Ведущий пятерки пикировщиков перевернулся через крыло и с воем устремился вниз, почти отвесно падая на окопы бойцов майора Егорова. Еще метров двести… Пора!
Двенадцать и семь десятых миллиметра — очень неприятный калибр для любого самолета, тем более для уже прилично устаревшего к началу войны пикирующего бомбардировщика Ju-87. Из трех выпущенных мной пуль одна попала в мотор, не повредив, впрочем, ничего критичного, а вторая в кабину. Вычислитель почти сразу окрасил метку вражеской машины в серый цвет — пилот был убит или тяжело ранен.
Я не стал наблюдать за дальнейшей судьбой подбитого самолета и навел пулемет на следующего противника. Очередь! Мимо! Заметив, что с ведущим что-то не так, пилот второго пикировщика дернул самолет в сторону, и пули ушли в пустоту. Очередь! Везению немца можно было только позавидовать. Два попадания, и ни одного опасного! Тем не менее, от атаки пилот «штуки» отказался, прервав пикирование раньше времени и сбросив бомбы куда придется. Полученные повреждения вполне оправдывали его выход из боя, чем немецкий летчик и воспользовался, заложив вираж и со снижением и устремившись на север. Летел он как-то неуверенно. Видимо, что-то в системе управления все же вышло из строя.
Пока я возился с везучим немцем, третий пикировщик успел сбросить бомбы и начать выход из пике. Краем сознания я отмечал, что Лена тоже ведет огонь, но попаданий в самолеты противника вычислитель пока не фиксировал.
Стрелять вслед третьему немцу я не стал — он был временно не опасен, а вот четвертый «юнкерс» получил свое. Видимо, Великий Вселенский Генератор Случайных Чисел решил отыграться на нем за везение товарища. Крупнокалиберные пули разбили двигатель. Самолет вспыхнул и взорвался в воздухе, не успев упасть на землю.
Видя судьбу товарищей, пилот замыкающего Ju-87 решил не испытывать свою удачу. Он успел перевернуться через крыло и начать пикирование, но почти сразу прервал атаку и сбросил бомбы, стремясь облегчить самолет.
Маркеры системы наведения почти сошлись на немецком бомбардировщике, когда его метка неожиданно мигнула, окрасилась желтым и почти мгновенно стала пепельно-серой. Двигатель пикировщика остановился. Из-под капота ударило пламя, охватывая огненным коконом кабину, и горящий самолет с каким-то жалобно-возмущенным ревом устремился к земле, где уже горели чадными кострами искореженные обломки двух его собратьев с черными крестами на крыльях и фюзеляже. Новая вспышка и гулкий удар взрыва добавили к этой композиции еще один колоритный фрагмент. Сержант госбезопасности Серова сбила свой первый вражеский самолет.
Красноармейцы сто тридцать третьей дивизии, выскочили из окопов и, как дети, прыгали и кричали «Ура!». Вместо чреватой большими потерями бомбежки они получили незабываемое зрелище избиения ненавистных немецких «лаптежников», чьи атаки наводили ужас и заставляли вжиматься в землю, не зная, станет ли следующая секунда последней в твоей жизни.
Командиры пытались вернуть бойцов на позиции, но получалось это плохо — всем хотелось насладиться видом горящих обломков трех «юнкерсов». Однако радостные крики мгновенно стихли сами собой, когда до нашего слуха донесся пока далекий, но очень знакомый звук. Из-за невысоких холмов на нас тяжелой волной накатывал непрерывный гул, в который сливался рев многих десятков танковых моторов.
Сколько я ни гонял на вычислителе тактическую программу, вывод все время получался один и тот же. Гранатометные роты эффективны только в условиях общевойскового боя. Если не считать диверсионных операций типа «ударил-отскочил», в полномасштабном сражении гранатометчики не могут действовать самостоятельно.
Танк способен поражать цели с двух километров. Кроме того, столкнувшись с сильным сопротивлением, танкисты могут вызвать авиацию или навести на позиции обороняющихся артиллерию. При этом танкам совсем не требуется приближаться к вражеским окопам на триста, и уж тем более, на двести метров и подставляться под удары реактивных гранат.
Весь мой план, поддержанный Судоплатовым и с весьма ощутимым скрипом одобренный генералом Захаровым, строился на том, что немецкие танки нужно вынудить пойти на решительный штурм позиций полков, перекрывающих выходы из лесных «коридоров». Для этого требовалось наглядно продемонстрировать немцам, что попытки разбить нашу оборону артиллерией и авиацией приведут к большой потере времени, а идея расстрелять нас издалека из танковых орудий будет чревата серьезными потерями для них самих. Именно последнее я и собирался прямо сейчас продемонстрировать танкистам вермахта.
На участке Судоплатова пока было тихо, хотя тишины этой оставалось еще максимум минут на тридцать, но это позволяло мне задействовать в своих интересах артиллерийские полки Захарова.
— «Кувалда-1», «Кувалда-2», здесь «Лось». Меня атакуют до семидесяти танков противника. Примите координаты для удара.
— «Лось», здесь «Кувалда-1». Передавайте, мы на позиции.
— «Лось», это «Кувалда-2». Попали под удар «лаптежников». Два орудия МЛ-20 выведены из строя. Есть потери среди личного состава. В данный момент к стрельбе готовы только три расчета.
