А партизаны день в селе, другой, третий. Будто специально остались они на несколько дней, чтобы дать возможность Михаилу Семенистому, настоящему мужчине, принять верное решение. За делами хозяйственными дни-то быстро летели, думать некогда. А уж как сумерки сгущались, как дела все откладывались назавтра, так и объявлялись они, думы партизанские, мешая спать спокойно.
Мать тоже тревожилась. Одно ее успокаивало: «Куда ему воевать-то! Кто его возьмет в партизанский отряд. Ребенок совсем». Утром рано проснулся Миша, вышел из хаты и быстрее, быстрее побежал догонять партизан: они часом раньше снялись и двинулись куда-то на солнце. Мол, ждали тебя, ждали, Михаил, а теперь пора нам немцев бить, то есть самым настоящим мужским делом заниматься.
«И я с вами буду немцев бить!» – думал Миша Семенистый, и, видимо, так его эта мысль околдовала, что не услышал он мягких, колобком по пыли материнских шагов. Догнала сына мать за околицей, заголосила в рев:
– На кого ж ты нас покидаешь?!
– Надо немцев бить. Не могу их рожи терпеть, – упрямо твердил сын, – не сбивайте меня с пути, мама. Все равно уйду.
И пошел твердым шагом, мужским. Отревела мать, да взорвалась бабьим злым голосом, с отчаянья взорвалась:
– Куда идешь, непутевый! Я тебя одевала-кормила, я сапоги тебе дорогие справила, а ты вон чего задумал! Взрослым стал, сам-с-усам. А ну стой! Сейчас возьму хворостину да отстегаю. Стой, говорю.
И сын остановился, и матери легче стало. Обманулась мать, не заметила в движении сына непокорность. А он сел на землю, уверенными движениями стянул сапоги, поставил их аккуратно в пыльную траву, сказал сурово:
– Они мне не нужны. Прощайте, мама! – и пошел по дороге, стараясь не слышать за спиной слова матери:
– Возьми сапоги, мне не жалко, глупенький! Я же…
Он быстро шел, не оборачиваясь. Он знал: обернешься – вернешься, подбежишь к мамке, расплачешься. Нельзя плакать. Нельзя, Михаил. Нельзя слушать стон за спиной. Нельзя слушать тишину за спиной. Иди, иди быстрее вперед.
Миша Семенистый догнал партизанский отряд. Стали его расспрашивать: кто ты, что ты, да где сапоги потерял.
– Михаил Кузьмич я, Семенистый, – первым делом сказал он, держа форс, да так его в отряде и стали все величать: Михаил Кузьмич.
Связным он был, в разведку ходил, коня любил, и конь любил лихого хозяина. Через несколько месяцев Михаил Кузьмич стал уважаемым в отряде разведчиком. Но однажды Ковпак крепко отчитал его.
В ночь на 1 января 1943 года партизаны подошли к селу Ольшаны, что на дороге Туров – Давид-Городок. Ковпак хотел внезапно напасть на Давид-Городок, где, по сведениям разведки, можно было разжиться табаком, солью, другими продуктами. Колонна приближалась к Ольшанам.
Михаил Кузьмич, по обычаю, летал на коне вдоль колонны туда и обратно, передавая сообщения и приказы командиров. Затем он пришпорил коня, ворвался в село, узнал от местных об обстановке, в том числе о том, есть ли здесь больные тифом, прискакал к зданию сельской управы. Там – никого.
Партизан гордо топал по недавно мытым доскам пола, увидел большой телефон на столе сбежавшего куда-то старосты, покрутил ручку, снял трубку, услышал вежливый голос телефонистки:
– Давид-Городок.
Михаил Кузьмич впервые в жизни разговаривал по телефону, и сразу – с барышней. Он сказал почти взрослым голосом:
– Дай-ка, дивчина, мне гестапо!
Телефонистка выполнила приказ, Семенистый услышал немецкую речь, буркнул что-то грозное, и через мгновение с ним разговаривал гестаповский переводчик, который первым делом попытался узнать, с кем он говорит.
Юный партизан, уклоняясь от ответа, сказал:
– Сегодня новогодняя ночь, большой праздник. Я со своими друзьями скоро буду у вас. Выпьем за новый. Готовь закуску.
Переводчик опять за свое: с кем имею честь говорить? В это время в сельскую управу вошел Вершигора. Он услышал последнюю фразу Михаила Кузьмича:
– Сам Ковпак с тобой говорит. Знай наших!
Петр Петрович улыбнулся, осмотрел сельскую управу, а чуть позже, когда Ковпак решал, идти ли на Давид-Городок или нет, он сказал «деду» о выходке четырнадцатилетнего разведчика. Сидор Артемьевич вызвал Семенистого и такую взбучку устроил, что даже взрослые люди стояли, поеживаясь. Досталось Михаилу Кузьмичу, своей неосторожной выходкой предупредившему врага об опасности. От налета на Давид-Городок пришлось отказаться. Семенистый несколько дней ходил сам не свой. Крепко он «деда» подвел.
Но партизанская жизнь стремительна: переход – бой – переход – небольшой отдых, если есть возможность – рейд – налет – рейд… Парень лихой, смелый, напористый, хитрый, Михаил Кузьмич совершил много полезных дел и подвигов, а Ковпак человеком был незлопамятным. Добро людское он помнил, оплошности быстро забывал. И эту оплошность паренька он забыл.
