«Подвальные люди» приняли санитара и раненого, а бои на земле, наверху, развернулись нешуточные. И не было никакой возможности санитару вырваться отсюда к своим. Западня, ловушка.
Через несколько дней одна из обитательниц подвала, рискнувшая выйти на землю, принесла страшную весть: немцы в соседнем подъезде, на первом этаже. А ну как фашисты спустятся в подвал? Обязательно спустятся. А здесь два солдата. Что делать? Спрятать нужно раненого и лечить его, лечить.
Над подвалом ухала война. Над подвалом светило солнце, и небо было над подвалом, хоть и обезображенное войной, но все же небо. Родное небо, родное солнце, родной воздух. А здесь лишь темнота, и неизвестность, и немцы, и… вера, вера в жизнь, в победу.
Командиру батальона Жукову доложили, что в дом на Пензенской, 61, вошли немцы. И тут только комбат понял, что совершил ошибку, вовремя не заняв «ничейный» дом. Он послал на разведку сержанта Павлова с тремя бойцами. К операции готовились тщательно. Немцы освоились в непривычной для себя «городской войне», зорко отслеживая движения противника. Нужно действовать наверняка.
Степное солнце опустилось за горизонт. И тут же степная ночь, трескучая, пахучая, ветреная – на воле и напряженная, пыльная, повизгивающая пулями, тяжело охающая взрывами – здесь, в искореженных застенках города, степная ночь взвилась звездами, и загрохотала артиллерийская канонада, и под ее неистовый шум группа Павлова отправилась на задание.
Разведчики рывками, от воронки к воронке, от одного разрушенного дома к другому, преодолели сложный «сталинградский марафон» (по прямой не больше километра!), добрались до цели, вошли в первый подъезд, осмотрели пару квартир. Никого. Зато все вверх дном.
Павлов подошел к двери подвала, слегка приоткрытой, и заглянул в щель. Странную картину увидел он: в центре большого подвального помещения за столом сидели смиренные люди (смиренные, но не смирившиеся!), они будто бы слушали что-то важное. Но Яков Павлов слышал только голоса детей. Дверь вяло скрипнула, люди всполошились, но разведчик быстро успокоил их:
– Здравствуйте, граждане!
Свой! Старый знакомый. Яша-автоматчик. Эх, поговорить бы по душам, как это принято у старых знакомых, да не до этого сейчас.
– Есть ли в доме немцы?
– Есть. В других подъездах. Много немцев.
Павлов командует своим:
– Вперед!
И вдруг слышит голоса вразнобой:
– Больше не уйдешь, Яша?
И так много было надежды в этих словах уставших от подвальной жизни людей, что сержант Павлов остановился и сказал:
– Фашистов турнем отсюда, вернемся, чайку попьем, поговорим.
И разведчики ушли во второй подъезд. Немцев они обнаружили в первой же квартире по чужой, ненавистной речи. Ну, уж тут не зевай, солдат, – дверь толчком нараспашку, две гранаты внутрь, мигом за стену, взрыв, скрежет мебели, стекла, пыль столбом, и вперед, в квартиру! И топот отчаянный, удаляющийся от дома. Павлов с людьми метнулся к окну, несколько коротких очередей: немцы падают.
Через час Павлов, обследовав дом, послал санитара Калинина с донесением капитану Жукову: «Дом занял». Немцы разозлились и открыли бешеный огонь. Дойдет ли Калинин?
Но думать и пить чай, и вести добрые беседы с подвальными людьми некогда. Фашисты, обозленные, пошли при свете удивленной луны в атаку. Четверо советских разведчиков отбили атаку. Немцев это разозлило еще больше. Атаки следовали одна за другой.
Вернулся ни с чем Калинин, не прошел. Уже светало. Немцам захотелось передохнуть.
Следующей ночью, 28 сентября, санитар Калинин прорвался-таки к своим, прибыл в штаб полка и выдохнул:
– Я из дома Павлова!
Командир полка, склонившийся над картой, переспросил:
– Это еще что за дом?
Санитар подробно рассказал полковнику Елину об истории дома 61 на Пензенской улице, и командир полка одобрительно покачал головой:
– Занял – пусть там и живет, и воюет.
И с этого момента на картах командиров появился «Дом Павлова».
О том, как сражались и жили здесь люди, можно говорить долго и в восторженных тонах. Недаром на карте плененного командующего немецкой 6-й армией фельдмаршала Паулюса этот дом обозначался как крепость! А уж если бы немцы узнали, что им противостоит в доме-крепости не батальон, как им почему-то казалось, а небольшая группа бойцов, они бы от злости на стенку полезли бы!
И все-таки в одном немцы были правы: «Дом Павлова» действительно являлся крепостью, герметически осажденной. Причем мини-крепостью, да еще с «мирным населением», среди которого было пять мальчишек-сорванцов, несколько стариков, остальные – женщины очень разного возраста. Выжили они и победили в той схватке, продолжавшейся несколько месяцев, благодаря и вере в победу, и воинской выучке, и самопожертвованию, и народной смекалке, проявляемой и в быту, и в бою.
