С помощью предателей они узнавали о том, где живут родные партизан, арестовывали их независимо от пола, возраста, состояния здоровья, пытали, надеясь узнать, где находятся партизаны, предлагали сотрудничество, опять пытали, а затем либо расстреливали, либо вешали, либо отправляли в концентрационные лагеря смерти. Партизаны знали об этом, тосковали, копили на фашистов злость, но не сдавались. Ковпак и Руднев делали все возможное, чтобы обезопасить семьи и родственников партизан. Но слишком мало возможностей было у них. И тогда дед и комиссар приняли ответственное решение: вывозить в лес, на Спадщину, семьи партизан. Конечно же, это заметно ослабляло мобильность, а значит, и боеготовность отряда в целом. Но иного пути не было. Далеко не всем партизанам, начинавшим борьбу осенью 1941 года и знавшим, на что они идут, удалось эвакуировать на Восток семьи.
Не успел это сделать и комиссар Руднев. Его жена Доминикия (Домникия) Даниловна и младший сын Юрка остались дома. Семен Васильевич и Радик постоянно думали о них. В одном бою комиссар получил серьезное ранение в горло, и в тот же день Ковпак узнал, что гестаповцы через предателей узнали о жене и младшем сыне Руднева и должны были ночью нагрянуть в их дом.
Семнадцатилетний Радик вместе с двумя друзьями-разведчиками на санях поехал в Путивль. Отец ничего не знал об этом, он был совсем плох. Ковпак знал об этом, и ему было, пожалуй, труднее всех. Он воевал еще на Гражданской, в дивизии легендарного Василия Ивановича Чапаева. Он повидал всякое. Он по-дедовски полюбил Радика, по-братски – мудрого и чуткого, знающего военное дело Руднева. Он, Ковпак, знал, какое значение для будущей борьбы с врагом имеет для него Руднев. Он также знал, что выходить его может только жена, что комиссар, человек очень семейный, красивый душой и телом, работать «на полную катушку» сможет только в том случае, если дома у него все в порядке. Нет-нет, Семен Васильевич был «человеком государственным». Это знали все. Об этом говорит вся его довоенная жизнь. Но ведь и комиссары – люди не железные. И они могут так любить, так радоваться семейной своей жизни, как лебеди. По-лебединому повезло на семью Рудневу. Он, конечно же, делал бы в отряде все для успешной борьбы с врагом. Но нужно было делать больше, чем все. Гораздо больше. А для этого таким счастливым на семью, на любовь, на детей людям нужно знать, что семья его в безопасности. Так уж устроены люди очень семейные, пусть и очень государственные. Может быть, они потому-то и государственные, что очень семейные.
Отпустил Ковпак юного разведчика Радика на важное задание, грустно на душе, грусть нельзя показывать, людей нельзя тревожить. А люди-то собрались у него в отряде хоть и лихие, отчаянные, смелые, но не железные. Все они понимают. Ждут. Лишь тяжело раненный в горло Руднев ни о чем не знает, бредит во сне, сам, своими силами пытается хворь одолеть.
А в это время Радик с двумя друзьями ворвался в Путивль, подъехал к дому, там будто ждали его – быстро в сани сели Юрка и Доминикия Даниловна, и погнал коней Радик. Вылетели кони в чисто поле, проскочив мимо пикетов врага, а уж быстрая зимняя ночь подоспела, красивая и страшная. В небе звезды носятся наперегонки, к ним летят ракеты и нити трассирующих пуль из окрестных деревень, не долетают до звезд, гаснут устало, а им на смену другие спешат ракеты. И спелым звоном шумит зимняя дорога, и фырчат серебристые кони, и мягко тукают по мятому снегу копыта, и все спокойнее бьется сердце Доминикии Даниловны – проскочили! И Юрка рядом, важный такой, деловой: «Мама, не бойтесь!»
Приехали они в лагерь, порадоваться не успели, жена в палатку вошла медицинскую и мужем занялась, и он, голова перебинтована, одни глаза в марлевом неровном шаре, успокоился и крепко уснул. Хороший знак, когда тяжело раненный крепко спит!
Утром проснулся комиссар, глаза сияют: рядом жена, сыновья.
Старший сын вышел из палатки, Юрка остался. Смотрит внимательно на отца, поговорить хочет, да не знает, с чего начать. Отец-то знал, он все на свете знал. Он написал карандашом на бумаге что-то и передал сыну. Тот важно прочитал и обрадовался.
«Как ты стал партизаном, расскажи?»
И затараторил Юрка, рассказывая отцу, как они вчера с Радиком немцев обхитрили и маму спасли. Настоящие герои, одно слово! Отец слушал сына, слушал, а потом задергался в смехе. Тут мама серьезной стала, иди, говорит, погуляй, папе нужно отдохнуть. Не понимала она ничего. Все врачи говорили, что смеяться полезно. Что с ней поделаешь, пришлось идти гулять.
В то время в партизанском лагере Ковпака находилось около тридцати Юркиных сверстников. И он организовал из них отряд и стал в нем командиром. Радикпомогал ему в сложном деле. Мальчишки играли в партизан, брали штурмом подорванный взрослыми танк, носились по лагерю, визжали, кричали – хорошо им жилось в лесу Спадщанском, в партизанском лесу.