…А погиб Михаил Кузьмич в Карпатском рейде, труднейшем походе партизанского соединения Ковпака, начавшемся 12 июня 1943 года и закончившемся осенью. Партизаны произвели в глубоком тылу врага жуткий переполох. Они взрывали военные объекты, нападали на гарнизоны, распылялись, собирались вместе, громили немцев, и те стали подтягивать сюда крупные силы. Начались беспрерывные, изнуряющие бои. Много славных партизан погибло, в том числе и легендарный комиссар Семен Васильевич Руднев, а затем и сын его, совсем юный Радик, которого по-родственному, по-дедовски любил Ковпак…
Нацисты бросали в бои все новые силы. Ковпак принял решение бросить обозы, разделил отряд на самостоятельные группы.
Небольшой отряд конников оторвался от погони. Кони устали от горных дорог. Люди устали еще больше. Командир даже команду не успел дать, когда они оказались в укромном лесном местечке, как все его люди уснули. Уснул, не выдюжил и часовой. Под утро к ним незаметно подползли егеря-пограничники. Они увидели обессиленных спящих партизан и стали их колоть кинжалами. Михаил Кузьмич, пятнадцатилетний паренек, проснулся и, осторожно лавируя между пнями, добрался до своего коня, вскочил на него, громко крикнул и поскакал во весь опор. Но егеря-пограничники открыли по нему огонь из ручных пулеметов, и разведчик Семенистый был убит вместе с лошадью.
На нем были добротные сапоги, куда лучше, чем те, которые купила не так давно мать. Она долго ждала сына старшего и хранила для него сапоги. Но после войны, в голодный год, выменяла их на продукты. Детей она вытянула, вырастила. Но до конца дней вспоминала последний разговор с сыном в то раннее утро и никак понять не могла: почему они не поняли друг друга?
Семен Васильевич Руднев родился в 1900 году в семье бедного крестьянина села Мосейцы Путивльского района Курской губернии. В семье было четырнадцать человек. Все работали: маленькие – по дому, постарше и взрослые – на землях помещика. Своей земли отец не имел. Сначала старший брат, а за ним и Семен отправились в город на заработки. Будущий легендарный комиссар крупнейшего партизанского соединения трудился посыльным, затем учеником слесаря на заводе в Петербурге. Здесь же работал мастером двоюродный брат его, Тверитинов, большевик-подпольщик. Он стал давать Семену разные партийные поручения. В 1916 году Семена Руднева арестовали за распространение листовок, и он оказался в Выборгской тюрьме.
А рассказываем мы довоенные вехи биографии Семена Васильевича, потому что… «из песни слова не выкинешь», из жизни Советского Союза таких людей не выкинешь. Они – были. Их было много. Не от хорошей жизни они пошли к большевикам, а затем – в революцию, став мощной опорой лидеров РСДРП(б), а позже – ВКП(б) и тех идей, которые четко и доходчиво сформулировал В. И. Ленин.
Семен Васильевич Руднев и Сидор Артемьевич Ковпак
С. В. Руднева с полным правом можно назвать «дитем революции большевиков». Он принял ее, она приняла его, воспитала, вырастила, и они не подводили друг друга.
Семен Васильевич участвовал в Февральской буржуазно-демократической революции, защищал Петроград от Корнилова, дрался под Пулковом, в Царском Селе, Гатчине, на других фронтах Гражданской войны, учился на партийных курсах, был на партийной работе в войсках. После Гражданской войны учился в Ленинграде в Военно-политической академии, после окончания которой вновь служил в войсках: на Черном море, на Дальнем Востоке. Перед войной С. В. Руднев работал в Путивле на Сумщине председателем районной организации Осоавиахима.
В самом начале войны его назначили командиром одного из двух Путивльских партизанских отрядов (вторым командовал С. А. Ковпак, председатель горсовета). Костяк отряда составляли члены партии. В Сумах бойцы Руднева прошли специальную подготовку. Она закончилась, когда Путивльский район заняли немцы. Пришлось партизанам переходить линию фронта.
Несколько недель отряды Ковпака и Руднева действовали порознь, каки другие подобные отряды. Однажды состоялась их встреча в глухом лесу. Поговорили. Пришли к единодушному мнению, что нужно объединиться. И Руднев, понимая щекотливость ситуации (он – профессиональный военный, хотя Ковпак старше по возрасту и по положению), как-то очень просто сказал:
– Ты командуй, а я буду комиссаром.
На том и порешили.
Казалось, все очень просто: два мудрых человека нашли верное решение, полезное каждому и, главное, Родине. Но вот в чем беда: многие командиры партизанских отрядов ни в какую не хотели ни с кем объединяться. Мы сами по себе. Вы сами по себе. Так они и воевали. И хорошо воевали! Советское правительство высоко оценило их вклад в Победу. Корить их нельзя. И все-таки сказать нужно прямо: соединение Ковпака после слияния с отрядом Руднева добилось гораздо больших успехов, нежели небольшие отряды.
А уж как любили Руднева в отряде! Как любили партизаны всю его семью: жену комиссара Домникию Даниловну, юного Радика и совсем маленького их сына Юру!
Уже зимой 1941–1942 годов немецкая контрразведка и тайная государственная полиция повели серьезную работу против партизан. Еще в конце 1941 года захватчики стали злобствовать на оккупированной территории, где появлялись партизанские отряды, подпольные группы, чему сопутствовали успехи Красной армии в битве под Москвой. Узнав о замечательных победах родной армии, люди уходили в партизаны, вели подпольную работу. И немцы свирепели.