Немцы бомбили дом из пушек и минометов, дом крошился, рушился, но «гарнизон крепости» не сдавался. Враг посылал на «Дом Павлова» самолеты по ночам, наводчики пускали над ним сигнальные ракеты. Защитники смастерили точно такие же ракеты и во время налетов запускали их в сторону зданий, занятых фашистами! Несколько раз немцы бомбили немцев и, наконец, отказались от этой затеи. Подобных эпизодов было много. О них можно прочесть в книге Л. И. Савельева (Соловейчика) «Дом Павлова».
Наконец-то дела защитников Сталинграда улучшились, и появилась возможность переправить «подвальных людей» за Волгу. Казалось бы, радоваться надо! Некоторые обитатели жили здесь два месяца, кто-то чуть меньше. Подземная жизнь всех утомила физически и морально. Хотелось неба, солнца, воздуха, хотелось человеческой жизни. Все в подвале понимали, что так лучше, так надо, так правильно, но как расставаться-то не хотелось! Как сжились, сроднились они! Люди прощались, одни оставались в «Доме Павлова», другие отправлялись за Волгу, в новую жизнь.
Последней покидала дом Зинаида Ивановна Макарова. Солдаты дали ей сапоги с убитого солдата, одежду ей, ее малым детям. Семья Зинаиды Ивановны была самой большой из «подвальных людей», и ее снабжали особенно. Бойцы собрали для нее 930 рублей. Яша принес 10 пачек чая и тоже деньги и сказал на прощание: «Помните о нас; может быть, еще увидимся».
26 октября 1942 года люди вышли из подвала «Дома Павлова». До конца войны – более двух с половиной лет.
Ночью саперы убрали колючую проволоку, которая накануне сильно помешала наступающим. В «Доме Павлова» оставили группу хорошо вооруженных солдат, на всякий случай: вдруг атака сорвется и немцы в стремительной контратаке ворвутся в дом. Очень грамотное решение! В мировой истории осад разных крепостей было много подобных случаев. Осажденные обычно устраивали вылазки с различными целями. Бывало, что противник отбивал налеты, контратаковал неприятеля, вынуждал его бежать в крепость и прорывался к воротам.
Атака началась на рассвете. Пулеметчики преодолели несколько десятков метров, укрылись в руинах небольшого домика. Противник оказался начеку, обрушив на атакующих ураганной силы огонь. Особенно усердствовал немецкий пулемет где-то в «молочном доме».
Надпись на стене «Дома Павлова»
Воронов вместе с рядовым Мосияшвили выползли из укрытия, добрались до разбитой автомашины, спрятались за ней. Немецкий пулеметчик сеял пули широким веером откуда-то со второго этажа. Воронов осторожно высматривал пулеметное гнездо.
– Четвертое от нас? – определил Мосияшвили и уже уверенно добавил: – Точно. Там он.
Он сделал неловкое движение, забывшись, и тут же вскрикнул, схватился за плечо. Воронов приказал ему ползти назад. Мосияшвили прополз метра три и замер, получив еще три пули. Перевязав его, Воронов поднял бойцов в атаку, подбежал к дому. Немцы стали кидать на них сверху гранаты. Одна убила пулеметчика – другая пехотинца. Воронов смело бросился в «молочный дом». Немцы не удержались.
Командир полкапохвалил бойцов и сказал комбату: «Если удержишь дом, награжу по-царски». Награда, конечно, дело хорошее. Но можно ли удержать «молочный дом» такими силами и средствами – вот вопрос, который никогда не ставили перед командирами сталинградцы. Потому что они прекрасно знали ответ, и не верили ответу, и противились ему в любой точке битвы на Волге, и опровергали выверенные логикой военного дела ответы: «Нельзя!»
«Можно!» И не награды прельщали солдат, а желание поскорее покончить с захватчиками и заняться мирным трудом.
«Молочный дом» не имел подвала. Кирпичную, насквозь дырявую коробку заботливо «вычистили» от перегородок снаряды и мины, укрыться негде. Немцы соорудили за домом дзоты и окопы. Отсюда они спокойно расстреливали дом, здесь они готовили контратаку.
Командир третьей роты Наумов определил расположения пулеметных гнезд, расставил людей. Бронебойщики и автоматчики тоже «получили» свои места.
Немцы выбежали из окопов, но мощный дружный огонь из «молочного дома» вынудил их убраться восвояси, оставив много убитых. Подгоняемые офицерскими окриками «Шнель! Шнель!», фашисты вновь пошли на штурм. Они приблизились к коробке дома на расстояние броска гранаты, заработали немецкие минометчики – в «молочном доме» стало совсем худо.
Один смельчак поймал гранату на лету и вернул ее хозяину, немцу, – взрыв, стоны раненых. Другой советский солдат подхватил вражескую гранату с земли – в окно ее: взрыв, стоны раненых. И в этот раз немцы отступили.
Защитники «молочного дома» стали сооружать укрепление из битого кирпича, но заработали минометы врага – и пользы от наспех сработанного вала никакой. Осколки мины впились Воронову в ногу, руку и в живот. Он занялся перевязкой, но рядом рявкнула мина, и в раненую руку попал еще один осколок. Через несколько минут в нее же влетела разрывная пуля. Немцы бросились в очередную атаку. Воронов командовал пулеметным расчетом и бросал здоровой рукой гранаты в окопные проемы, вырывая кольца зубами.