— Квадрат двенадцать двадцать четыре. Готовность одна минута.
Зажатые между двумя лесными массивами, немецкие танки двигались в четыре ряда с интервалами между машинами около пятидесяти метров. Попасть из гаубицы с закрытой позиции в движущийся танк — большое везение, и никакие мои возможности тут бы не помогли. Зато я точно знал, когда строй вражеских боевых машин окажется в нужном мне квадрате. Минута истекла…
— Огонь!
Среди грозно и неотвратимо ползущих вперед немецких танков начали вставать мощные фонтаны огня, смешанного с грунтом и грязным снегом, мгновенно превращавшимся в пар. Нанести противнику серьезные потери я не рассчитывал. Моей целью было совершенно другое — наглядно показать врагу, что останавливаться опасно, и нужно идти вперед, иначе можно попасть под очень неприятную раздачу. Плотность артогня была невысокой, но немцев должно было очень сильно нервировать то, что тяжелые снаряды ложатся в непосредственной близости от их машин.
Я связался со штабом генерала Захарова и доложил о приближении немцев.
— Нас атакует танковый полк противника при поддержке мотопехоты. Еще сотня танков продвигается к западу от шоссе. Нужна поддержка авиации, иначе не справимся.
— «Лось», тебя понял, — подтвердил генерал, — я запрошу «Город», но рассчитывайте только на себя — в небе полно «мессеров».
На гребне холма появились первые угловатые силуэты немецких танков. Пока они не стреляли — было еще далеко, но расстояние неуклонно сокращалось. Очередной снаряд пушки-гаубицы МЛ-20, наконец-то нашел свою цель. Попадание выглядело впечатляюще. Осколочно-фугасный снаряд угодил в лобовую броню Т-IV. Мощный взрыв оторвал танку башню и вызвал детонацию боезапаса. На месте грозной боевой машины вспухло облако взрыва, разбросавшего обломки и крупные металлические фрагменты на десятки метров вокруг.
Нервы немецких танкистов не выдержали, и, несмотря на все еще большую дистанцию до наших окопов, строй вражеских танков окутался облачками дыма, и в сторону позиций майора Егорова полетели десятки осколочных снарядов.
— «Кувалды», здесь «Лось». Спасибо за поддержку. Срочно меняйте позиции. Минут через двадцать потребуется удар по целям на другой стороне шоссе.
Между наступающими цепями танков противник держал интервал около семидесяти метров. Таким образом, танки второго ряда могли поддерживать пулеметным огнем идущие впереди машины, если они подвергнутся атаке нашей пехоты. Эта тактика хорошо действовала против пехотинцев, вооруженных гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Противотанковых ружей в Красной армии по непонятным причинам практически не было. Вернее, только в конце октября началось массовое производство ПТР конструкции Дегтярева, и до войск это оружие добраться еще просто не успело. Иногда в воюющих частях встречались трофейные польские образцы, но они являлись большой редкостью и испытывали постоянную нехватку боеприпасов. У бойцов майора Егорова противотанковых ружей не имелось вообще, так что немцы чувствовали себя вполне уверенно.
Ситуация осложнялась еще одним неприятным обстоятельством. Танки по лесу, конечно, двигаться не могли, но немецкие командиры, естественно, понимали, что оставлять фланги без прикрытия нельзя — мало ли что потом оттуда полезет. Например, хитрые русские могут затащить в лес и замаскировать противотанковые пушки, а то и пару тяжелых танков КВ, которые потом начнут бить их машины в борта. Бывали уже прецеденты.
Не желая получить неприятный сюрприз, немцы отправили в лес спешенную мотопехоту, и теперь она продвигалась параллельно танкам, несколько отставая от них и не выходя на открытое пространство. Шли немцы не слишком быстро, но моим планам они могли помешать, раньше времени обнаружив фланговые позиции гранатометчиков, частично расположенные на опушке леса.
Противника требовалось задержать. Для этой цели отлично подошло бы заблаговременно установленное минное поле, но если с противотанковыми минами в группе Захарова дела обстояли неплохо, то противопехотных почти не было. В итоге пришлось ограничиться парой десятков самодельных «растяжек» с гранатами Ф-1 в качестве мин. Кроме того, я выторговал у майора Егорова два взвода стрелков, которые и окопались в лесу по обе стороны «коридора», прикрыв наши импровизированные минные заграждения огнем. В поддержку им на небольших лесных полянах майор расставил две минометные батареи, которые должны были открыть огонь при подходе противника к этим заслонам. Мины, взрывающиеся в ветвях деревьев — очень неприятная штука для движущейся по лесу пехоты. От их осколков невозможно укрыться, даже упав на землю.
В грохот боя вплелись новые звуки — по врагу открыли огонь противотанковые пушки.
— Рано…! — ругнулся я про себя на родном языке.
Восемь стволов против почти семидесяти — заведомо гиблый вариант. Помочь артиллеристам я ничем не мог. До первой танковой цепи оставалось еще пятьсот метров, а по плану мы должны были открыть огонь из гранатометов, когда в зоне досягаемости окажется, минимум, половина вражеских машин, то есть два первых ряда.