Но во время боев или авиационных налетов дела у ребят шли плохо. Они с матерями забирались под повозки и ревели громче, чем моторы самолетов и взрывы снарядов. Потом, когда налет заканчивался и затихал израненный лес, они быстро забывали о своих слезах. Это не понравилось Радику. Проявив незаурядные педагогические способности, он не смеялся над мальчишками, не ругал их, а просто сказал:
– Учитель Макаренко придумал в колонии такой лозунг: «Не пищать!» Знаете об этом?
– Знаем, знаем! – хором заверещали мальчишки.
– А почему пищите? – Радик строго посмотрел на партизан брата Юрки и еще строже сказал: – Если хотите стать настоящими партизанами, научитесь не пищать. Хотите?
– Хотим! Хотим!
– То-то. Ну, мне пора на разведку.
Семнадцатилетний Радик развернулся и пошел к нетерпеливому коню, оставив мальчишек. Они, не скрывая зависти, смотрели ему вслед.
Через два дня нацисты вновь бомбили отряд. И вновь матери тащили детей под повозки. И грохот разрывов сотрясал деревья, дрожали повозки, дрожали женщины, а некоторые из них плакали, не стесняясь. Но Юркины партизаны не плакали, нервно повторяя после каждого взрыва: «Не пищать! Не пищать!»
И они не пищали. И правильно делали. Потому что и без детского рева взрослым трудно воевать, а когда у них за спинами дети визжат – совсем трудно.
А уж как любил Юркиных партизан дед Ковпак! Своим криком они мешали всем. Такой ор порой стоял – ни один немец не выдержал бы. А Ковпак выдерживал. А значит, и всем остальным нужно было мириться с воинственным Юркиным отрядом. Но однажды мальчишки и самого Ковпака растревожили. Послал он партизана к Юрке.
А с партизаном из палатки Ковпака и мать пришла. Она уже вылечила Семена Васильевича и очень удивилась, услышав от вестового:
– Командир приказал Юрке к нему прийти!
Вот те на!
– Может, Радика? – переспросила мать.
– Нет, Юрку, – сказал посыльный и удалился от излишних расспросов.
Мать с младшим сыном пошла, понурив голову, к стоявшему у палатки Ковпаку: уж не натворил ли что малец, стыд-то какой, сын комиссара отряда!
– Я вызывал Юрку, а не вас, – сказал сердито Сидор Артемьевич.
Доминикия Даниловна сконфуженно отошла к соседней сосне.
– Почему не рапортуешь, партизан? – грозно спросил Ковпак.
– Явился по вашему приказанию, – вымолвил Юрка.
– Так даже школьной учительнице не говорят. Ничего не слышу. Или мало каши ел?
Юрко громко крикнул:
– Явился по вашему приказанию!
– Теперь слышу. Что ж, командир Юрка, доложи, как дела у тебя в отряде.
Доминикия Даниловна облегченно вздохнула – ничего Юрка не натворил! – и пошла в свою палатку, да остановилась: интересно наблюдать, как Ковпак с Юркой, а потом и со всем его отрядом занимался военной тактикой! Сначала он беседу с детьми вел, потому ползал с ними по-пластунски, опять о чем-то говорил. Гордый вернулся Юрка в палатку. Его отряд кричать стал меньше, но бегали мальчишки по лесу все так же лихо…
1 декабря 1941 года отряд отправился из Спадщанского леса в свой первый рейд в Брянские леса. Всем составом. С Юркиным отрядом. С семьями. Боевой работы было очень много. Но оставлять семьи на основной базе никто не мог и не хотел.
А летом 1942 года Ковпак решил отправить семьи, детей, раненых на Большую землю. Доминикия Даниловна попыталась уговорить мужа и Сидора Артемьевича оставить ее в лесу. Но Ковпак был непреклонен. Отряд готовился к крупнейшим операциям, рейдам за Днепр, на Карпаты, в Польшу. Партизанам предстояло выполнить сложнейшие задачи. Семьи, дети мешали им.
И Юркин отряд собрался на Большую землю.
На аэродроме Семен Васильевич крепко прижал к себе Юрку, сказал, волнуясь: «Расти, партизан. И учись хорошо». И Юрка, командир отряда маленьких партизан, почему-то расплакался. Он не плакал даже в первые дни в отряде, когда все его бойцы «пищали» под повозками во время налетов. Даже с Радиком прощаясь, он и не подумал плакать. Обнял, правда, брата крепко-крепко. Но так все настоящие партизаны, прощаясь, обнимались… А сейчас мальчишеское сердце не выдержало, будто чуя беду.
Беда-беда! В самом сложном Карпатском рейде она налетела на семью Рудневых. В одном, правда, она пощадила Семена Васильевича и его сына Радика. Они погибли в неравных боях с немцами, не зная о смерти друг друга. Умирая, комиссар Руднев очень хотел, чтобы Радик вернулся домой и порадовал мать и Юрку. И старший сын его, восемнадцатилетний опытнейший разведчик, умирая, хотел, чтобы отец вернулся с войны целым и невредимым.
И Юркино сердце мальчишеское встревожилось на аэродроме не зря.
Жизнеспособность партизанского отряда во многом зависела от умения командиров и разведки распознавать в новых людях предателей или гестаповских шпионов. Здесь нужно было «держать ухо востро». В гестапо и в немецкой контрразведке работали люди опытные. Они использовали все средства и методы для борьбы с партизанами и подпольщиками, постоянно засылая к ним шпионов.
А тут такой случай приключился в отряде Ковпака в первом рейде по Сумской области. Отряд остановился в селе. Ковпак расставил на перекрестках дорог заставы, и одна из них захватила одинокого человека. Партизаны доставили пленного в штаб. Начался допрос.