности и предотвратить деятельность вражеской, редко оказываются напрасными.
III.
Веди кампанию энергично, как наступательную, так и оборонительную, но атакуй по большей части малыми подразделениями; делай упор скорее на патрулирование и мелкие стычки, нежели на полномасштабные атаки.
Избегай битвы, особенно битвы крупномасштабной, за исключением крайне благоприятных обстоятельств, но даже при их наличии по возможности избегай её, если только враг не оказался в совершенно проигрышном положении: например, в случае флота, сильно повреждённого бурями.
IV.
Заменяй битву на уничтожение «не-битвой» манёвров. При обороне не пытайся противостать значительно превосходящим силам; вместо этого следуй за вторгающимися войсками, держась почти в пределах их досягаемости, чтобы быстро напасть на малочисленные отряды, на обоз и на отряды грабителей. Готовь большие и малые засады на пути вражеских войск и заманивай его в них, разыгрывая отступление. При наступлении устраивай рейды, а лучше высылай небольшие отряды для стычек, которые могут быстро отступить, если столкнутся со стойким сопротивлением. Полагайся на постоянную деятельность, даже если каждое отдельное действие невелико по размаху, чтобы постепенно деморализовать и материально ослабить врага.
V.
Старайся завершать войны успешно, вербуя союзников, чтобы изменить общее соотношение сил. Поэтому дипломатия на войне ещё важнее, чем в мирное время (не для византийцев был этот глупый афоризм, гласящий: «Когда говорят пушки, дипломаты молчат»). При вербовке союзников с целью напасть на врага его союзники – самые полезные, потому что они ближе всего к нему и лучше знают, как сражаться с вражескими войсками. Вражеские военачальники, которых удалось переманить на свою сторону, чтобы они служили интересам империи, – союзники даже лучшие, а лучшего из них можно найти при дворе вражеского царя или среди членов его семьи. Но и второстепенных союзников, которые могут оказать лишь небольшую помощь, нужно вербовать, если это вообще возможно.
VI.
Подкуп – самый дешёвый путь к победе. Он настолько дёшев в сравнении с ценой и риском битвы, что всегда нужно пытаться прибегнуть к нему, даже если его адресаты не подают никаких надежд на успех, будучи преисполнены враждебности или религиозного пыла. Перед лицом угрозы нападения воинов джихада стратигу советуют сдружиться с эмирами пограничных крепостей, посылая им «корзины с подарками» («О стычках» [“De Velitatione”], 7, р. 162). Никакого исключения не следовало делать и в отношении религиозных фанатиков: к десятому веку византийцы прочно убедились в том, что религиозных фанатиков тоже можно подкупить, причём зачастую это даже легче: ведь они изобретательны в придумывании религиозных оправданий за принятие взяток («окончательная победа ислама всё равно неизбежна…»).
VII.
Если дипломатии и подкупа недостаточно и предстоит сражаться, делать это нужно, применяя «реляционные» методы и тактику, то есть обходя самые сильные стороны врага и используя его слабости.
Чтобы избежать потери основных боевых сил, необходимо терпеливо подтачивать моральную и материальную силу врага. Это может потребовать немало времени. Но спешить некуда: если покончено с одним врагом, другой наверняка займёт его место, ибо всё постоянно меняется, когда возникают и гибнут правители и нации. Одна лишь империя вечна.
Примечание
Вышеизложенное не предполагает никакой исторической эволюции. Заявив с самого начала, что конструкт, названный здесь «византийской стратегией», был изобретён в пятом веке в ответ на особые обстоятельства того времени, я не могу утверждать, что в совершенно иных обстоятельствах последующих веков византийская стратегия осталась неизменной. В конце концов, византийцы обучались на опыте, точно так же, как любой из нас: они допускали одну и ту же ошибку дважды, трижды или четырежды, но после этого они едва ли повторили бы эту ошибку – или, во всяком случае, допустили бы её иначе. Выдвигаемое здесь утверждение значительно скромнее: налицо была преемственность, достаточная для того, чтобы определить некий «оперативный кодекс»; и, сливая таким образом в некое целое восемь веков, я чувствую поддержку моих выдающихся предшественников[753].
ПослесловиеБыла ли возможна стратегия в византийские времена?
Моя предыдущая книга, привлекшая к себе чрезмерное внимание, стала предметом как похвал, так и критики – за то, что я приписывал большую стратегию римлянам первых веков существования империи[754]. Указывая на отсутствие военных или гражданских органов планирования, а также таких элементарных средств первой необходимости, как карты, некоторые ставили под сомнение само представление о том, что римляне вообще умели мыслить стратегически и даже строго определять свои границы[755]. Но по крайней мере отсутствие точных карт не было сильной помехой: в ходу были техники широкомасштабной съёмки местности, а путеводители могли быть вполне точными – существовали даже устройства для измерения расстояний [756].
Что же касается гораздо более широкого вопроса о возможности существования стратегии в римскую и византийскую эпохи, то здесь всё зависит от того, как этот вопрос сформулировать. Совершенно ясно, что скептики понимают под стратегией, в сущности, вполне современную и притом бюрократическую деятельность, результат самых настоящих расчётов и систематических решений, предназначенных для столь же систематического применения. Их настойчивый упор на важности географических познаний предполагает также смешение стратегии с утратившей всякое доверие лженаукой «геополитикой» Хаусхофера[757]. Но я считаю, что стратегия не имеет дела с перемещением армий на карте, как в настольных играх: скорее она охватывает всю борьбу враждующих сил, в которой вовсе не обязательно должно присутствовать пространственное измерение, как происходит и в вечном состязании между оружием и контрмерами. Действительно, пространственное измерение стратегии в наши дни вполне второстепенно, причем в некотором смысле оно всегда было таковым.
Именно борьба враждующих сил порождает парадоксальную логику стратегии, диаметрально противоположную линейной логике здравого смысла, применяемой в повседневной жизни. В стратегии противоречия пронизывают собою всё: плохие дороги хороши, поскольку, совершив переход по ним, можно застичь врага врасплох; победа оборачивается поражением вследствие чрезмерной экспансии – и многое другое в том же духе. Поэтому стратегия не прозрачна и никогда таковой не была, но она всегда определяет итоги, причём не важно, знают ли люди о её существовании или не знают[758]. И напротив, те, кто не практикует стратегию, по всей видимости, принимают официальную версию, в которой стратегия предстаёт как форма систематического группового мышления, руководствующегося рациональными решениями, итоги которых затем перечисляются по пунктам в официальных документах. И точно, решения, направляемые логикой, формируемые культурой и мотивируемые побуждениями силы, таким образом рационализируются – но только-то и всего.
Не является стратегической практикой и простое применение техник, которые каждый может использовать повсюду: она всегда выступает выражением всей культуры в целом. Соответственно этому в данной книге я попытался вызвать к жизни стратегическую культуру Византии, которая, как мне кажется, применима даже сегодня – а может быть, особенно как раз сегодня.
Приложения
Список карт
Карта № 1. Раздел империи после смерти Феодосия I в 395 г.
Карта № 2. Великая Евразийская степь
Карта № 3. Оборонительные сооружения Константинополя
Карта № 4. Империя в эпоху прихода к власти и смерти Юстиниана, 527–565 гг.
Карта № 5. Империя в 1025 г., к моменту смерти Василия II
Карта № 6. Мусульманские нападения в 662–740 гг.